- подумал я. Мне следовало это произнести. Но я решил сделать это
как-нибудь позже. Хотя откладывать смысла не было - я просто подумал, что
так, наверное, будет лучше. Что еще наступит момент, когда эти слова
прозвучат с большей силой. - Глупости, - только и повторил я.
Он снял со спинки стула шляпу, проверил, высохла ли, - и нахлобучил
обратно на спинку стула.
- Ради старой дружбы - сделай мне одолжение, - попросил он. - Еще пива
охота. А я уже никакой. До стойки, наверно, дойду, но обратно с пивом -
уже сомневаюсь...
- Какие проблемы! - улыбнулся я. Встал и отправился к стойке за пивом. У
стойки было людно; на то, чтобы взять два несчастных пива, я убил минут
пять. Когда я вернулся с кружками в обеих руках, его уже не было. Ни его
самого, ни шляпы. Ни "мазерати" на стоянке у входа. Черт меня побери,
ругнулся я про себя и покачал головой. Хотя качай тут головой, не качай -
вс" было кончено.
Он исчез.
40.
На следующий день, ближе к вечеру коричневый "мазерати" был поднят со дна
Токийского залива в районе Сибаура. Я предвидел нечто подобное и не
удивился. С момента, когда он исчез, я знал, что все этим кончится.
Как бы то ни было, еще одним трупом больше. Крыса, Кики, Мэй, Дик Норт - и
теперь Готанда. Итого пять. Остается еще один. Я покачал головой. Веселая
перспектива. Чего ждать дальше? Кто следующий? Я вспомнил о Юми"си-сан.
Нет, только не она. Это было бы слишком несправедливо. Юми"си-сан не
должна ни умирать, ни пропадать без вести. Но если не она, то кто же? Юки?
Я опять покачал головой. Девчонке всего тринадцать. Ее смерть нельзя
допускать ни при каком раскладе. Я прикинул, кто вокруг меня мог бы
умереть в ближайшее время. Ощущая себя при этом чуть ли не Богом Смерти.
Метафизическим существом, бесстрастно решающим, кому и когда покидать этот
мир.
Я сходил в полицейский участок Акасака, встретился с Гимназистом и
рассказал ему, что провел вчерашний вечер с Готандой. Мне казалось, лучше
сообщить об этом сразу. О возможном убийстве Кики я, конечно, рассказывать
не стал. Что толку? Все-таки - дело прошлое. И даже трупа не найдено. Я
рассказал, что общался с Готандой незадолго до смерти, что он выглядел
очень усталым и находился на грани невроза. Что его вконец измотали
бешеные долги, ненавистная работа и развод с любимой женой.
Гимназист очень быстро, без лишних вопросов записал все, что я рассказал.
Просто на удивление быстро - не то, что в прошлый раз. Я расписался на
последней странице, и на этом все кончилось. Он отложил протокол и,
поигрывая ручкой в пальцах, посмотрел на меня.
- А вокруг вас и в самом деле умирает много народу, - задумчиво сказал он.
- Если долго живешь такой жизнью, остаешься совсем без друзей. Все
начинают тебя ненавидеть. Когда все тебя ненавидят, глаза становятся
мутными, а кожа дряхлеет... - Он глубоко вздохнул. - В общем, это
самоубийство. С первого взгляда ясно. И свидетели есть. Но все-таки -
какое расточительство, а? Я понимаю, что кинозвезда. Но зачем же
"мазерати" в море выкидывать? Какого-нибудь "сивика" или "короллы" было бы
вполне достаточно...
- Так вс" же застраховано, какие проблемы, - сказал я.
- Да нет. В случае самоубийства страховка не работает, - покачал головой
Гимназист. - Тут уже сколько ни бейся - его фирма, официальный владелец
машины, не получит ни иены. В общем, глупость и пижонство... А я вон
своему балбесу все никак велосипед не куплю. У меня трое. И так сплошное
разорение. А тут еще каждый хочет отдельный велосипед...
Я молчал.
- Ну ладно, - махнул он рукой. - Можете идти. Насчет друга - примите мои
соболезнования. Спасибо, что сами зашли, рассказали...
Он проводил меня до выхода.
- А дело об убийстве бедняжки Мэй до сих пор не закрыто, - добавил он на
прощанье. - Но мы продолжаем расследование, не беспокойтесь. Закроем
когда-нибудь.
Очень долго меня не отпускало странное ощущение, будто я виновен в смерти
Готанды. Как ни пробовал справиться с этим давящим чувством - не
проходило. Я прокручивал в голове нашей последней беседы в "Шейкиз" -
фразу за фразой. И придумывал новые - взамен тех, что сказал тогда. Мне
казалось, поговори я с ним по-другому, как-то удачнее, бережнее - и он
остался бы жив. И мы прямо сейчас могли бы валяться вдвоем на песочке в
Мауи и потягивать пиво.
Хотя, чего уж там - скорее всего, ни черта у меня бы не вышло. Наверняка
Готанда давно уже это задумал и просто дожидался удобного случая. Сколько
раз, наверное, рисовал в воображении, как его "мазерати" идет на дно. Как
в оконные щели просачивается вода. Как становится нечем дышать. А он все
ждет, держа пальцы на ручке двери - оставаясь в этой реальности и
доигрывая свое саморазрушение. Но, конечно, так не могло продолжаться
вечно. Когда-нибудь он должен был распахнуть дверь. Это был его
единственный выход, и он это знал. Он просто ждал подходящего случая - вот
и вс"...
Со смертью Мэй во мне умерли старые сны. С гибелью Дика Норта я потерял
надежду - сам не знаю, на что. Самоубийство Готанды принесло мне отчаяние
- глухое и тяжелое, как свинцовый гроб с запаянной крышкой. В смерти
Готанды не было избавления. За всю свою жизнь он так и не смог присобиться
к пружинам, заводившим его изнутри. Его энергия, оставшись неуправляемой,
долго толкала его к краю пропасти. К самой границе человеческого сознания.
Пока наконец не утащила совсем - в другой мир, где всегда темно.
Его смерть долго обсасывали еженедельники, телепрограммы и спортивные
газеты. Со смаком, точно могильные черви, пережевывали очередное трупное
мясо. При одном взгляде на заголовки тянуло блевать. Не глядя и не слушая,
я легко мог представить, что болтали-писали все эти щелкоперы. Очень
хотелось собрать их вместе и придушить одного за другим.
- А может, лучше сразу бейсбольной битой по черепу? - предлагает Готанда.
- Вс"-таки душить - долго.
- Ну уж нет, - качаю я головой. - Мгновенная смерть для них - слишком
большая роскошь. Лучше я их задушу. Медленно...
Я ложусь в постель и закрываю глаза.
- Ку-ку! - зовет меня Мэй откуда-то из темноты.
Я лежу в постели и ненавижу мир. Искренне, яростно, фундаментально
ненавижу весь мир. Мир полон грязных, нелепых смертей, от которых
неприятно во рту. Я бессилен в нем что-либо изменить, и все больше
заляпываюсь его грязью. Люди входят ко мне через вход - и уходят через
выход. Из тех, кто уходит, не возвращается никто. Я смотрю на свои ладони.
К моим пальцам тоже прилип запах смерти.
- Как ни старайся - не отмыть никогда, - говорит мне Готанда.
Эй, Человек-Овца. И это - твой способ подключать вс" и вся? Бесконечной
цепочкой чужих смертей ты хочешь соединять меня с миром? Что ещ" я должен
для этого потерять? Ты сказал - возможно, я уже никогда не буду счастлив.
Что ж - пускай, как угодно. Но так-то зачем?!
Я вспоминаю свою детскую книжку по физике. "Что случилось бы с миром, если
бы не было трения?" - называлась одна из глав. "Если бы не было трения, -
объяснялось в главе, - центробежной силой унесло бы в космос вс", что
находится на Земле".
Как раз то, что я чувствую к этому миру.
- Ку-ку, - зовет меня Мэй.
41.
Через три дня после того, как Готанда утопил в море свой "мазерати", я
позвонил Юки. Если честно, я не хотел ни с кем разговаривать. Но с Юки не
поговорить было нельзя. Она одна, у нее мало сил. Она ребенок. Ее больше
некому прикрывать, кроме меня. Но самое главное - она жива. И я должен
делать вс", чтоб она оставалась живой и дальше. По крайней мере, я так
чувствовал.
Я позвонил в Хаконэ, но у матери ее не оказалось. Как сообщила Амэ,
позавчера Юки съехала в квартиру на Акасака. Похоже, я разбудил Амэ: голос
у нее был сонный, и болтать ей особо не хотелось - что мне, в принципе,
было только на руку. Я позвонил на Акасака. Юки сняла трубку почти
мгновенно - словно только и ждала моего звонка.
- Значит, в Хаконэ за тобой уже ездить не нужно? - спросил я.
- Еще не знаю. Просто захотелось какое-то время пожить одной. Все-таки
мама - взрослый человек, правда? Может и без меня со всем справиться. А я
сейчас хочу о себе немного подумать. Что я буду делать, ну и так далее. Я
подумала, что в ближайшее время надо что-то с собой решать.
- Похоже на то, - согласился я.
- Я тут в газете прочитала... Про твоего друга. Он умер, да?
- Да. Проклятие Мазерати. Вс" как ты предсказала...
Юки замолчала. Ее молчание, как вода, вливалось мне в голову. Я отнял
трубку от правого уха и прижал к левому.
- Поехали съедим чего-нибудь, - предложил я. - Небось, опять забиваешь
себе желудок всяким мусором? Вот и давай пообедаем по-человечески. На
самом деле, я тут сам уже несколько дней почти ничего не ел. Когда живешь
один, аппетит словно в спячку впадает...
- У меня в два часа деловая встреча. Если до двух успеем, то можно.
Я взглянул на часы. Десять с хвостиком.
- Давай! Минут через тридцать я за тобой заеду, - сказал я.
Я переоделся, выпил стакан апельсинового сока из холодильника, сунул в
карман бумажник и ключи. "Итак!.." - бодро подумал я. Однако не покидало
чувство, будто я что-то забыл. Ах, да. Я же небрит. Я пошел в ванную и
тщательно побрился. Потом глянул в зеркало и задумался: дашь ли мне на
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Андреев Николай
Посняков Андрей
Громыко Ольга
Андреев Николай