Чтение 31–й страницы книги ~В родном городе~

- Уходи, - еле слышно сказала она. - Уходи... Уходи к своей Вале... - и
опять расплакалась.

Николай несколько секунд стоял, держась рукой за перила, потом резко
повернулся и вышел из комнаты.

10

Экзамены были сданы. Все оказалось совсем не так страшно. Николай
получил по всем предметам четверки, а через несколько дней в вывешенном
списке обнаружил свою фамилию.

По этому случаю был устроен небольшой пир "в самом тесном кругу
друзей". Все держали себя свободно и весело; Ромка Видкуп, забавно
перебирая плечами, пел цыганские романсы под гитару; Сергей показывал
чудеса жонглирования, разбив всего лишь две бутылки; Алексей прочел "Оду
на вступление Николая на учебную стезю".

Назавтра Николай уехал в Черкассы.

За день до того никто об этом даже не думал. План возник случайно, на
вечеринке. Оказалось, что у Ромки есть родители - отец и мать, и совсем
недалеко, в Черкассах, что до начала занятий осталось больше двух недель и
что вообще какого черта, говорил Ромка, околачиваться в городе, когда
можно чудесно провести время на Днепре, поправляясь на родительских
харчах. Шура и Алексей поддержали его, и на следующий день Николай с
Ромкой выехали на старенькой, осипшей "Десне" в Черкассы.

За два дня до начала занятий Николай вернулся домой. Шура, увидев его,
всплеснула руками.

- Ой! Какой толстый! - в голосе ее чувствовался даже испуг. - Никогда
тебя таким не видела.

Николай рассмеялся.

- Картошка, сметана, спокойная жизнь.

- А почему телеграммы не прислал? Я бы тебе пирог с яблоками испекла.
Сейчас столько яблок...

Она побежала на кухню, а Николай, посмотрев ей вслед, подумал: "Ну, вот
и все в порядке! Веселая, собирается пирог печь".

Весь вечер они провели вместе. Николай рассказывал о полуметровых
сазанах, которых они ловили, о старике Кононовиче - Ромкином отце, по
вечерам заводившем бесконечные разговоры с Николаем. Шура делилась своими
служебными новостями.

Следующий день было воскресенье. Привыкший к реке, Николай вытащил Шуру
на пляж, и хотя был конец августа, Шура даже обожглась. Провели они на
пляже целый день. Лежали под грибком, немножко поиграли в волейбол. Потом
Николай демонстрировал Шуре прыжки в воду с вышки. Прыгал он хорошо -
всякими щучками и ласточками. Шура с удовольствием слушала, как опытные
пловцы хвалят ее Николая.

Вернулись последним катером, прошлись по тихому вечернему городу, рано
легли спать, усталые от воздуха, солнца, воды, - совсем как в старое
доброе время.

На следующий день Николай пошел в институт.

Но, как это всегда бывает, оказалось, что аудитории для первого курса
еще не подготовлены и занятия перенесены на завтра, на вторник. Николай
списал расписание, потолкался между ребятами в вестибюле. Потом зашел в
библиотеку - надо было захватить учебники, пока не поздно.

За столом, у самой стойки, сидела Валя. Наклонившись над книгой, она
что-то выписывала из нее в блокнот. Николай прошел мимо (она не подняла
головы), попросил нужную ему книгу, полистал ее, потом подошел к Вале. Он
не видел ее целый месяц.

- Можешь меня поздравить, Валя, - сказал он негромко, перегнувшись
через стойку.

Валя вздрогнула и подняла голову.

- Можешь меня поздравить, - повторил он. - Приняли.

Валя продолжала смотреть на него, повернув голову и прикусив губу.
Потом сказала:

- Поздравляю. Я очень рада.

- Я тоже. - Николай почему-то улыбнулся. - Вот я и студент, значит.

- Студент, - повторила за ним Валя и посмотрела куда-то в сторону.

По всему видно было, что она не очень склонна к разговору. Но Николай
не отходил. Ему не хотелось уходить. Придвинув ногой стоявший у стойки
стул и опершись о него коленом, смотрел на Валю.

- У тебя что, лекция сейчас?

- Да, через пять минут.

Николай помолчал, потом, чувствуя, что пауза затягивается, спросил
почему-то о Бэлочке:

- Ну, как Бэлочка? Не родила еще?

- Родила. Двойню.

Он не выдержал и рассмеялся.

- Бедный Муня! И давно?

- Говори тише. Здесь все-таки библиотека.

Николай закрыл ладонью рот, потом вопросительно взглянул на Валю и
спросил уже шепотом:

- Вероятно, надо подарить что-нибудь?

- Твое дело.

- Что же?

Валя ничего не ответила. Николай почесал затылок.

- Придется на толкучку сходить.

Он посмотрел на часы - было без пяти двенадцать. Отодвинул стул,
выпрямился. Валя кончила писать и всовывала блокнот в полевую сумку.

- Так у тебя, значит, еще лекции? - спросил Николай.

- Да. До трех.

- А после трех?

Валя подняла голову.

- А тебе зачем?

- Просто так... Думал, может, вместе на толкучку сходим. Я ведь в этих
вещах не очень...

- А я, по-твоему, очень? - Она чуть-чуть улыбнулась, и Николаю сразу
стало хорошо, он не видел этой улыбки почти год.

В коридоре задребезжал звонок. Валя перекинула сумку через плечо и
сказала:

- Прости, мне надо идти.

Николай до трех часов бродил по городу. Прошелся по садам вдоль Днепра,
затем, от нечего делать, зашел на выставку проектов реконструкции города.
Ему было весело и хотелось разговаривать. По выставке ходил недовольного
вида старик с серебристой бородкой. Николай почему-то решил, что он
художник, и завел с ним разговор. Старик оказался не художником, а
капельдинером оперного театра, тем не менее критиковал проекты с апломбом
старожила и знатока.

- Ну чего это они все придумывают? Удивить хотят. Строили бы, как оно
было, и никто б их не ругал. Разве плохо было? Я вас спрашиваю: разве
плохо?

Николай говорил, что не плохо, но сейчас все-таки другое время, и если
уж строить заново, так зачем же строить так, как при царе Николае.

Старик качал головой.

- А зачем эти шпили? Не понимаю. Дом должен быть домом с окнами,
крышей, честь честью. А они шпили какие-то.

Старик был рад собеседнику и попытался даже перейти с архитектуры на
театр, но Николай понял, что это небезопасно, к тому же было уже без
четверти три, и, распростившись со стариком, побежал за Валей.

Толкучка отняла у них часа полтора. Несмотря на поздний час, народу
было так много, что к концу своего похода Николай с Валей чувствовали себя
так, будто их полтора часа молотили цепами. Они долго стояли перед детской
коляской на рессорах и резиновых шинах, но она была не по карману, и
пришлось, уговорив себя, что младенцы все равно в ней не поместятся,
ограничиться покупкой двух чепчиков.

Чепчики были бумазейные - в общем очень некрасивые, с какими-то
голубыми бантиками неизвестно для чего, - но молодые родители пришли в
восторг. Бэлочка утверждала, что чепчики очень даже к лицу младенцам.
Николай, хотя никак и не мог понять, о каких лицах может быть речь, тоже
соглашался и говорил, что очень мило. Муня держал обоих близнецов на руках
и смотрел такими счастливо умоляющими глазами, что не хвалить Аркадия и
Ларису было бы просто бесчеловечно. И Николай хвалил, и Валя тоже хвалила,
и Бэлочка сияла, а Муня просил разрешения распеленать их, чтобы показать,
какие у них аппетитные спинки и животики.

Потом пришел Яшка Бортник и стал совать им в рот папиросы. Муня пытался
оттащить, Яшка хохотал. Тогда Бэлочка сказала, что она будет сейчас
кормить, и все ушли.

Валя отправилась на кухню что-то готовить. Николай зашел к ней в
комнату и с детской радостью начал рассматривать знакомые предметы -
разбитое пресс-папье, под которым лежали квитанции за квартиру, куски
кварца и горного хрусталя. Под чернильницу была засунута старая концертная
программа.

Николай вспомнил этот концерт. Анна Пантелеймоновна с Валей заставили
его как-то пойти вместе с ними послушать музыку.

- Слух у вас есть, а музыки вы не знаете, - сказала тогда Анна
Пантелеймоновна. - Надо приучать себя к хорошей музыке. Идите на кухню
почистите сапоги.

Он пошел на кухню, почистил сапоги, а потом битых три часа сидел и
слушал какой-то Бранденбургский концерт и еще какие-то классические вещи.
В одном месте он, кажется, даже всхрапнул, но ни Валя, ни Анна
Пантелеймоновна, к счастью, не заметили.

Обе они были в восторге, - восхищались дирижером, бледным длинноруким