узкие участки, а не идти на приступ по всему периметру стен. С другой
стороны, не следовало сосредотачиваться на одном направлении, давая
чекневцам возможность перебросить туда основные силы; атака с разных сторон
держала их в напряжении повсюду и предоставляла штурмующим возможность для
маневра непосредственно под стенами. Вперед шли тяжеловооруженные пехотинцы
с длинными приставными лестницами, вперед шли лучники, неся дощатые или
сплетенные из веток щиты от стрел; эти щиты были обильно смочены водой, дабы
оборонявшиеся не подожгли их горящими стрелами. Кавалеристы пока что
держались в отдалении -- их черед должен был наступить после того, как
пехотинцы тем или иным способом откроют проход в город.
Показались зажженные факелы. Почти сразу же рычаг одной из катапульт
распрямился, выбрасывая высоко в воздух свой снаряд. Снаряд, оказавшийся не
тяжелым каменным ядром, а запечатанным горшком, оставляя едва различимый
дымный след, перелетел на большой высоте через стену и круто спикировал в
город, разбившись о стену одного из домов и расплескав мгновенно вспыхнувшее
содержимое. Взметнувшиеся языки пламени жадно облизывали сырую после
многодневных дождей древесину, постепенно вгрызаясь в нее. Из дома выcкочили
женщина и трое детей, они побежали с ведрами к колодцу. А через стену уже
летели новые зажигательные снаряды... Вновь забил набатный колокол, на сей
раз более частыми ударами оповещая горожан о новой опасности. Разумеется, не
всякий горшок с горючей смесью попадал в цель -- многие просто шлепались в
грязь, и Элина подумала, что у просторного расположения домов есть еще одно
преимущество. Один горшок угодил прямо в лежавшую свинью, и несчастное
животное, превратившееся в живой факел, с истошным визгом помчалось по
улице. Зато другой влетел в окно богатого дома, тут же вспыхнушего изнутри;
столб пламени вырвался из печной трубы. Горожане высыпАли на улицы,
выстраивались цепочками к колодцам, передавая друг другу ведра с водой.
Где-то пламя удавалось затушить в зародыше, но в других местах оно,
преодолев начальное сопротивление отсыревшего дерева и усилия людей,
разгоралось, грозя перекинуться уже и на соседние дома. Элине не приходилось
слышать, чтобы на Западе применялся столь эффективный горючий состав, и она
удивленно спросила, откуда он у тарсунцев. Один из чекневцев ответил
раздраженным тоном -- находя, как видно, праздное любопытство чужеземца
неуместным, когда внизу горел его родной город -- что проклятые тарсунцы
ходят на своих ладьях на юг, до самого Хурлуцкого моря, и там торгуют с
выходцами с востока, щедро платя Курибай-хану за охранные грамоты. Элину
подмывало спросить, что же мешает чекневцам, вместо того чтобы проклинать
тарсунцев, выстроить собственные корабли и самим наладить торговлю с
дальними странами, но она поняла, что лишь еще больше рассердит лусита, а
вразумительного ответа не получит. Однако ей показалось странным, что
западные купцы, совершавшие куда более дальние вояжи, до сих пор не
разжились столь интересной для военных технологией. Хурлуцкое море лежало
севернее Срединного и было, по сути, не морем, а большим соленым озером, и
вокруг него, по представлениям западных географов, не было ничего, кроме
степей диких кочевников и пустынь. Как видно, внутренние районы континента
таили немало сюрпризов для западных путешественников, имевших представление
главным образом о землях вдоль южного побережья материка.
подходили к стенам. Они еще были недосягаемы для луков защитников и шли
свободно, не прикрываясь. Тут-то в них и полетели стрелы из арбалетов. Так
как опытных арбалетчиков было только десять, а остальные были луситские
лучники, впервые в жизни державшие западное оружие в руках, то большинство
первых стрел летело куда угодно, только не в цель. Однако опыт лучников
помог им быстро сориентироваться и с новым оружием, разобравшись, как
целиться и какие брать поправки, и дальнейшая стрельба была уже более
эффективной.
кратковременным. Осознав, что чекневцы владеют более дальнобойным
метательным оружием, тарсунцы не обратились вспять, а продолжили идти
вперед, теперь уже старательно прикрываясь щитами. Тем не менее, первые
потери были ими понесены. Арбалетов, однако, было немного -- всего шесть
дюжин на весь город, и даже в руках более умелых стрелков они не смогли бы
опрокинуть наступавшую армию. К тому же арбалеты, превосходя луки в
эффективной дальности и меткости, проигрывали в скорострельности.
чекневские луки. Все новые тарсунцы тяжело валились в грязь, под ноги своим
товарищам, или же сворачивали в сторону и брели назад, держась за раненое
плечо или хромая. По оборонявшимся доселе не было выпущено ни одной стрелы
-- ведь даже пользуясь луками того же класса, стоявшие на стене имели
преимущество в дальности. Но еще несколько шагов -- и тарсунские лучники
стали занимать свои позиции, а пехотинцы устремились вперед бегом.
стене лишь в одну линию, тарсунские стрелки выстраивались в несколько рядов,
что позволяло им обрушить на защитников стен куда более плотную стрельбу.
Несмотря на щиты, не так уж мало из этих стрел нашло свою цель; особенно
желанной мишенью для зорких тарсунских лучников были арбалетчики. Луситский
воевода, впрочем, перед началом боя отдал остроумный приказ привязать каждый
арбалет веревкой к вбитому в стену или стационарный щит гвоздю -- дабы
поверженный стрелок не ронял вниз дефицитное оружие. Идея срабатывала не
всегда -- не всякий падавший со стены выпускал оружие из рук, и оно просто
ломалось -- однако к тому времени, как штурмующие полезли вверх по
приставленным лестницам, у некоторых арбалетов успел смениться уже второй
хозяин.
продолжали бить по врагу, пока вышедшие из башен мечники бежали навстречу
друг другу за их спинами; лишь когда шлемы первых штурмующих уже вот-вот
должны были показаться над стеной, стрелки побежали к ближайшим башням, в то
время как мечники делали шаг вперед, занимая освобождающиеся места. Стрельба
со стороны нападавших тоже прекратилась -- они боялись попасть по своим.
наклоняя заранее приготовленные котлы, и из наклонных желобов хлынули на
атакующих окутанные паром потоки кипятка. С дикими воплями обваренные люди
валились с лестниц.
длинными, тяжелыми и прочными, что позволяло прислонять их к стене с большим
наклоном. Мало того, что такую лестницу фактически невозможно было
оттолкнуть, так еще и кипяток -- или, тем паче, смола -- лились лишь на
первого из штурмующих, до лезущих следом поток просто не доставал.
Разумеется, подобную уловку не удалось бы применить при штурме, скажем,
Роллендаля с его более высокими стенами.
хотелось разделить судьбу предшественников, попав под кипящие струи.
Возникло некоторое замешательство. Нетерпеливые крики командиров снизу не
производили должного впечатления, однако собственные товарищи напирали
сзади, вынуждая продвигаться вперед. Вновь хлынул кипяток, однако это уже не
было неожиданностью для штурмовавших, и горячие потоки разбивались о
подставленные щиты. Брызги летели во все стороны, клубился пар, но
большинство отделалось в худшем случае мелкими ожогами от разлетавшихся
капель; однако были и те, кто по недостатку ловкости или везения получил
сполна; они падали вниз или, что было хуже для нападавших, с воем шарахались
назад, опрокидывая и сталкивая тех, кто лез вслед за ними. В этот момент над
укреплениями западной стороны разнесся зычный голос какого-то кряжистого
тарсунского богатыря, который, не церемонясь, спихнул с лестницы напиравшего
на него в панике неудачника и, возвышаясь с воздетым мечом в облаках пара,
возгласил во всю силу могучих легких:
угощение! Тарсунь!
части, штурмовавшие стены с севера и с юга.
нескольких местах. Закипела жестокая рубка.
они стремились поджечь не город за стеной, а саму стену. Меткость их
оставляла желать лучшего; большинство снарядов по-прежнему перелетало через
стену или падало на землю, не долетев. Но несколько горшков все же разбились
о бревна стены; защитникам, однако, пока удавалось заливать огонь водой.
Лучники, немногочисленные на восточной стене, ибо отсюда, с реки, штурма не
предвиделось, с самого начала атаки пытались воздать тарсунцам их же
монетой, пуская горящие стрелы в их ладьи; однако те стояли на якорях
слишком далеко, и стрелы бессильно падали в воду. Затем, однако, чекневский
воевода прислал на подмогу арбалетчиков, освободившихся после вынужденного
отступления с других стен. Задача, впрочем, была непростой и для них; стрелы
в большинстве своем по-прежнему не достигали цели, отнесенные ветром.
Развернув свои суда перпендикулярно берегу, тарсунцы убили двух зайцев:
во-первых, если бы катапульты были установлены поперек палубы, а не вдоль,
то каждый выстрел раскачивал бы ладьи, а во-вторых, так стрелкам на стенах
труднее было попасть. Тем не менее, некоторые стрелы втыкались в палубы или,
что было более опасно, в борта; однако тарсунцы были начеку и затаптывали
огонь или заливали водой из ведер.
другими она дралась на северной стене. Ей приходилось нелегко: на стене было
мало места для маневра, здесь нужен был иной стиль -- стиль
тяжеловооруженного воина, тупо обрушивающего могучие удары на каждый
показавшийся над гребнем шишак шлема. Тем не менее, первого врага ей удалось
сразить прямым ударом меча в незащищенное горло, а второго, уже почти
забравшегося -- оглушить ударом щита; третий влез-таки на стену и вынудил ее
отступить вправо, но при этом повернулся к ней лицом, чем немедленно
воспользовался дравшийся рядом Эйрих, нанесший ему удар в спину и успевший