побега, хотя и помнил слова своего - уже покойного - однополчанина о том,
что из страны мутантов не возвращаются.
не мужской и не женский, предупредил меня на ломаном языке (который можно
было назвать и грундоргским, и корринвальдским), что сейчас меня развяжут,
но если я попробую сопротивляться, то мне будет очень больно. Затем чьи-то
руки освободили меня от пут, и мне велели встать. Я поднялся и увидел
троих мутантов, вооруженных кнутами; лица двух из них были чрезвычайно
безобразны, но я постарался не выдать своего отвращения. Один из этих
уродов, обладатель гермафродитского голоса, приказал мне раздеться догола.
"Начинается! - подумал я. - Неужели нравы по обе стороны Границы полностью
симметричны?!"
несколькими пленниками проделывают то же самое, а остальные, очевидно,
ждут своей очереди) и поставили между двумя деревьями, привязав за руки к
их стволам. Затем ко мне подошли еще двое: абсолютно лысый мужчина средних
лет без видимых дефектов - впрочем, возможно, их скрывала одежда - и
безобразная горбатая старуха с отвисшей до подбородка нижней губой,
настоящая ведьма - я даже удивился, как она могла попасть в военный отряд;
впрочем, о силе и выносливости мутанта не всегда можно судить по его
внешнему облику. Эта странная парочка принялась осматривать и ощупывать
мое тело с такой тщательностью, что я даже испугался, не носит ли их
интерес гастрономический характер; при этом некоторые их действия
заставили меня смутиться. Наконец старуха что-то прокаркала приведшим меня
солдатам, и лысый кивком подтвердил ее слова. Меня развязали, по-прежнему
держа наготове кнуты; затем, к моему удивлению и немалой радости, мне
вернули одежду. Правда, теперь она вся была изрезана ножами - возможно,
искали что-нибудь зашитое, или это просто обозначало мой теперешний
статус; от сапог отрезали голенища, превратив их в подобия галош. И все же
лучше ходить в лохмотьях, чем нагишом.
кожаный ошейник с прикрепленной к нему веревкой. Взявшись за эту веревку,
один из мутантов повел меня в глубь леса, туда, где располагался их
лагерь; двое других шли сзади. Впрочем, лагерем это можно было назвать
только условно: здесь были лишь три-четыре палатки, замаскированные
зелеными ветками, остальные же мутанты, видимо, предпочитали в походе
спать под открытым небом. Здесь мне надели на ноги цепь и велели лечь на
землю рядом с другими пленниками, уже прошедшими аналогичные процедуры.
набралось около шестидесяти. Остальные, очевидно, были мертвы; мутанты
прикончили раненых, больных, а также, надо полагать, тех, кто не прошел
осмотр, если таковые были. Когда привели последних солдат, нас всех
выстроили в колонну по одному и соединили веревками наши ошейники, после
чего снова велели лечь.
подумал, что если пыток и издевательств нет сейчас, то их, видимо, не
будет и потом; однако существовала вероятность, что они просто не хотят
мелочиться и там, куда нас приведут, нас ожидает полная программа со
множеством зрителей. Что ж, любая отсрочка повышала шансы на побег. Я
осторожно наблюдал за мутантами. Всего их после боя осталось чуть меньше
двухсот, включая раненых; в целом их потери были ничтожны в сравнении с
нашими. Мутанты валялись на траве, жгли костры, жарили мясо; его аромат
живо напомнил мне, что я не ел со вчерашнего дня. Однако, после того как
наши победители поели сами, они накормили и нас - не то чтобы очень сытно,
но лучше, чем я ожидал. Наконец они стали собираться в путь. Большой отряд
разделился на три части. Основные силы должны были продолжить борьбу
против грундоргцев; тяжелораненых оставили здесь - как я понял, лес с его
целебными травами хорошо подходил на роль лазарета; несколько человек
оставалось для охраны раненых и ухода за ними, в том числе и горбатая
старуха. Наконец, три десятка солдат, половина из которых получили легкие
ранения, должны были отправиться в тыл и отконвоировать туда пленных.
Начальник этого отряда, человек без левого глаза (не было даже глазницы -
просто гладкая ровная кожа на ее месте), так обрисовал нам ближайшие
перспективы:
плохо идти - делать больно. Кто пытаться бежать - страдать, сильно
страдать. Идти тихо, разговаривать нет.
лес вскоре кончился, перейдя в лесостепь; ко всем прочим неудобствам
прибавилось палящее солнце. Впрочем, неудобства оказались меньше
ожидаемых. Кандалы, делая невозможным бег, почти не мешали при ходьбе: они
явно были сделаны не из железа и не из стали, а из какого-то легкого
сплава. Впервые я подумал, что по уровню технологий мутанты могут не
только не уступать королевствам севера, но и превосходить их. Конвойные
относились к нам, разумеется, без особой симпатии, но и без ненужной
жестокости. Я подумал, что вряд ли мы нужны им для какой-то ритуальной
церемонии: скорее всего нас просто собираются продать в рабство, и мы не
должны терять товарного вида. Кормили нас мутанты тем же, что ели сами. На
привалах нам на некоторое время освобождали руки, причем не всем сразу, а
по очереди, десятками. Неприятнее всего мне показалась необходимость
оправляться публично и по команде.
затянута слишком туго, и я понял, что почти не чувствую пальцев. Удастся
ли упросить кого-нибудь из мутантов ее ослабить? Я приподнял голову и
огляделся. В нескольких шагах от меня горел небольшой костер. У огня,
положив руки на колени, сидел мутант, очевидно, один из караульных.
Вглядевшись повнимательнее в освещаемое колеблющимся светом лицо, я понял,
что это женщина.
судить при таком освещении, ей было где-то между двадцатью и тридцатью, и
на лице ее не было заметных дефектов. Если судить только по лицу, то в мою
эпоху призового места на конкурсе красоты она бы не заняла, но замуж бы
вышла без особых проблем. У меня неожиданно сработал стереотип (вообще
говоря, неверный, особенно в эмансипированных обществах), что женщины
менее жестоки, чем мужчины, и я попросил о большем, чем собирался.
ведь все равно не убегу.
за нами другие караульные (всего их было пятеро). Я вдруг подумал, что
нашим конвоирам приходится тяжелее, чем нам: ведь мы можем спать всю ночь,
а они вынуждены посменно нести дежурство. Впрочем, как говорят в
Грундорге, "ошейник раба весит больше, чем доспехи воина".
первую очередь. Убедившись, что никакого подвоха нет и веревка по-прежнему
крепка, она освободила мои запястья, и я принялся растирать их,
восстанавливая кровообращение.
кончится, придется снова связать тебя. И держи руки за спиной.
(Разумеется, она говорила на языке Соединенных Республик не так гладко, но
мы понимали друг друга, а потому я не стану передавать в своем
повествовании ее акцент.)
разговор.
дерзостью, но я не заметил, чтобы мутанты придерживались этикета.
с му... с вашим народом, - я, пожалуй, слишком нарочито попытался снять с
себя ответственность.
проинформировала она.
странная интонация - не зависть, не неприязнь, а что-то еще. - Нам нужны
ваши гены.
но вовремя прикусил язык. Даже если мутанты и превосходили по технологиям
людей королевств, они явно не были ни уцелевшим осколком, ни возродившимся
очагом цивилизации. На это однозначно указывали их оружие и экипировка.
Возможно, слово "гены" за столетия изменило значение, утратив
первоначальный смысл? Во всяком случае, ни в Грундорге, ни в Корринвальде
я его не слышал, а потому спросил, что это такое.
до объяснений - объяснений, которые, как я понял, были ей неприятны.
Эти изменения не всегда плохие - бывают и полезные. Но вредных гораздо
больше. Из-за этого, в частности, больше половины мутантов не могут иметь
детей, а больше половины детей рождаются мертвыми или умирают вскоре после
рождения. Нам необходим постоянный приток здоровых генов, иначе мы бы
вымерли.
самец на моем месте, вероятно, был бы только доволен. Однако я уже
Никитин Юрий
Никитин Юрий
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Белов Вольф
Сертаков Виталий