аккуратной мягкой косичкой, уютно мостящейся на хрупком плече и теребимой
тонкими смуглыми пальцами, которые сейчас лежали, как крошечные усталые
балеринки, почти без прикосновения, на предплечьях Андерсона.
Тамарой. Или Наной?...
внимательно и добавила: - Варя.
оценивая на звук собственного голоса необычное слово. - Редкое имя... Тем
более, для грузинки.
чего вы взяли, что я - грузинка?
неприязненные нотки. Он не любил, когда местные девушки ходили под руку с
выходцами из Кавказа, Средней Азии, с болгарами, африканцами - которых полно
училось в местных институтах. Он обернулся, нашел глазами Светку, уже,
казалось, хохочущую по-английски. "Оу, йес!... Оу, ноу!..." Нет, все-таки
правильно, что он выбрал сегодня объектом для нападения иноземцев.
Кавказа. Красивая у вас девушка.
друг. А вы тоже не одна? Я не имею в виду всю вашу кампанию...
свой стол. - Вон тот, он отличается от всех. Огненные волосы.
африканца.
глаголет?
меня, пожалуйста".
облегченности. - А я то думал... А, скажите, Варвара, Барбара, Барби... -
можно я буду вас так называть?...
умолкла шестьдесят секунд тому назад.
неуверенны. Не только в силу того, что природа предусмотрела автоматически
вытирать из памяти болевые сектора, имеющие способность бесконечно, цикл за
циклом, травмировать прошлым выздоравливающее настоящее. Скорее всего еще и
оттого, что в какое-то мгновение в ресторане Андерсон ощутил себя
бесконечно, непоправимо обманутым. Такое бывает с разочарованно
пробудившимся человеком: только что там, за порогом сна, в руках была
какая-то прохладная розовая сказка - он соприкасался с нею, слышал ее мятное
дыханье, чистый ровный голос... И тогда утреннее настоящее, отрицающее сон,
которое наплывает всеми обычными радостными красками и звуками, -
раздражающе, неприятно, вероломно...
смутило ее осмысленную палитру. Куда подевалась логика (осталась одна
решительность, став отчаянной), которая уверенно прописывала
последовательность действий? Туда же, куда вдруг провалилась цель -
имидж?...
предметы - кресла, спины, - подошел к столику, где смеялась Варя, окинул
дерзким долгим взглядом кампанию. Заиграла какая-то идиотская музыка. Он
неумело имитировал светский поклон. Варя, перестав смеяться, вопросительно
посмотрела на Огненного, тот отрицательно покачал головой. Варя, кротко
глянув на Андерсона, повторила движения. Андерсон молча протянул девушке
руку, нетерпеливо вздрогнула напряженная кисть. За столом перестали
разговаривать, Огненный освободил свои ладони от предметов и жестов и
выложил их кулаками на стол перед собой. Андерсон усмехнулся. Варя, не
поднимая глаз, медленно встала и пошла с ним в центр танцевального пятачка.
Музыка закончилась, но он ее не выпустил из рук, отчаянно сцепленных на
тонкой розовой талии борцовским замком, - боялся проснуться... Далее все
произошло быстро и не так, как предполагал Андерсон. Как сквозь туман он
увидел быстро встающих и гуськом устремляющихся к выходу "криминалов"...
Решительно отстраняясь от причитающей Светки и жестикулирующего африканца,
подошел Огненный-Рыжий-Беридзе, вырвал сказку из рук уже теряющего сознание
Андерсона, левой рукой зацепил его челюсть, легко выворачивая послушную
голову в нелепый вздернутый профиль, а затем правой, высоко размахнувшись,
ударил...
3.
что она - Варя, у нее было много братишек и сестренок, много теть и один
дядя, - он был один на всех, он был самым главным, - его называли
Директором. Позже она узнала, что у детей, которые живут за стенами этого
большого дома, в котором жила она, есть не только братья и сестры, но папы и
мамы - такие особые дяди и тети...
Андрей, ему не желательно волноваться, но скоро это кончится и все будет
хорошо, как прежде... Андрей - такое славное имя, зачем ему понадобилось
скрываться за личиной какого-то американца или шведа? Нет-нет, не
беспокойся, как хочешь, я больше не буду... Смуглые балеринки отрываются от
маленьких круглых колен, вспархивают над головой, опускаются невесомыми
мотыльками на горячие веки, - темнота с тающим отпечатком оконного проема,
все, поспи немного - хочешь воды? - поспи...
Как раз таки их разноцветие и было той задоринкой, за которую впервые после
провала, зацепилось сознание, и начало пульсировать, восстанавливая обратным
порядком предыдущие события, попутно сопоставляя их с больничной койкой и
неприятными ощущениями - звон в голове, полуглухота и онемевшая, как
деревянная, левая половина лица.
приеме, счастливо улыбался и безостановочно совершал утвердительные кивки,
больше походившие на безотчетные подергивания замшевой головой. "Кис ми
плиз", - вежливо проскрипел Андерсон. Африканец слегка притушил толстогубую
улыбку и вопросительно повернул голову-фломастер к Светлане. Пассия,
алебастровая на его фоне, ослепительно просияла мстительной веселостью, -
пухлая рука демонстративно нырнула в прозор локтевого изгиба африканца,
повисла, как белая рыбина хвостом вниз на черной перекладине, - и с
преувеличенной нежностью представила нового друга: "Фердинанд!..." И, не
отводя взгляда от Андерсона, громко пояснила Фердинанду поведение "больного
брата": "Нет, Федя, у него все нормально в этом плане, просто он дубина... в
английском. Хотел сказать: хау ду ю ду?..."
веснушками, красные волосы, голубые глаза, - у него оказались неожиданно
тонкие черты лица. Он возник перед блуждающим взглядом - точнее, до него,
неподвижно стоящего, дошла очередь, - возник скромным, но гордым юношей,
ровесником Андерсона, не раскаявшимся, не извиняющимся, без поправок на
ситуацию - в этом было его мужское уважение к горизонтальному сопернику. Но
и это являлось только первой половиной его присутствующей перед больным
сути... В небесных очах с гневными, колкими агатовыми точками посредине
читалось: "По делам - воздастся!" - и это относилось не только к прошлому:
показалось, он почти вытолкнул вперед, к больничной койке, хрупкую девочку -
на самом деле только снял руку с ее плеча, и, повернувшись, вышел.
и розовая девочка Варя. Он улыбнулся и слабо произнес: "Барби... Можно?" Она
кивнула.
ведь он не собирался ее переделывать, ее, которая поразила его в одно
мгновение - своим естеством. Почему - Барби? Наверное потому, что так она
становилась ближе к "Андерсону", принимая правила игры, в которую Андрей
уже, казалось, безвозвратно погрузился? Поначалу Андерсон отнес ее быстрое
согласие в счет жалости к нему. Но, как оказалось, это было верно лишь
отчасти...
Кавказе. Все были очень разные: смуглые и белые, рыжие и вороные, но все
говорили на одном языке - по-русски и считали себя, наверное, русскими.
Впрочем, это не вопрос... Это вопрос-мнимость, он из ничего, - да-да, из
ничего! Ведь тогда, в том детском мире об этом не задумывались - потому что
это было вторично. Да, каждый из них знал, что может стать грузином,
осетином, ингушом... если... Если за ним приедут какие-нибудь папа и мама.
Какие-нибудь, любые. Это, наверное, самое важное - понимать, что главное в
жизни не то, как называться... Барби умолкала и с грустным молчанием что-то
искала в его глазах. Однажды, после такого разглядывания, она вздохнула и
сказала, как будто найдя что-то: "Ты - Андрей!..." Андерсон не придал этому
значения, как и многому из того, что она говорила, тогда и потом. Как порой
Самойлова Елена
Мороз Александра
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Трубников Александр