двадцати минут! И если что меня и сдержит, то это полнейшая брезгливость ко
всему тому, что происходит, и нежелание доказывать кому-то, что я не
верблюд. Нет, действительно, Сергей, пусть этим занимаются сами клоуны.
Когда придется отвечать по полной программе...
Стюардесса появилась мгновенно, как из-под земли.
шоколадку. За наличные.
с тремя рюмками, пластмассовая ваза с шоколадом и апельсинами.
авиакомпании, Джокер аккуратно расплатился, демонстративно хрустнув
новенькой неразменной купюрой, - чтобы видели соседи, - получается, дал на
чай. Вполголоса прокомментировал, когда стюардесса отошла: "Дабы потом не
пришили вымогательство", - и добавил, нервно подмигивая: "Валерку на мякине
не проведешь!" Стюардесса, по-видимому, тоже не являлась почитательницей
мякины и быстро принесла сдачу. Несмотря на протесты Джокера, как бы
невзначай показала деньги почти всему салону, и только потом положила их на
столик и вполне достойно удалилась.
Джокер Ольгу.
торопливо извлеченный из пружинистой сетки переднего сиденья.
- Выпьешь - осмелеешь. А смелого я только себя люблю. Ешь апельсины,
мальчик. Небось штанишки промочил?... - И опять к Ольге: - Что там написано
про устранение желудочных недомоганий - понос, недержание?... - Джокер
разошелся и уже, видно было, мало утруждал себя необходимостью оставаться в
рамках приличия.
на него, а не на Джокера. Сергей задохнулся и густо покраснел.
шоколад. Перегнулся через Сергея и, влажно чавкая, пояснил пожилой
пассажирке из соседнего ряда, внимательно за ним наблюдавшей:
Заплатите - вам тоже принесут, как в бизнесс-классе. Вам налить? Вы коньяк
употребляете, а? На халявку-то, а?
безобразным: наглым, дерзким, агрессивным. От веселости, пусть даже
показной, не осталось и следа.
вызывал стюардессу, принуждая ее, как нерадивую школьницу, выслушивать
нравоучения о необходимости быть вежливой и о том, что в приличных лайнерах
должны быть кабины для курения и даже... - он многозначительно поглядывал на
Ольгу, - и даже для уединения влюбленных. Затем он заявил, что еще подумает
над предложением капитана о дозаправке в Сочи. Он прекрасно знает, что в
Сочи самолет встретит группа захвата, что переговорщики будут пудрить ему
мозги, пока снайпер не прострелит ему голову вместе с этими самыми
запудренными мозгами. Кстати, продолжал Джокер, ситуация изменилась и ему
необходимо лично поговорить с капитаном, посмотреть ему в лицо. Немедленно
вызовите капитана по переговорному устройству!... Тут он объяснял Сергею и
Ольге, что экипаж сейчас, согласно инструкции, задраил все двери, и что бы
здесь не случилось, пилоты и разные там штурманы ни за что не покажут носа
до самого приземления, вот она хваленая "воздушная" смелость, аэрофлотовское
благородство. Опять переключался на виноватую стюардессу и заговорщицки, но
требовательно, предлагал показать ему, где находятся потайные кнопки для
подачи экипажу сигналов тревоги. Он даже поводил ладонью по пластмассовой
обшивке возле иллюминатора. В конце концов Сергею и Ольге он заявил, что
устал притворяться перед ними, перед разной швалью, что он настоящий
террорист, а вот и дистанционка (он продемонстрировал какой-то извлеченный
из-за пазухи брикет, завернутый в полиэтилен и перетянутый резинкой).
действительно ли поведение Джокера - глупый розыгрыш? Подобное сомнение
овладело и Ольгой. Когда Джокер отворачивался, она делала Сергею знаки,
давая понять, мол, на всякий случай нужно быть поосторожней. Действительно,
думал Сергей, пусть будет, как будет. Терпеть осталось недолго. Но...
понимал, что точно такими же глазами на него смотрит и Ольга.
человека над многими, в том числе и над ним (а что это издевательство
завершиться, причем, завершиться поражением Джокера, не вызывало никакого
сомнения), - каким бы ни был исход этой трагикомедии, Сергей уже никогда не
будет по-настоящему обладать этой красивой девушкой, которая видела его
трусливое бесславие. Даже если вдруг случиться чудо: Ольга, простив Сергею
малодушие, останется с ним, - то сам Сергей никогда не забудет этого позора.
собственных слез была почти понятна: сам Сергей ревел из жалости к
пропавшему велосипеду и от перспективы того, что обо всем нужно будет
рассказывать родителям. Ну, может быть, еще и от того, что был потрясен
картиной, доселе им невиданной - рядом плакал взрослый человек... Страха за
себя, ни тогда, под трактором, ни после, когда прокручивал памятью этот
короткий, но достопримечательный жизненный эпизод, не было. Взрослея, Сергей
приходил к выводу, что после встречи на заре жизни с тем парнем со
свинцовыми глазами, когда он испытал сковывающий ужас, исходивший от
человека, - всякое иное насилие не задевает его дух, не ранит его эго.
гораздо позже, после массовой студенческой драки, общежитие на общежитие,
когда Сергей, будучи частью толпы, пострадал от такой же толпы. Он лежал в
студенческой больнице с проломленным черепом и, анализируя побоище и свои
собственные результаты в этом массовом действе, с удивлением ставил знак
равенства между стихией природы и стихией толпы: то и другое смертельно, но
- неодушевленно. Вот почему не страшно в стаде против стада, не страшно
сейчас здесь, в больнице, как не страшно было и под гудящей, лязгающей
машиной... То есть нет стыда, порожденного страхом жертвы, позора перед тем,
кто тебя подавляет. Ведь позор - от слова зреть. А раз подавляет незрячая
стихия, значит и нет позора.
начиная от встречи с жутким парнем у парковой скамейки и кончая данным
часом, была борьбой, безуспешной, с тем комплексом страха, который уродливым
наростом привился в семилетнем возрасте. Если не умалять того, что
впоследствии пришлось испытать, то можно сказать, у Сергея было достаточно
событий, которые могли бы помочь стряхнуть с себя ужасный груз детского
страха, всю жизнь пригибающего к земле, подобно тяжелому ранцу. Чего стоят
лишь некоторые из них!.. В стройотрядовский год он заблудился в тюменской
тайге, трое суток без пищи, едва не утонул в болоте... Обессиливший,
вывинчивался из гиблой трясины, пел песни, хватаясь за ветки чахлой березки,
смеялся... Стоял вместе с ротой таких же юнцов на полосе, разделяющей две
кавказские деревни, которые века жили вместе и вдруг решили повоевать,
стреляли с обоих сторон, пули свистели одинаково... Тоже не было страха. Но
стоило столкнуться с агрессивно настроенной личностью, и он терялся:
какой-то гигантский клещ сжимал горло, пил кровь, отнимал волю...
недуга, отравляющего жизнь, в конфликтных ситуациях делающего из него
покорное существо?
норовя задеть грудь. Ольга освобождалась от его руки, стараясь делать это
как можно мягче. Наконец Джокер разозлился, водянистые глаза приняли волчье
выражение, он дико осклабился:
пожалей самолет: дистанионка срабатывает от нажатия, от вибрации.
Трепыхнешься - замкнет!... - Он даже осторожно наклонился вперед, подвигал
плечами, видимо, проверяя безопасное положение пульта дистанционного
управления во внутреннем кармане .
глаз редким, но энергичным пульсом выворачивались крупные капли и катились
по пылающим щекам. У Сергея сжались кулаки. Несмотря на хмель, звериным
нюхом почуяв опасность, Джокер повернул к нему страшное лицо и, уверенный в
подавленном состоянии соперника, даже не двинул рукой. Только дважды шоркнул
щетинистым подбородком по своему плечу, будто ножиком по оселку, и прошипел
зловеще:
на спинку кресла, поиграл серьгой, имевшей форму большого кольца: щелкал по
золотому кружку указательным пальцем, затем стопорил этот драгоценный
маятник и, продев в отверстие мизинец, легонько загибал его на себя,
оттягивая мочку, показывая, что при желании может рвануть. Спустя время
положил ладонь на коленку девушке и, убедившись, что она никак не реагирует,
медленно полез под юбку.
забирая последние мускульные силы от шеи, от плеч. Он больше не мог смотреть
на все это, голова бессильно отвалилась на спинку кресла, он закрыл глаза.
Вдруг раздался звонкий хлопок. Это Ольга, отпрянув, залепила Джокеру
пощечину. Джокер почти мгновенно, видимо, автоматически, отреагировал ударом
кулака в лицо девушке. Чуть смазал, иначе бы удар закончился нокаутом.
Вскрикнув, Ольга откинулась на иллюминатор, хлопковые локоны взлетели к