конечной станцией, может быть, тупиком: исчезла динамика, романтические
события стали буднями, и Барби время от времени стала становится Варей,
Варварой. И став окончательно прежней, она уехала.
сердце тридцать семь, вокруг - ноль...
так надо... Я должна. Не ищи, - всем будет легче ..." - которая ничего не
объясняла, Андерсон поймал себя на мысли - его осенило, - что, к этому
моменту, он ни разу не подумал о Беридзе, как о своем неприятеле. Никогда!
Наградной платой за сотрясение мозга - пустяк, обычные издержки
мужественности - стала Барби. (Хотя он всегда, с мучительной отчетливостью,
помнил, как Беридзе ударил его тогда, в ресторане, - не кулаком в челюсть, а
обидно, с демонстративной презрительностью - раскрытой ладонью по щеке.
Сотрясение мозга получилось от удара затылком об бетонный пол.) Тем более,
что Огненный, сразу после ресторанной истории, отошел от своей бывшей
подруги, женился. И вот, когда Барби не стало рядом, да вдобавок, она не
умерла, не растворилась в огромном мире, уехала не куда-либо, а к своему
детдомовскому защитнику - да, да, в тот самый город студенчества Андерсона,
где теперь его нет, но где проживает с семьей эта красноволосая сволочь!....
В считанные минуты, как только Андерсону стало известно, что это так, в нем
закипела великая, пожирающая, сводящую на нет покой, самообладание,
планирование перспектив, логику, - ненависть, зарезервированная,
неистраченная, залежавшаяся, удвоенная предательством Барби, утроенная
вероломством Беридзе, удесятеренная имиджем Андерсона, который стал сутью
Андрея. Этот рыжий кавказец - кто: "утешитель" Барби, ее любовник? - с
синими глазами стал лютым врагом. А это ох, как не просто - быть врагом
Андерсона, многие об этом знают, и ты, желтокожий "инкубаторский" горец,
тоже узнаешь об этом, узнаешь, что это - не только состояние, это начало
неотвратимого движения: пусть день, пусть неделя, пусть месяц - но Андерсон
идет к тебе!
обычно для последнего времени: в ноги, в унитаз... В голову. Он сгреб
документы, деньги, влез в повседневную одежду - унты, полушубок, шапку -
вышел на трассу, остановил машину. "Аэропорт?... - боднул головой, - я с
тобой!" Утром он был уже во "Внуково", к обеду - здесь... Еще час - через
адресный стол, - и он, Андерсон, станет у дверей своего врага, и он, именно
он, Андерсон, поставит точку в этой истории. Тот, кто думал, что с ним можно
обойтись многоточием, жестоко ошибался!...
сами. Точнее - воспоминания о светлых мгновениях прошлого? Которые - словно
золотые блески в серой породе, которые кричат поверженному рациональными
буднями из безвозвратного прошлого: жизнь - не сказка, но сказочные минуты -
были, были!... Но: не возвращайтесь туда, где было хорошо. И вправду: вместо
продавщицы гвоздик с уважительными, восхищенными глазами - наглый кавказец,
перелетный грач, с насмешливым взглядом.
повезешь, девушке подаришь. Выберу который почти бутон - там раскроется...
аквариум, но сейчас у него другие задачи. И все-таки он не может просто так
уйти, он должен повергнуть, хотя бы на мгновение, этого нахального торгаша,
помидорного рыцаря, земляка ненавистного Беридзе. Он перевел взгляд с
аквариума на хозяина тюльпанов, вколол два смелых глаза в смуглый лоб, под
козырь огромной, анекдотической каракулевой фуражки "аэропорт". Через минуту
насмешливость и стопроцентная уверенность напротив сменилась на
фрагментальное, почти неуловимое сомнение, мелькнула тень испуга, которую
малоуспешно пытались скрыть небрежными словами:
глаза, даже наклонился под прилавок, якобы что-то разыскивая.
аквариуму. Торговец вынырнул из-под прилавка.
будет. Денег хватит? Понял, понял - дурацкий вопрос задаю, извини...
пачки - как будто из другого мира, или из-под станка, - пару бумажек
посмотрел на свет. Опять радостно поцокал языком. Нашел глазами "полярника",
который только что купил у него почти дневную норму. Редкая удача! Загадал
на будущее везенье: надо смотреть на эту шубу, пока она не скроется за
воротами рынка. "Шуба" медленно дошла до ворот, остановилась, опять долгий
монументальный статус, как недавно перед аквариумом. Наконец, что-то
происходит: розовый букет, провожаемый рукой, улетает от шубы и падает
по-басктбольному точно в большую урну. "Полярник" скрывается за воротами, а
счастливый "помидорный рыцарь" спешит к урне - две удачи за день. Еще одним
человеком, до конца жизни верящим в приметы, больше.
спичкой: пустой подъезд - гулкий короб, отозвался выстрелом. Закурил,
затянувшись несколько раз, бросил окурок под ноги. Еще раз сверил номер на
дерматиновой двери с цифрами на клочке бумаги. Осмотрел ладони, сжал в
костистые кулаки, расправил. Еще раз... Глубоко вздохнул, решительно вмял
красный шарик в стену.
что ожидала возбужденная мстительностью несложная фантазия, - провалился в
розовый дверной просвет: бахромчатый абажур, обои...
девочка и, запрокинув головку, спокойно смотрела на пришельца большими
синими глазами. Он оторвал руку от кнопки, отпрянул. Приснял, откинул на
плечи полушубок, поправил шапку. Горло выдало безотчетный звук, затем язык
почти автоматически сложил слово:
Андрея, спросила:
пот, присел на корточки, сравнялся ростом с девочкой.
закрыть?
открывать. Но ты, наверное, очень-очень смелая?
умерла - под машину попала и умерла... Мне пять лет. Скоро. Она с Севера
приехала. Вот в такой вот шапке. Осень, еще не холодно, а она в такой вот
шапке. Смешно, да? Там всегда холодно. Мне вот столько, - она подняла
ладошку на уровень лица, повернула к себе, пошевелила пальцами и выставила
вперед, - пять.
напоминало о знаменитой ресторанной баталии. Он заслонил лицо руками и
борясь со слабостью, глухо, уродуя слова сдавленными губами, спросил из-за
ладоней:
честь какой-то девочки так назвал. Но мама-Варя сразу придумала. Она сразу
сказала: давай, я останусь Варя, а ты, пока маленькая, будешь Барби, это то
же самое по-иностранному. - Она обратилась к Андерсону: - Смешное имя,
правда? Как у куклы... Я сказала: ладно...
Барби то оленьи рога, то засушенный кустик тундрового ягеля, похожего на
кораллы... Весь их жилой вагончик, "балок" - так он называется на Севере,
был заполнен подобными безделушками. Он не разрешал ей работать - не желал,
чтобы она, хрупкая девочка, изнашивалась в работе. Так он говорил ей. На
самом деле, хотел, чтобы Барби всегда, когда это возможно, была с ним -
ждала, встречала и находилась рядом. Так и было - Барби слыла хорошей женой.
Вокруг имелись другие примеры: жены, зарабатывая почти наравне с мужчинами,
становились независимыми - требовали "равноправия"; или, вовсе не работая,
"портились" от безделья - подавались на сторону. И то, и другое приводило к
разводам. Барби жила особой жизнью: "Святая", - иной раз с удовольствием и
обожанием думал Андерсон... Однако, время показало, - тот же результат. "Все
они одинаковые!..." - часто доводилось слышать подобное от отвергнутых
мужиков в состоянии беспомощной пьяной сопливости. Но это - ущербное
самооправдание, чушь, так примитивно Андерсон никогда не думал, ни "до", ни
"после".
на рыбалку, на охоту, на шашлыки... Друзья, ресторан - единственный в
вахтовом поселке - через вечер. Вместе с ними развлекалась и Светлана - куда
же без нее, они с Барби стали почти подружками. Светлана, "фараонова вдова"
- как она себя называла, - старший диспетчер нефтеналивной станции, за эти
годы разбила несколько мужских сердец, но как только дело доходило до
Лукьяненко Сергей
Бажанов Олег
Контровский Владимир
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман