Соловьева возьмем. Только этот припадочный Иосиф Голубчик не поедет. Я
попросил, чтобы он не ездил. Тут дело тонкое, хитрое. Тут героизм не
требуется...
мне плечо.
листа. Мне Лазарь прикладывал брусничный лист. Его знахарка научила в
Воеводском углу. Мировая медицина!..
рыбу на рожне. Вот так возьмет рыбину, распорет, выпотрошит, чуть присолит
и растянет на рогатке. Над костром. Обожраться можно, до чего вкусно! А
икру из рыбины надо сразу есть. Лучше всего с хлебом...
рассказывает про своего закадычного дружка. Но я не мог забыть, что Баукин
- преступник с большим и тяжелым грузом преступлений, за которые он должен
ответить по закону. Ведь он не просто удит рыбу в Черном омуте или в
Пузыревом озере, он скрывается от заслуженного наказания. Ведь мы не
отпустили его из уголовного розыска, а он убежал. И еще увел с собой двух
преступников.
в разговоре со мной и не вспоминал о тех, что остались тогда и были
осуждены на разные сроки.
поимки Кости Воронцова. Венька, наверно, сразу после поимки Лазаря учуял,
что его можно использовать. Это понятно. И в этом нет ничего
удивительного. Для поимки Воронцова стоило использовать любые средства. Но
мне все-таки не ясно было, почему вдруг Венька так душевно прикипел к
Баукину. Хоть убей, я не видел в Баукине ничего замечательного, кроме
разве его особой звероватости и исступленной злобы, все время вскипавшей в
его небольших медвежьих глазах.
Баукину. Он мне даже противен как-то.
в воду. - Он тебя тогда, в дежурке, когда его забрали, как-то, я сейчас не
помню, обозвал. И начальника он обозвал боровом. Начальник ему это тоже не
простит...
сердись, но ты почему-то, ей-богу, вроде как монашек повел себя: я, мол,
зла не помню. А мне это просто удивительно и даже противно!
Ты же живой, и, я знаю, ты бываешь сердитый. А с этим Лазарем ты повел
себя как-то странно. Если б он, допустим, ранил меня, я бы ему это не
забыл.
руками, по осклизлому вертящемуся бревну. - Ничего бы ты ему не сделал. И
потом, кто это тебе сказал, что он меня ранил?
более устойчивое бревно. - Вот это правильно, что он хвастался. А кто
может поручиться, что именно он в меня попал? Он только шапку мою
запомнил. А стрелял он не один. Все стреляли. А когда в дежурке ты его
допрашивал, ему хотелось показать, что он нас не боится. Ему же сколько
лет морочили голову разные офицерики, что комиссары - это звери! И он
уверен был, что мы его сразу стукнем. Терять ему было нечего. И он хотел
хоть перед смертью еще раз показать себя героем. А мы ему этого не дали.
Не доставили ему такого удовольствия. Он к нам со злобой, а мы к нему
по-человечески. И он враз растерялся от неожиданности. А когда он
растерялся, тут я стал его разглядывать, как голого. И гляжу, он мужик
толковый, но запутавшийся. "Погоди, думаю, мы с тобой еще дело сделаем.
Большое дело..." Почему я так подумал? Потому что я вижу, что мужик не
трусливый, твердый, сердитый. И бедный. Ничего ему не дали бандитские
дела, а он все-таки хорохорится. Я подумал: "Если ты так хорохоришься
из-за бандитского своего самолюбия, значит, есть в тебе твердость. Значит,
есть нам смысл повозиться с тобой". И я стал с ним возиться... И не
жалею...
испытание. Лазарь бы его в два счета прошел, но он не пожелал. Ты думаешь,
он испугался? Нет, он просто уже не видел смысла проходить бандитское
испытание. Он вчера мне говорил на Черном омуте: "Комиссары это хорошо
придумали - провести единый налог. Мужики довольны. Даже моя баба Фенечка,
уж на что росомаха, и та довольна". Значит, видишь, куда он теперь тянет?
Савелий ему все подготавливает испытание, держит его, как на привязи,
около себя, сапоги ему преподнес. А он над Савелием уже смеется. Испытание
теперь мы ему предложим...
Он, наверно, тоже мужик твердый...
разговариваешь, а ты как балаболка!..
пароход, тянущий за собой против бурного течения две баржи, с верхом
груженные мешками и бочками.
под нами закачались на волнах притянутые к берегу стальными канатами
плоты.
какая умная женщина, все понимает, хорошая портниха. А до сих пор верит в
бога. И ходит в церковь... И Лазарь мне на днях говорит: "Все бы ничего,
но жалко, вы, коммунисты, попов не признаете. А ведь попы не сами себя
выдумали". Я спрашиваю: "Ты что, без попов жить не можешь?" Он говорит:
"Не в этом дело. Но ведь был какой-то порядок. И вдруг все сломалось..."
Лазарь и в белой армии воевал, и в бандиты пошел не из-за одних только
барышей. Барыши-то ему и не достались. Но ему внушали, все время
вколачивали в башку, что он воюет против коммунистов, за какую-то святую
Русь. И что бог это все оправдает - и грабежи и убийства. У Воронцова в
банде до сих пор находится свой поп, отец Никодим Преображенский. И он там
тоже туман напускает, что Советская власть не от бога... А Советская
власть только набирает силу. Она вот как этот пароход. Ей трудно, но она
все-таки тянет. И смотри, волна какая...
плоты, а пружина, и бросился вниз головой в волны. Я сделал то же самое.
слишком холодная.
"по-бабьи", и "на посаженках", далеко выбрасывая длинные, сильные руки.
все тело горячему солнцу и только голову закрыв рубашкой.
удивляешься, что я не обозлился, когда Лазарь признался или похвастался,
что хотел убить меня. И что я как будто разыгрываю из себя монаха. Но это
ерунда, - перевернулся на живот Венька. - Зимой во время операции в
Золотой Пади я был злой, наверно, как дьявол. Это ж я убил Покатилова. И я
точно знаю, что убил его я. И не жалею нисколько. Это было как в драке,
как в бою. Но вот теперь смотри. Я веду допрос. - И он сел. - Вот так я
сижу, а вот так арестованный. Он один. За ним уже никого нет. А за мной
закон, государство со всеми пушками, пулеметами, со всей властью. Чего же
я буду сердиться на арестованного? Государство же не сердится. Ленин
говорит...
брызгами.
лицо и шея у него были измазаны мазутом.
вздыбленное рулевое бревно. - А вы что, уже искупались?
душевном расположении, когда его можно было расспросить обо всем. А мне
всегда казалось, что он знает больше, чем говорит. Говорит он обычно редко
и почти всегда как-то отрывисто, затрудненно, будто тут же додумывая и
желая не столько собеседнику, сколько самому себе объяснить что-то сильно
тревожащее его Душу.
этого. Раздевшись, лег на плоты с того края, где они ближе к берегу, и
Орловский Гай Юлий
Смит Кордвейнер
Белогорский Евгений
Панов Вадим
Шилова Юлия
Шекли Роберт