Бурденко же готов был ехать с профессором Салищевым куда угодно, когда
угодно, не спрашивая.
Неужели он слышал его речь?
почти спрятал лицо в высокий воротник шубы.
постоянно вспоминаю Эраста Гавриловича Салищева, да и не только его, -
сказал однажды профессор Бурденко. - Вспоминаю всегда с благодарностью
многих своих учителей. И больше всего за то, что учили делу, как учат
плавать, возбуждая в студентах самостоятельность и не оскорбляя излишней
опекой...
НЕ ДАЙ БОГ
точнее, фельдшер, временно исполняющий обязанности тюремного врача,
молодой человек, все время подергивающий плечами как бы в нервическом
ознобе. Негодуя, он рассказывал, что тюремная больница переполнена в эти
дни свыше всяких возможностей, а больных арестантов тем не менее все везут
и везут.
больные.
исполняю обязанности и все равно никак не пойму...
серой бороде, расчесанной на две стороны. Поздоровавшись очень вежливо, он
пригласил профессора и господ его ассистентов к себе, раньше всего
откушать и потом посмотреть Серафиму Андреевну.
он к студентам, - прошу помочь доктору, - кивнул на Орешка, - разобраться
в больнице. Главное - отобрать хирургических больных. Тех, словом, кто
нуждается в срочной хирургической помощи. Будем, вероятно, делать
операции.
договоренности он бывал в тюремной больнице, как и в больнице для
железнодорожников, раз или два в месяц, а иногда и чаще. И всегда брал с
собой студентов.
длинном корпусе со сводчатыми окнами, забранными решеткой, ему на этот
раз, пожалуй, и самому не сразу бы удалось: так завалены были здесь
дощатые топчаны и нары и даже весь пол то ли живыми, то ли уже мертвыми
телами, источающими пронзительно кислый, удушливый запах человеческой
нечистоты.
исполняющий обязанности тюремного врача, пропуская впереди себя в
полутемном коридоре трех студентов. - Вот сюда пожалуйте. Здесь у нас в
некотором роде операционная. Но я вынужден был и здесь положить...
одной кровати. Головы их были как бы разделены на две равные половины:
одна половина наголо выбрита, другая - в всклокоченных волосах. И на ногах
кандалы.
отдельная - показал глазами "исполняющий" на стоявших у окна солдат в
длинных, едва не до колен суконных косоворотках, с винтовками и
примкнутыми штыками.
хирургических больных, тех, кто нуждается в срочной хирургической помощи,
как сказал профессор. А сам ушел куда-то! Здесь, казалось, все или ни в
чем уже не нуждаются или нуждаются в самой срочной помощи - хирургической
или терапевтической. Но как им помочь?
может быть, тоже на полу в такой же вот больнице.
притерпелись.
санитар.
языком в угол рта "козью ножку" из газетной бумаги. Он то зажимал ее в
крупных желтых зубах, то как бы прятал в широком рукаве халата и деликатно
выпускал густой дым куда-то в сторону, за плечо. - Настоящему больному
сейчас стонать тут ни к чему. Настоящий больной уже хорошо там, в тюрьме,
отстонал. А сейчас он только помалкивает, очень радый, что сюда, в
середку, в больницу, одним словом, к нам прорвался. Ведь у нас тут рай по
сравнению-то... Тепло и, вот видишь, не очень душно. Особенно если
закуришь, оно как будто так и надо. И пища все время приятная. Вот сейчас
даже блины подавали. По три штуки на брата. На больного, одним словом. По
случаю масленицы. А в других случаях как бывает? Умрет какой-нибудь,
например, богатый купец. Родные, ежли хорошие, не жадные, пошлют в тюрьму
пожертвование на помин его души: пироги там разные, колбасу, масло. Куда
это в первую очередь направляют? Понятно, сюда, в больницу, больным,
значит, арестантам. Такой уж порядок спокон веков, не переиначишь. Я же
что и говорю, здесь рай, в больнице. Почему и стремятся сюда все. Худо ли?
- оглядел санитар студентов, ожидая увидеть и на их лицах восторг. - А
стонут тут, скажу вам, господа, откровенно, как раз не больные, а больше
всего которые боятся, что их отсюда погонят. Вот они и стонут: мы, мол,
больные, обратите, мол, внимание и имейте жалость. А жалеть их как раз и
не за что. Нет, не за что, потому что ихнюю жизнь я всю на себе
исключительно испытал. Я ведь тоже сюда был не по доброй воле привезенный.
Тоже за казенный счет. На барже. В самом трюме. Во вшах. И тоже мог бы,
как они, тут стонать и распространяться. Но я взял себя в руки, и вот я
уже где... Это он меня к этому делу приохотил, Сидор Сидорыч, бывший тут
врач. При нем никто, бывало, не забалует. Стони не стони. Он, покойник,
всех наскрозь видел, как через промокательную бумагу. А они вот, - кивнул
в сторону исполняющего обязанности, - вроде исполняют и не исполняют.
Поэтому получилось переполнение. Даже в коридорах, вон глядите, лежат. А
при Сидоре Сидоровиче ничего этого не было, нет. Он, бывало, взглянет на
тебя, и кусок в горле остановится, если ешь. Это был врач
действительный...
Он снова и снова переходил из палаты в палату, осматривал служебные
помещения - душевую, неплохо оборудованную, облицованную глазурованной
плиткой, но сильно захламленную, местами в паутине, пленившей крупных
коричневых мух. Мухи такие кружились и подле стола для раздачи пищи.
бывает у нервных людей, случайно приобщившихся к чужому горю. Вдруг он
подумал, что ему и самому никогда уже больше не выйти отсюда, что его не
выпустит вот этот усатый самодовольный санитар, что сидит все время у
дверей и смотрит на него, похоже, с подозрительным прищуром, будто знает
за ним какую-то вину. Но какую? В чем же может быть виновен Бурденко?
казалось, без всякой связи. - И особенно не надо было выкрикивать какие-то
слова прямо в лицо инспектору. Ведь никто не заставлял их выкрикивать. А
теперь не дай бог. Чего не дай бог?"
тюремная больница, в которую он неожиданно приехал, и самодовольный
санитар. И отсюда, пожалуй, возникла его внезапная угнетенность.
скованности, Бурденко грубовато, неожиданно даже для себя грубовато,
спросил санитара:
навсегда.
спросил Бурденко.
затопим.
санитар. Но поднялся с табуретки и оправил халат. - Они, понимаешь,
покойника отнесли. Тут еще двое в тех дверях. А я дровами не занимаюсь,
нет... У меня, гляди, всего два пальца остались. От пилы. Я только бумагу
могу в корпус отнесть или принесть. И чай приношу вот фершалу.
исполняющий обязанности врача, но ни его, ни двух
студентов-старшекурсников как будто не удивил неожиданный начальственный
тон студента Бурденко. Орешек только спросил его:
глядя на фельдшера и коллег: - Операционную надо сейчас же освободить.
обратился к коллегам: - Как вы считаете, с кроватями будем переносить?
Ведь, пожалуй, не поднимем. Придется вам, доктор, - опять повернулся он к