Чтение 4–й страницы книги ~Испытательный срок~

приводить в чувство тех, кто озорует, не желая войти в политическое
сознание. Да чего далеко ходить! Вчерашний день в ресторане "Калькутта"
опять бандиты зарезали пьяного. А он оказался кассиром, который спокойно и
бессовестно пропивал государственные деньги! Где же, я спрашиваю, были мы?
Где была наша революционная бдительность в обоих случаях, когда, с одной
стороны, этот преступный кассир брал из кассы деньги, а с другой стороны,
рисковал своей жизнью в ресторане "Калькутта"?..

4

После доклада был перерыв. Многие вышли в коридор поразмяться,
покурить.

А Егоров продолжал сидеть в зале, боясь потерять это удобное место.
Ведь уже объявили: после перерыва будет художественная часть.

Он сидел, положив локоть на спинку стула, и рассеянно оглядывал зал.

Вдруг ему кто-то замахал рукой от дверей. Кто же это может быть? Ах, да
это же Зайцев!..

Егоров не сразу узнал его.

Зайцев подошел к нему. Он был в сером, излишне свободном костюме.

"Наверно, в отцовском", - подумал Егоров.

Рыжие волосы Зайцева, всегда укрытые кепкой, сейчас пылали при ярком
электрическом свете. И вздернутый нос, слегка облупленный, сиял, будто
чем-то намазанный. А может, и правда намазанный. Егоров, улыбнувшись,
подумал, что у Зайцева, наверно, постоянный жар и от этого облупился нос.
Больше не от чего - лето давно прошло.

Зайцев хлопнул Егорова по колену и сел рядом.

- Слыхал, что Курычев-то говорит? - весело спросил Зайцев. - Нужны,
мол, молодые кадры, насаждать революционную законность. Даже в самом
срочном порядке. А Жур, между прочим, все еще лежит в больнице, и мы из-за
него должны баклуши бить. Нет, это надо поломать. Надо пойти прямо к
самому Курычеву и поставить вопрос вот так: или - или...

Егоров боялся ставить вопрос вот так, как советовал Зайцев. Да и
Зайцев, пожалуй, излишне горячился. Ни к кому он скорее всего не пойдет,
ничего не скажет. Но Егорову все-таки понравился этот решительный тон, и
он сказал:

- Для такой работы, как эта, я считаю, надо иметь особые способности,
как вот у тебя. А я еще про себя не знаю...

- Ну что ты! - засмеялся Зайцев. И пожалел Егорова: - И у тебя хорошие
способности будут. Если, конечно, приложишь старание... - И, не
посчитавшись с тем, что они соперники - ведь все еще не ясно, кто из них
остается на работе и кому придется уйти, - вынул из кармана потрепанное
произведение господина Сигимицу, с которым он теперь, должно быть, не
расставался. - Вот интересная книжонка, смотри. Если хочешь, ознакомься.
По-моему, мировая книжонка, хотя автор явно не наш человек...

Егоров раскрыл книжку, прочитал название и сразу углубился в чтение. Но
тут началась художественная часть. Зайцев ушел в задние ряды.

На подмостках появился Бармашев. Он весело, с прибаутками, объявлял
артистов.

Первыми выступали какие-то молодые парни и девушки, одетые как испанцы,
- в черных плащах и в широкополых шляпах. Они лихо плясали, били в бубен и
пели частушки про лорда Керзона и про наши самолеты, которые мы выстроим
назло всем керзонам.

Егорову это все так понравилось, что он сам стал тихонько притоптывать
ногой в такт пению. И случайно прихлопнул носок сапога своего соседа,
какого-то важного старичка в милицейской форме, сидевшего рядом с женой.

- Извиняюсь, - сконфузился Егоров.

- Ничего, - сказал сосед. И кивнул на подмостки. - Действительно
здорово поют. И все в самую точку. В самую точку. До чего способные и
политически подкованные люди...

Машинистка милиции Клеопатра Семенова, как ее объявил Бармашев, спела
под аккомпанемент рояля романс "Отцвели уж давно хризантемы в саду". Потом
два милиционера в форменных брюках, но без гимнастерок продемонстрировали
спортивные упражнения на брусьях, старший делопроизводитель сыграл на
гитаре и спел под собственный аккомпанемент "Вот вспыхнуло утро, румянятся
воды, над озером быстрая чайка летит...". Уполномоченный угрозыска
Воробейчик показал фокусы с картами.

Наибольший успех, однако, имел Бармашев, читавший стихи Сергея Есенина.

И это было особенно приятно Егорову. Он вспомнил, как Бармашев
разучивал эти стихи в дежурке в его присутствии.

Егоров больше уже не обижался на него за то, что дежурный по городу
относился к нему еще два дня назад как к неодушевленному предмету.

Внизу, в первом этаже, были накрыты столы.

Перед каждым приглашенным поставили стакан с чаем и тарелку с
бутербродами, яблоками и конфетами.

Яблоки и конфеты Егоров сразу же спрятал в карман. Потом, подумав,
аккуратно завернул в чистый носовой платок бутерброды с сыром и брынзой.
Все это он унесет домой, племянникам и Кате.

Только бутерброды с вареньем и омулевой икрой он решил съесть сам, а
то, чего доброго, измажешь икрой и вареньем карманы.

Зайцев сидел у другого конца стола и все время наклонялся к какой-то
девушке с алой лентой в черных волосах.

"Хорошенькая, - подумал, глядя на нее издали, Егоров. И еще подумал: -
Как в песне: "Вьется алая лента игриво в волосах твоих черных, как ночь".

Зайцев оставил свою девушку и ушел ненадолго.

Потом он появился с бутылкой пива и закричал через стол, как у себя
дома:

- Егоров, иди сюда!

Егоров уже допил чай и подошел.

- Пива хочешь? - спросил Зайцев. И стал наливать в стаканы сначала
девушке, потом Егорову пиво. И себе налил. - Давайте чокнемся. Нет,
неправильно. Вы сперва познакомьтесь.

Девушка протянула Егорову левую руку - в правой пиво - и сказала:

- Рая.

- Егоров, - сказал Егоров. И покраснел. И от смущения нахмурился. И
так, нахмурившись, спросил Зайцева: - А пиво это откуда?

- Тут же еще есть один буфет - за деньги, - кивнул на дверь Зайцев. И
засмеялся, облизывая губы. - Ты как будто первый раз сюда пришел.

- А я и правда первый раз, - сознался Егоров. Но если б он даже знал,
что здесь продают пиво, он все равно не купил бы. На что он купит?

А Зайцев купил не только бутылку пива, но и две толстые конфеты в
красивых бумажках - девушке и Егорову. От конфеты Егоров отказался.

- Это откуда девушка? - негромко поинтересовался он, отозвав Зайцева в
сторону. - Тоже здешняя? Сотрудница?

- Нет, зачем! - улыбнулся Зайцев. - Это просто моя девушка. Знакомая.

- А как она сюда попала?

- Обыкновенно. Я ее провел. Взял у Бармашева билет и провел...

Егорову даже стало как-то обидно. Он стеснялся сюда идти, боялся, что
его не пустят. А Зайцев не только сам прошел, но и девушку свою провел. Не
побоялся.

И еще удивился Егоров, что у Зайцева уже есть своя девушка, хотя Зайцев
старше Егорова всего месяца на три.

А у Егорова не было девушки, про которую бы можно было сказать, что он
за ней ухаживает. Он, пожалуй бы, даже не решился пойти вот так
куда-нибудь на вечер с девушкой. Ему бы совестно было, неловко.

Года два назад, когда еще был жив отец и Егоров учился в школе, ему
сильно нравилась одна девочка - Аня Иващенко. Он, наверно; влюбился в нее.
Конечно, влюбился. И написал ей стихи.

Он тогда еще писал стихи и мечтал стать поэтом. Но не стал. И теперь
уже не станет. Сам знает, что не станет. А тогда писал. Тайно писал.
Никому не показывал. Нет, показывал. Но только одному человеку - Ваньке
Маничеву. Они сидели за одной партой.

Ванька Маничев был старше его года на два, учился плохо, но считал себя
очень умным и говорил:

- Ты, даю тебе слово, Егоров, будешь, как... как, я не знаю кто... как
Пушкин. Или в крайнем случае как Лермонтов.

Да, правда, только Маничеву Егоров показывал свои стихи, больше никому.
И Ане Иващенко не показывал. Да она и не обращала на него никакого
внимания, хотя, наверно, заметно было, что он в нее влюблен.

Он подружился тогда с ее братом, мальчишкой, пронырливым, жадным,
выпрашивавшим в школе дополнительные завтраки. Егорову была особенно
противна его жадность. Но Егоров все-таки подружился с ним, подарил ему
двух лучших голубей. Все для того, чтобы бывать у них в доме и хоть
мельком видеть Аню, слышать ее голос.

Егоров даже заикался, когда разговаривал с ней. А она все равно не
обращала на него никакого внимания. А почему?

Егоров как бы нечаянно посмотрелся в большое зеркало. И в зеркале
увидел не только себя, но и Зайцева и его девушку.

Нельзя, пожалуй, сказать, что Егоров хуже Зайцева на вид. Егоров и
ростом выше, и плечистее, и нос у него не облупленный, и темные волосы
хорошо причесаны.

"Шатен" называется мужчина, у которого такие волосы. Егоров шатен, а не
рыжий, как Зайцев.

Но все-таки Зайцев, а не Егоров пришел сюда с этой хорошенькой
девушкой. И легче все в жизни достается Зайцеву.

Наверху, на втором этаже, опять загремел духовой оркестр.

Начались танцы. Все пошли наверх. И Зайцев пошел со своей девушкой. И
Егоров.

Весь вечер Зайцев танцевал с кем хотел. И девушка его танцевала то с