Слава был не в силах отказаться от такого подарка.
- Большое спасибо, - сказал он, пожал руку Евгению Анатольевичу,
поклонился Оле и заторопился навстречу ожидавшему его Панкову.
Обратно шли той же аллеей, по которой ночью вел его Крептюков,
таинственные деревья оказались липами, солнечные блики падали сквозь листву,
и все в мире пело, жужжало, звенело.
Заузолков сидел у себя в кабинете и что-то писал.
- Ага, это вы, - сказал Заузолков, не поднимая головы. - Хорошо
выспался, Ознобишин? Покормили тебя? Ну, давай, давай, выкладывай, с чем ты
к нам?
- У меня поручение от укомпарта, - строго произнес Слава. - Куда это
годится, товарищ Заузолков? Во всех волостях народные дома, повсюду
разворачивается самодеятельность, а у вас по вине волисполкома активность
молодежи на очень низком уровне.
Заузолков оторвался от своих записей, поплотнее уселся в кресле, с
усмешкой поглядел на секретаря укомола.
- Валяй, валяй, товарищ Ознобишин, - одобрительно отозвался Заузолков.
- Только в каком-нибудь сарайчике самодеятельности не развернешь.
- А вы потесните помещиков.
- Да помещики-то у нас ледащие, нет ни Давыдовых, ни Куракиных. А
впрочем, увидишь сам. - Он вышел из-за стола, позвал Панкова. - Пошли,
Панков, искать вам резиденцию! - Стремительно затопал по лестнице. - Нет у
нас сурьезных помещиков, - на ходу объяснял Заузолков Ознобишину. - Хотя бы
Кульчицкие. Хозяйство у них было крепкое. Но живут... Сам увидишь! Есть еще
графиня Брюхатова. Та действительно была богата, настоящая помещица. Но
пришла в полный упадок. Да Федоровы, у которых ты ночевал. Тоже не
развернуться, сам видел...
Начали с Кульчицких.
Прямо-таки подмосковная, кое-как сколоченная тесная дачка с мезонином.
В мезонин Ознобишин даже не пошел. Грязь такая, какой ни в одной избе, где
хозяева живут вместе с телятами и поросятами, видеть не приходилось. Два
брата с женами, сестра с мужем, множество детей, сопливых и никогда, видимо,
не умывающихся, какая-то еще родственница, женщины в капотах, мужчины в
запачканных блузах.
Встретили Кульчицкие пришедшее начальство подобострастно.
- Товарищ председатель, - не один раз повторил один из Кульчицких,
обращаясь к Заузолкову. - Позвольте нам объединиться в земледельческую
коммуну...
Заузолков гавкнул на него:
- А на что вам коммуна?
- А как же? - улыбнулся бывший помещик. - Вернут скот, инвентарь,
окажут помощь семенами...
Слава не чаял, как поскорее вырваться от Кульчицких на свежий воздух.
- Годится?
Ответа не требовалось.
- Ну а теперь к графине...
Усадьба Брюхатовых отстояла верстах в двух от села - вышли за околицу,
с версту прошли полем, свернули в березовую рощу, и сразу за рощей, на
взгорке, открылась нарядная колоннада, ведущая к большому дому с высоким
фронтоном.
Стены пожелтели от времени, штукатурка облупилась, из-под штукатурки
выступали бурые пятна кирпичей, но в общем-то дом как дом. Лепные гирлянды
до сих пор украшали большие удлиненные окна. Правда, стекла в окнах
повыбиты, но эта беда поправима.
- А чем не нардом? - воскликнул с восхищением Ознобишин. - В нем и
сцену, и зал, и все на свете можно устроить!
- Можно-то можно, да только кишка у нас тонка... - Заузолков не
договорил. - Пусть уж пока ее сиятельство здесь живет.
- А не велика ли квартира для сиятельства?
- Иди, иди, смотри...
Чем ближе подходили к дому, тем более странным он становился. Точно за
кулисами очутился Ознобишин! Поднялся по широким ступенькам, потянул за
бронзовое кольцо дверь, переступил порог, и взору его предстали остовы
комнат без полов и потолков, обломки столбов и досок, мусор и пыль.
Точно вспугнутая летучая мышь, метнулось к ним навстречу какое-то живое
существо, при ближайшем рассмотрении оказавшееся крохотной старушкой в
сером, под цвет стенам, длинном пальто и в соломенной шляпе с широкими
полями, украшенными выцветшими лиловыми лентами.
- Ах, господи... - произнесла старушка низким грудным голосом, который
удивительно не соответствовал ее фигурке.
Она протянула Заузолкову руку для поцелуя и удовлетворенно кивнула,
хотя он и не подумал ее целовать.
- Вы от их величеств? - пролепетала она. - Но я не могу их принять, у
меня в настоящее время живут разбойники, хотя они и уехали на турнир...
- Мужики весь дом разобрали по кирпичику, - объяснял Заузолков.
- Но ведь она...
- Сам видишь! - Заузолков с досадой махнул рукой. - Мы ее в Орел
возили, в сумасшедший дом. Не принимают. Говорят, свихнулась окончательно и
бесповоротно, но неопасна для окружающих. Вот и содержим.
- А где же она...
- Пробовали устроить у добрых людей... Куда там! Сюда удирает. Есть при
доме чуланчик, приказал дверь навесить и окно прорубить, Не в воду же ее,
как котенка!
А графиня Брюхатова продолжала:
- В департаменте герольдии одни немцы, не разбираются в русских
родословных, а Брюхатовы по прямой линии от Ярославичей...
Оставили в покое и графиню.
По дороге в село Заузолков свернул в знакомую уже Ознобишину липовую
аллею.
- И вот еще Федоровы...
Ознобишин не пожелал к ним идти.
- Там мне смотреть нечего, я там сегодня ночевал. Поговорим лучше в
исполкоме.
Заузолков хотел что-то сказать, но промолчал.
- Пойдемте, - нехотя согласился он. - Мы к разговорам привычные.
В исполкоме Ознобишина ждал Ушаков, он появился в Колпне, когда
Заузолков и его спутники осматривали дома помещиков, приехал на попутной
подводе. За два или три часа пребывания в исполкоме Ушаков развил бурную
деятельность, собрал работников волкомола и учителей и принялся
разрабатывать с ними планы внешкольной работы, на бумаге у него возникли и
хор, и драматическая труппа, и политшкола, и даже семинар по внешней
политике, Ушаков интересовался международными событиями и всегда был не
прочь о них потолковать.
- Ну вот, - сказал он, не здороваясь, не отвлекаясь от дела, протянул
Славе исписанные листки. - Мы тут разработали программу, можно начинать.
- Где? - раздраженно произнес Слава.
- То есть как где? - озадаченно спросил Ушаков. - Ты нашел помещение?
- В том-то и дело, что не нашел.
- А помещики? Мне сказали в Малоархангельске, что графиня Брюхатова до
сих пор проживает в собственном доме...
- Вот ты с ней вместе и поселись, - зло сказал Слава. - Графиня есть, а
дома нет, хотя она в нем и живет.
- Давайте обсудим положение... - Слава обернулся к Заузолкову. -
Кульчицкие отпадают, Брюхатова отпадает...
- Как видите, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, -
мягко заметил Заузолков. - Не будем торопиться, дайте время, подыщем
что-нибудь...
Время, время! Заузолков не мог сказать ничего более неподходящего. В
том и работа Ознобишина, чтоб подгонять время. С чем он приедет к Шабунину?
Ничего не сделали, нужно время... Именно такие ответы и тормозили развитие
нового общества.
Голубые глаза Ушакова потускнели.
- Говорят, есть еще какие-то Федоровы?
- Свободно можно выселить, - предложил Панков.
Слава вопросительно взглянул на Заузолкова.
- А зачем? - спросил Заузолков.
- Как есть они бывшие помещики, - пояснил Панков. - Вполне.
- Дом-то у них хороший? - поинтересовался Ушаков.
- Для одной семьи, - сердито ответил Заузолков. - У нас молодежь танцы
любит, а там двум парам не разойтись.
- А если все равно выселить? - сказал Панков.
- А зачем? - еще сердитее повторил Заузолков. - Тебе-то какая польза? У
нас на Федорова свои виды. Не наказывать же его за то, что отец у него был
помещиком? Человек приличный, с белыми ни в какие контакты не вступал. Зачем
же образованными людьми бросаться? Учителей по всему уезду не хватает, а из
него, знаешь, какой учитель получится?
- А как же быть с помещением? - задумчиво спросил Ушаков.
- Соображайте, - сказал Заузолков. - Для этого вас и прислали из
Малоархангельска.
Найти выход из безвыходного положения? Не хотелось Славе ни с чем
возвращаться к Шабунину. Комсомолец обязан найти выход из любого положения.
У Федоровых, конечно, не разгуляешься, да и казнить их не за что, они еще
пригодятся.
"А не говорит ли во мне ненужная жалость? - мысленно спросил себя
Слава. - Приняли меня душевно, я и размяк. Однако не я, а Заузолков их
защищает..."
Слава думал, думал, прикидывал обстоятельства и так и эдак...
- Знаешь, все зависит от тебя, - обратился он к Панкову. - То есть не
от одного тебя, а от комсомольской организации.
Панков не понял: