солдата, а разговором на старого учителя.
- Мы к вам, Василий Савельевич... - Ушаков представил своего спутника.
- Секретарь уездного комитета комсомола товарищ Ознобишин.
- Тоже по примеру своего коллеги хотите поступить в хор? - пошутил
Крестоположенский.
- Вроде бы нет, - усмехнулся Слава. - Наоборот, хочу изъять своего
коллегу из вашего хора.
- Ни в коем разе! - встрепенулся Крестоположенский. - Сами не
понимаете, чего хотите.
- А как вообще-то он к вам попал?
- Простее простого, - объяснил Крестоположенский. - Смотрю как-то во
время всенощной, стоит молодой человек. В другой раз смотрю, опять он. И не
то, чтобы молится, все внимание хору, и даже будто подпевает. Подозвал,
спрашиваю - пением интересуетесь или барышнями, у нас барышни тоже в хоре
поют. Нет, говорит, пением, я пение очень люблю. А попробовать не хотите?
Колеблется. Пришел на спевку, еще раз пришел, потом точно чего-то испугался,
а я поговорил с протоиереем, назначили ему вознаграждение...
- А вы понимаете, что это такое? - перебил Слава. - Комсомолец поет за
вознаграждение в церковном хоре!
- А он не за вознаграждение, - возразил Крестоположенский. - Из любви к
искусству.
- Но ведь деньги получает?
- Не столь это важно, поет потому, что не может не петь, потому что
талант.
- Уж и талант? - усомнился Слава.
- Редчайший голос, высокий тенор, тенор-альтино, такие голоса один на
тысячу.
- Да поймите же, комсомолец поет в церкви за деньги!
- Так пусть поет бесплатно, - предложил Крестоположенский. - Если это
вас больше устраивает.
- Нас это вообще не устраивает.
- Но ему хочется петь, - настаивал Крестоположенский.
- Тебе хочется петь? - спросил Слава Никиту.
- Нет, бесплатно я петь не буду, - мрачно пробормотал Ушаков. - И
вообще больше я не буду петь...
Выйдя из церкви, Слава с недоумением уставился на Ушакова.
- А как же он дирижирует? Ведь он же вам по колено?
- А его ставят на табуретку, - объяснил Ушаков. - Человек может
приспособиться к чему угодно.
Слава повел Ушакова ужинать, и хотя над ним нависла угроза исключения
из комсомола, говорил он не о себе и даже не о музыке, он заговорил о
Востоке. Политическая история народов Индии, Индокитая, Индонезии увлекала
его, оказывается, еще больше, чем музыка.
За окном шелестели малоархангельские липы и клены, кто-то играл на
гармошке, а Ушаков рассказывал о забастовках в Калькутте и Бомбее, об
учиненной англичанами бойне и, с уважением отзываясь о махатме, - он знал,
"махатма" - значит "великая душа", так индийский народ называл Ганди, -
говорил, что нет надежды на то, что кампания гражданского неповиновения
освободит Индию от колонизаторов...
Внезапно оборвав себя на полуслове, Ушаков сказал, что ему пора, и
ушел.
А Слава, оставшись один, долго не засыпал, дивясь тому, как раскрылся
перед ним за один день Никита.
Трудно было представить как сложится его жизнь...
А Никиту Ушакова ожидала удивительная судьба! Он хотел поступить в
Институт востоковедения и поступит туда. Подружится с обучающимися в Москве
индусами, и они уговорят его уехать в Индию, где он будет преподавать
русский язык, обучать индийских юношей читать Ленина. Потом вступит в
Индийскую коммунистическую партию и очутится в самой гуще политической
борьбы. Иногда от него будут приходить письма - матери, сестре, товарищам по
институту. Потом переписка оборвется, и лишь спустя много лет станет
известно, что он погиб в борьбе за освобождение Индии. Удивительная судьба
крестьянского паренька из-под Малоархангельска!
А пока что уездный комитет комсомола обсуждает персональное дело
Ушакова.
Его осуждают за то, что он связался с артелью мещан, арендующих
фруктовый сад у горсовета, что за плату вскапывал огороды, за участие в
Церковном хоре...
Впрочем, согласен с этим и сам Ушаков.
Ознобишин тоже осуждает Ушакова, но говорит и о том, какой это ценный и
талантливый человек...
Франя Вержбловская даже пожалела Никиту:
- А почему бы не создать хоровой кружок при клубе?
Железнов пошел дальше:
- Попросим отдел народного образования оплачивать Ушакову из средств,
ассигнованных на внешкольную работу...
Ушаков сидел расстроенный и счастливый, выговор он заслужил, но
снисходительность товарищей говорила о многом.
И только в конце заседания Коля Иванов спросил:
- А все-таки, ребята, кто же написал эту анонимку?
- А ты как думаешь? - обратился Железнов к Ушакову.
- Не знаю, - искренне признался Ушаков. - Ни на кого не могу согрешить.
- А все-таки? - настаивал Иванов. - Неужели у тебя нет врагов?
Ушаков задумался.
- Пожалуй, что и есть...
И дал достойный и правильный ответ:
- У меня те же враги, что и у Советской власти.
32
Точно руки обиженных женщин, тянутся хрупкие ветви кленов, трепещут в
воздетых кверху руках желтые и розовые платочки, а ниже поникли кусты
шиповника, листва облетела, но еще блестят на солнце покрытые лаком
оранжевые ягоды, будто кораллы развешаны на ветвях, а еще ниже островки
повядшей серо-зеленой травы, пахнущей зверьем, лесом, изморозью. Последние
причуды осени.
Федосей приколачивает у крыльца отставшую дощечку - тюк-тюк по
гвоздику, тюк-тюк по гвоздику...
Вот уж кто заботится о сохранности астаховского дома, будто век ему в
нем коротать!
Нет, чтобы подумать о себе, - полураздет, полуразут, ведь зима на
дворе...
- Боишься, Федосыч?
- Кого?
- Зимы, Федосыч.
- А чего ее бояться? Смена времен...
Слава в Успенском, получил недельный отпуск "по семейным
обстоятельствам" - "надо повидаться с мамой, тысячу лет не видел", - да и,
кроме мамы, есть с кем еще повидаться, а сам все говорит и говорит с
Федосеем...
Вошел в дом, в комнату, где жили мама и Петя, мама сидела за столом,
проверяла тетради.
- Откуда ты?
- Приехал повидаться с тобой.
- Но ведь и не без дела?
- Без дела!
Он приник к матери, поцеловал руку, потерся головой о ее волосы...
- Надолго?
- На неделю.
- Ты давно не баловал нас с Петей своим присутствием...
Какая мама хрупкая и трогательная! Он давно уже перерос маму, впрочем,
не так давно, - давно ли он вместе с мамой цеплялся за вагонные поручни, и
мама умоляла пассажиров пожалеть замерзшего ребенка...
- Ну а как вы?
- Как видишь, живем.
Мама не вдавалась в подробности.
Достал из портфеля коробку конфет и бутылку сухого крымского вина -
скромные дары нэпа, появлявшиеся иногда в Малоархангельске.
Мама укоризненно покачала головой:
- Ты бы лучше купил себе носки.
- Петя на хуторе?
- Как всегда.
- Кто вместо Ивана Фомича?
- Евгений Денисович, сразу же занял его квартиру.
- Ирина Власьевна уехала?
- Еще летом.
- А как он с тобой?
- Вежлив и равнодушен.
Разговаривали обо всем и ни о чем, перескакивали от предмета к
предмету.
- Мама, я пройдусь?
- Ну вот, а говорил, что приехал к нам.
Заходит к Тарховым. Отец Валерий возится в огороде. Соня играет на
старом клавесине. Нина читает.
Идет навестить Введенского. Дверь забита крест-накрест досками. Уехал?
Слава об этом еще не слышав.
Не выдерживает и заходит в исполком, хотя дал зарок не появляться
попусту в исполкоме.
Там мало что изменилось, за своим дамским столиком Дмитрий Фомич, а за