Чтение 166–й страницы книги ~Двадцатые годы~

Слава спрыгнул, сорвал с придорожной ракиты ветку, подал Пете, к
удивлению Славы, скорость их Росинанта заметно возросла.
Шаг за шагом уходила в прошлое малоархангельская жизнь.
- Мало тебя уважают... - вырвалось у Пети. - Порядочному человеку не
дадут такого одра.
Слава только сейчас сообразил, Петя ведь не знает, что он уже не
секретарь укомола.
- А ты знаешь, я уже не работаю в укомоле, - сказал он возможно
равнодушнее. - Подал заявление, хочу учиться, мою просьбу уважили.
- Так ты насовсем к нам!
К вечеру Петю опять стало клонить в сон, и Слава взял вожжи.
- Давай нигде не останавливаться? - предложил он Пете. - Все будет
ближе к дому.
- Как хочешь, - безучастно пробормотал Петя, температура у него опять
поднялась. Слава не мог понять, спит он или теряет сознание.
Над головами у них неслись сизые свинцовые облака, порывы ветра
налетали все чаще, ночь обещала быть знобкой, гнулись придорожные кусты.
Слава выпростал из-под Пети одеяло, укрыл, сверху еще укутал курткой,
поежился сам и плотнее застегнул пиджачок. Наступила ночь. Птицы свиристели
за придорожными канавами, брехали вдалеке собаки, и все время казалось,
будто кто-то плачет, а кто и где - не понять.
Поднялись на взгорок, миновали редкий лесок, потянулись опять поля,
налево посевы, в темноте не разобрать чего, направо поросшие травой пары.
Конь точно почуял корм и остановился, Слава задергал вожжами, хлестнул - ни
с места.
- Дьявол!
Дьявол встал намертво.
Пришлось будить Петю, он лучше разбирался в лошадях.
- Что делать?
Петя схватил себя за горло.
- Не могу дышать.
- Встал этот черт!
- Распряги, - с трудом произнес Петя. - Пусть пасется.
Слава стреножил коня, и тот, мягко шлепая губами, побрел в поле.
- Будешь есть?
Петя покачал головой, выпил несколько глотков воды. Слава стал взбивать
на полке солому.
- Под телегу, - прохрипел Петя. - Там теплее, и на случай дождя.
Легли под повозку, солому застелили попонкой, сверху накрылись одеялом,
Слава прижался к брату, обнял, тот опять впал в забытье.
Ветер усиливался. Слава выглянул из-под повозки - небо черное, нигде ни
проблеска, ни одной звездочки, по земле полз тускло-серый туман, летели и
шуршали сорванные с деревьев листья. Вдали грохотал гром. "Дождь, - подумал
Слава. - Только бы не над нами". Вспыхнул свет и погас, и опять гром.
Молния. Это уж совсем близко. Молнии сверкали одна за другой, гром громыхал
не переставая. Славе становилось все страшнее от непрерывных ослепительных
вспышек.
В свете молнии он увидел старую раскидистую ветлу.
Растолкал Петю.
- Укроемся!
Потащил Петю за руку.
Ветер несся с бешеной скоростью, швырял в лицо листья, молнии
ослепляли.
Слава прижался к стволу ветлы и прижал к себе брата.
- Петенька...
- Где мы? - хрипло спросил Петя.
- Под ветлой! - крикнул Слава. - Здесь поспокойнее!
- Дурак! - вдруг выкрикнул Петя и теперь уже сам потащил Славу в
открытое поле.
- Что ты делаешь? - закричал Слава. - Ты сошел с ума!
Петя бежал и тащил за собой брата.
Какая-то сумасшедшая молния еще раз прорезала небо, грохнул гром, и на
них обрушился неистовый ливень.
- Видишь, что наделал! - закричал Слава, дергая Петю за рукав.
А Петя в ответ закашлялся, на мгновение подавился и неожиданно произнес
обычным своим голосом:
- Что за черт, во рту какая-то дрянь!
Петя плевался, а сверху лило и лило.
- Петенька! - радостно закричал Слава. - У тебя же ангина! Прорвало,
прорвало!
- Кого прорвало? - громко спросил Петя.
- Да нарыв, нарыв! У тебя уже было так...
Петя часто болел ангинами, Слава сообразил, что нарыв в горле мешал ему
говорить.
- Бежим под телегу, - сказал Петя, и они побрели под дождем к своему
укрытию, черневшему в нескольких шагах.
И едва залезли под полок, как дождь сразу прекратился.
- Тебе не будет хуже? - с тревогой спросил Слава.
- Нет, мне лучше.
Они закутались в одеяло и стали ждать рассвета, и рассвет не замедлил
окрасить землю сперва в серые, потом в лиловые, а потом в розовые и,
наконец, в лимонно-золотистые тона.
Братья выползли из-под своего укрытия, мокрые, жалкие, замерзшие,
только солнце могло их обогреть и обсушить. Неподалеку пасся их пепельный
конь. Ветлы не было - на ее месте торчал обугленный пень. Молния угодила
прямо в это несчастное дерево.
- В грозу нельзя стоять под деревьями, - сказал Петя. - Вбило бы тебя в
землю.
Многое Петя знал лучше Славы: когда и как укладывать в лежку яблоки,
когда пожалеть коня, как уберечься от молнии...
Как хорошо, что Петя выздоровел! Он заметно пошел на поправку, он и
говорил уже внятно, и коня смог запрячь, и даже усмехнулся, глядя на
промокшего брата.
Покорно и безрадостно шагал конь в лучах разгорающегося летнего дня,
обдуваемый ветерком, сушившим серую шерсть.
- Как поступим с конем? - спросил Слава. - Отдали насовсем, а куда его
девать?
- Давай сперва доедем, доберемся, а там будем решать...
Потихоньку, верста за верстой, двигались они сквозь бесконечные поля
пшеницы, ржи и овса, мимо ракит и ветел, оставляя в стороне деревни и
деревушки.
Вот и знакомое кладбище, и золотой крест в синем небе.
Петя оживился, и конь зашагал бодрее, точно и его ожидал родной дом.
Первым встретился им во дворе Федосей, всклокоченный, в застиранной
холщовой рубашке, в таких же застиранных синих холщовых портах.
Увидел братьев и заулыбался:
- Молодым хозяевам!
Окинул оценивающим взглядом коня:
- С таким конем только по ярманкам ездить!
Слава указал Федосею на коня.
- Получай, Федосыч.
- Куды ж это его? - забеспокоился Федосей.
- Отдали коня насовсем, а куда девать, не приложу ума. Отдай
кому-нибудь, может, пригодится еще...
- Зачем отдавать? - возразил Федосей. - Некормленый, вот и плохой, а
конь добрый, еще послужит...
Взял Росинанта под уздцы, повел в глубь двора, за сарай с сеном, а
братья побежали здороваться с матерью.

45

Началось лето, последнее лето, проведенное Ознобишиным в деревне.
Вера Васильевна обрадовалась возвращению сына так, точно он заново для
нее родился.
- Ох, Слава, как же ты мне нужен!
Провела рукой по лицу, пригладила волосы, даже поесть не предложила,
просто посадила перед собой, смотрела и не могла наглядеться.
Даже Петю не сразу заметила, так обрадовалась Славе, минуты две-три
всматривалась в старшего сына и лишь потом перевела взгляд на младшего.
- Как ты плохо выглядишь! - воскликнула она. - Уж не заболел ли?
- Он не заболел, а болен, - сказал Слава. - Было совсем плохо, а сейчас
лучше, вчера я весь день давал ему аспирин, смерил температуру, осмотрел
горло, уложил в постель, хотя Петя и пытался сопротивляться.
Вера Васильевна устроилась пить чай возле больного и сама точно
обогрелась и даже похорошела.
- Как я тронута, что ты отозвался на мою просьбу, Петя еще мал, и мне
просто необходимо с тобой посоветоваться.
Слава ни о чем не расспрашивал, мама сама все скажет.
- Ты не представляешь, какая невыносимая обстановка сложилась в этом
доме. Нас с Петей только терпят. Павла Федоровича мало в чем можно
упрекнуть, но супруга его совершенно невыносима. Она считает, что мы
объедаем ее.
- Погоди, мама, - остановил ее Слава. - Все, что ты говоришь, очень
неясно...
- То есть как неясно? Они терпят меня только из-за Пети, превратили
мальчика в батрака, без него им трудно обойтись...
Действительно, Петя не проболел и двух дней, на третий встал раньше
всех, наскоро позавтракал отварной картошкой и отправился на хутор к
Филиппычу.