- Вы откуда?
"Может быть... может быть, здесь нельзя ходить? Может быть, здесь
нельзя ходить в это время?"
Мальчик растерянно оглядывается на дверь:
- Я оттуда...
- Я спрашиваю, от какой вы организации?
- Из Орла.
- Из города?
- Из деревни.
Еще один стремительный взгляд.
- А кто ваши родители?
- Отец убит на войне, мать учительница. Педагоги.
Он улыбается. Но это не просто улыбка. Не улыбка вежливости, это улыбка
необыкновенного всепонимания.
- Отлично. Мои родители тоже педагоги.
Этими словами он уравнивает себя с мальчиком.
- А почему вы задержались в Москве?
Он разговаривает со мной!
- Надо было достать... Для спектаклей. Парики, Грим...
"Неужели я не могу сказать что-нибудь более серьезное? Какие-нибудь
важные дела... Но ему нельзя неправду. Даже немного неправды. Скажешь и тут
же умрешь. Сейчас он уйдет..."
Но он не уходит.
- Очень хорошо. Значит, были у Надежды Константиновны?
- Нет...
- Не добрались?
- Нет, мне и так все дали.
Он смотрит на меня, но смотрит на что-то и сквозь меня, становится
удивительно серьезным и даже грустным.
- Вот почему это так? - задумчиво спрашивает он... Нет, не меня.
Кого-то еще. Может быть, самого себя? - Мне жалуются на Наркомвнудел, на
Наркомздрав, постоянно жалуются на Наркомпрод, но никогда не жалуются на
ведомство Надежды Константиновны?
Он не ждет от меня ответа. Он думает. Обо мне, о Надежде
Константиновне, о государстве. Славушка физически ощущает движение ленинской
мысли, она пульсирует, как удары метронома.
Собираясь в Москву и сам себе в том не признаваясь, мальчик мечтал о
такой встрече!
Он спрашивает. Спрашивает меня. О чем он меня спрашивает? Не спрашивает
только об одном, как я попал в Кремль. К кому и зачем пришел. Чувство такта
развито в нем, как ни в ком.
- Вы кем работаете?
- Я секретарь волкомола.
- А сколько у вас комсомольцев?
- Человек триста.
- Это же громадная сила. А что вы будете делать по приезде?
Что я буду делать? Что мы будем делать? Ставить спектакли. Разыгрывать
самые великолепные спектакли, какие только выдумает наш гениальный режиссер.
Открывать библиотеки, обучать старух грамоте, возвращать дезертиров в армию,
поднимать батраков на борьбу с кулаками, находить спрятанный хлеб...
Нет, я не в пустом тихом коридоре какого-то там Офицерского корпуса! Я
среди бескрайней необъятной страны, где поля сменяются перелесками, где
часами приходится идти от деревни к деревне, где старики перестают верить в
бога, а дезертиры обретают сознание... Вот она - сила мечты! Интервенты
расстреливают комиссаров, а исчезают интервенты, а не комиссары, комиссары
все чаще свидетельствуют о том, что нет того света. Есть наш свет. Наш свет,
черт возьми!
Волнуется бесконечное зеленое море, наливается золотом хлеб, он идет по
полю, высоколобый, сильный, скуластый, и я рядом с ним, мы идем от деревни к
деревне, осветить электричеством всю страну, в каждой избе-читальне, в
каждом совдепе зажечь по лампочке, идем по уездам, по волостям, перельем
медный звон на провода...
- Что вы будете делать по приезде? - Он хочет понять, понят ли он, -
Дорогой товарищ, что у вас будет на первом плане?
- Учиться.
Он улыбается:
- Самое большое зло - разрыв книги с практикой жизни. Учиться! Связывая
каждый шаг своего учения, воспитания и образования с непрерывной борьбой
против старого эксплуататорского общества...
Он разговаривает со мной, тратит на меня свое время... Вот зачем я
пришел сюда!
- Ну что мне сказать вам на прощанье? Вы жидковато одеты. Осенние
холода влияют на настроение!
- Что вы... Владимир Ильич!
Я осмеливаюсь возражать...
- Да-да, влияют! Осенние холода влияют на настроение красноармейцев,
понижают его, создают новые трудности, приводят к большим бедствиям...
Он очень серьезно смотрит на мальчика.
- Мы нищие, - твердо говорит он. - Голодные, разоренные, нищие. Нет
теплой одежды, обуви...
Он говорит то же, то дед: "И нищ, и слеп, и наг... Славушке хочется
разрыдаться! Нет, это другое!
- Учиться, связывая каждый шаг с борьбой. Пока не побьем Врангеля до
конца, пока не взяли Крыма всего, до тех пор военные задачи на первом плане.
Армию надо подготовить к весне. Всякий шаг помощи, который оказывается
Красной Армии в тылу, сейчас же сказывается на настроении красноармейцев.
От его взгляда нельзя укрыться.
- Вам понятно, что сейчас делать?
- Да... Владимир Ильич!
- Усилить хлебные заготовки, собрать лишние пуды хлеба...
Он пообещал нам коммунизм, и для этого - собрать лишние пуды хлеба. Он
говорит о нищенстве, а видит страну, залитую электрическим светом, поднятую
тысячами тракторов, страну тысячи солнц...
И совершенно просто:
- Так и передайте своим товарищам.
Он виновато улыбается.
- Извините, дела...
Протягивает руку:
- До свиданья, дорогой товарищ.
И вот он уходит...
Идет по коридору. Быстро, быстро. Какая в нем молодость! Славушка
получил все, чего бы он сегодня мог пожелать.
Ночь как ночь. Сырая осенняя ночь. Сколько еще будет таких ночей. И
таких, и более холодных, и более страшных. Но будет день, много дней, дней
мысли и света. Приближается третья годовщина революции. День света и мысли.
Моросит дождь. Поскорей бы переночевать - и к себе, на Орловщину.
Идет по мокрой мостовой. По вековым каменным плитам. Сколько русских
людей здесь прошло...
И вот он тоже идет, наивный пятнадцатилетний мальчик, которому суждено
строить коммунистическое общество.
Выходит из Кремля. В улицах носится ветер. Темно. Ветер подгоняет,
торопит. Скорее, скорее! Страна моя... Мечта! Завтра в поезд. В Орел. В
Успенское. В непостижимые русские просторы.
КНИГА ВТОРАЯ
1
И вот Слава уже в поезде, в тесном и грязном вагоне, на обычной
вагонной полке, с которой рассматривает окружающих его людей.
Солдаты в шинелях, мужики в зипунах, дряхлые бабки в кацавейках, унылые
личности неопределенного вида и рядом прямо-таки римские центурионы в
кожаных куртках нараспашку...
В разговоры Слава не вступал, с непонятным ему самому напряжением
перебирал в памяти все, что произошло с ним в последние дни: громадный зал,
который почему-то до сих пор называли Купеческим собранием, и пропуска, и
песни, и речи ораторов, селедки и жиденький суп из разболтанного пшена,
брошюры и газеты... И самое главное - встреча с Лениным.
...Невысокий человек в черном пальто. Идет очень быстро. Стремительно.
Точно его несет ветер. Нет, он сам ветер!
Все ближе, ближе...
Слава узнает его и не верит своим глазам...
Всего несколько дней назад Слава Ознобишин видел и слышал Ленина на
съезде комсомола - и вот теперь, здесь, совсем рядом...
Слава прижался к стене.
А Ленин как будто и не видит мальчика, так стремительно он идет. Еще
мгновение, и он скроется.
Но он останавливается и вглядывается в мальчика.
- Где я вас видел?
- Я... я слушал вас...
- Да-да-да. На съезде молодежи. Помню, помню. То-то я смотрю...
Он протягивает руку. Он протягивает Славе руку!
- Здравствуйте, товарищ.
- Здравствуйте, товарищ Ленин.
Быстрый взгляд. Быстрый пронизывающий взгляд.
- Вы откуда?
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Якубенко Николай
Володихин Дмитрий