Чтение 10–й страницы книги ~Медная пуговица~

I! разведчик, никому неведомый и почти беззащитный агент секретной службы,
нередко призван то ускорять, то замедлять движение истории...
- Вы неплохо поэтизируете профессию шпиона, - прервал я свою
собеседницу. - Но это теория...
- Правильно, практика грубее и страшнее, - согласилась Янковская. - В
тот вечер, когда вы познакомились со мной, Блейка застрелили...
- Кто? - перебил я Янковскую.
- Это не установлено, - уклончиво ответила она. - Застрелили Блейка
и...
- Застрелили меня, - договорил я. - Можно догадаться, почему застрелили
Блейка, но для чего было убивать меня?..
- Ах, без причины не делается ничего, - сказала Янковская. - Вы стали
свидетелем происшествий, которые не должны иметь свидетелей...
- По вашей милости, - сказал я. - Я не навязывался вам в попутчики...
- Это неважно... - Она точно отмахнулась от моего упрека. - Но вы
оказались счастливее Дэвиса.
- По причине вашего неумения стрелять? - спросил я.
- Нет, стрелять я умею, - возразила она. - Но в момент, когда я в вас
целилась, мне пришла мысль сохранить вас и подменить вами Блейка...
- Убитого немецкой разведкой? - спросил я. - Мне ведь нужно знать, кем
убит Блейк.
- Я же сказала вам, что это не установлено, - повторила Янковская. - С
таким же успехом это могла сделать и советская разведка.
Я не хотел с ней спорить.
- Но для чего нужен вам я? - спросил я.
- О, это очень важно, - охотно пояснила Янковская. - Важно, чтобы
англичане и немцы думали, что Блейк жив. Если Интеллидженс сервис узнает,
что Блейк погиб, сюда пришлют другого резидента, и кто знает, как я еще с
ним сработаюсь. А немцы, кроме того, имеют на Блейка свои виды, и в ваших
интересах их не разочаровывать. Думаю, что они попытаются вас завербовать, и
вам придется делать вид, что вы работаете и на англичан и на немцев.
- А если я не буду делать вид, что на кого-то работаю? -
поинтересовался я. - Что тогда?
- Тогда вы отправитесь вслед за бедным Дэвисом, - просто сказала
Янковская. - В этой игре никто никому не дает форы.
- А если я все же не соглашусь? - повторил я. - Какие у вас гарантии,
что я не воспользуюсь первым представившимся мне случаем и не убегу к своим?
- Привязанность к жизни, - уверенно возразила Янковская. - Вы
нормальный человек и хотите жить, а в Советской России вас ждет расстрел.
- Расстрел? - удивился я. - За что?
- Не так уж сложно вызвать подозрение к человеку, - сказала Янковская.
- Небольшой труд дать русским понять, что вас завербовали и перебросили
обратно для шпионажа. Вы уже достаточно скомпрометированы связью со мной...
Я действительно хотел жить. Но смерть я предпочел бы бесчестию. Как бы
меня ни пытались скомпрометировать, все равно я решил бежать к своим. Но
сделать это надо было умно, и поэтому на какое-то время приходилось вступить
в игру, которую предлагала Янковская.
- Чего же вы от меня хотите? - спросил я.
- Прежде всего, чтобы вы меня развязали, у меня затекли руки и ноги, -
ответила она. - А затем, чтобы вы были Дэвисом Блейком.
Я развязал ее; убивать меня ей не было расчета, а убивать ее я не
собирался, тем более что без предварительной подготовки бежать из Риги
просто было невозможно.
- Но вы так и не объяснили мне всей этой истории с поцелуем, - сказал
я. - Кто же все-таки находился тогда ночью в машине, и почему вы очутились
на лестнице?
- Ах, это все частности! - небрежно сказала она. - Как-нибудь узнаете,
не в этом суть.
- А в чем же?
- В завтрашнем дне. Надо действовать, а не оглядываться назад.
- Что же мне надо делать?
- Быть Дэвисом Блейком, я уже сказала. Для начала этого достаточно.
- А вы не думаете, что Блейк, которого вы предлагаете мне изображать,
может быть изобличен? - возразил я.
- О, нет, это предусмотрено, - объяснила она. - У Берзиня был свой круг
знакомых, но те, кто кренил вправо, бежали из Риги в первые дни ее
советизации, а те, кто кренил влево, эвакуировались вместе с советскими
учреждениями, и, наконец, если ваша личность не вызывает никаких сомнений ни
у вашей кухарки, ни у вашей любовницы, кто еще посмеет усомниться в том, что
вы не Август Берзинь?
- Кто моя кухарка и что она думает, я уже знаю. Но что касается
любовницы, дело обстоит несколько хуже: я не знаю, кто она.
- А вы не догадались? - насмешливо спросила Янковская, расправляя
затекшие руки. - В противном случае вряд ли я была бы так хорошо посвящена в
дела Блейка!
Янковская прошлась по комнате.
- Вот что, Август, - деловито сказала она. - Я пойду в ванную и приведу
себя в порядок, а вы переоденьтесь, и мы проверим, действительно ли вы так
похожи на Берзиня, как это кажется мне.
И я послушался ее, потому что мне не оставалось ничего другого. Мы
спустились вниз, знакомый автомобиль стоял у подъезда.
- Это чья машина? - спросил я. - Ваша или моя?
- Ваша, - ответила Янковская. - Но я не хочу, чтобы она находилась
сейчас в вашем распоряжении.
Это было понятно.
Она опять села за руль, машину она водила хорошо.
- Куда мы едем? - спросил я. - Это не секрет?
- Нет, - ответила она. - К профессору Гренеру, кому вы в значительной
степени обязаны своим выздоровлением.
- К тому самому аисту, которого мне довелось видеть в госпитале? -
догадался я. - Под каким же именем я буду ему представлен?
- Он знает вас по именем Августа Берзиня. Но подозревает, что вы Дэвис
Блейк.
- Не без вашей помощи? - спросил я.
- Нет, - ответила она. - Немцы и без меня знали, что под именем Августа
Берзиня скрывается Дэвис Блейк.
- Но если они знают, что я английский шпион, почему бы им меня не
арестовать? - поинтересовался я. - Англия находится с Германией в состоянии
войны!
- Не будьте наивны, - снисходительно сказала Янковская. - Они имеют на
вас далеко идущие виды. Неужели вы думаете, что они стали бы так старательно
лечить какого-то там латыша?
- Так вот почему этот профессор цитировал мне Шекспира!
- Конечно, немцы уверены, что вы стали жертвой советской разведки.
- А что... этот ваш Гренер?..
- О, Гренер! Вам следует с ним подружиться. В Риге он представляет не
только медицинскую службу, он влиятельная фигура в гитлеровской
администрации. Видный профессор, он вступил в нацистскую партию еще до
прихода Гитлера к власти. С ним лично знаком Геббельс, у него большие
международные связи, и он даже выполнял какие-то специальные поручения
гитлеровцев за границей...
- Аттестация что надо, - сказал я. - Только я не верю, что он хороший
врач, хороший врач не пойдет на службу к этим выродкам...
- Вы опять рассуждаете по-детски, - возразила Янковская. - Неужели вы
думаете, что среди гитлеровцев нет способных людей? Они бы тогда не
продержались и месяца! А что касается Гренера, многие коллеги по партии даже
упрекают его в излишней гуманности. Во всяком случае, именно такие люди, как
Гренер, представляют в гитлеровской партии сдерживающее начало.
На одном из перекрестков нас задержало скопление машин и пешеходов.
Янковская нетерпеливо выглянула из машины, и шуцман - полицейские появились
на улицах Риги чуть ли не на другой день после занятия города немцами, -
точно отодвинув своим жезлом все прочие машины в сторону, любезно кивнул,
предлагая Янковской ехать.
Она умела обвораживать даже полицейских!
- А каким образом вы сами очутились в госпитале? - поинтересовался я. -
Что вы там делали?
- Ухаживала за вами, - объяснила Янковская. - Мне разрешили ухаживать
за вами. Немцы знали, кто вы такой, и понимали мои опасения. Мало ли о чем
вы могли проболтаться, лежа без сознания. Поэтому всегда хорошо, когда около
такого больного находится осведомленный человек.
Мы остановились у дома, который занимал профессор Гренер. Судя по тому,
что немецкая администрация отвела генералу Гренеру целый этаж в большом
трехэтажном доме, он считался генералом влиятельным.
Перед домом стояло несколько машин, у подъезда, разумеется, дежурил
эсэсовец. Однако он не остановил нас, когда мы подошли к двери: или он знал
Янковскую, или у него вообще был наметанный глаз.
Мы поднялись по лестнице, устланной ковром, и очутились в квартире
профессора. Все выглядело так, точно Гренер жил в этой квартире десятки лет.
Во всем чувствовался немецкий порядок. Мебель была аккуратно расставлена,
ковры тщательно вычищены, рамы картин сверкали позолотой.
Мы вошли в гостиную. У Гренера происходило что-то вроде небольшого
приема. Трудно было допустить, что все эти спокойно разговаривающие друг с
другом люди находились в чужом, завоеванном и враждебном городе.
Гренер сразу увидел Янковскую и пошел к ней навстречу. В генеральском
мундире он казался еще более долговязым и худым, чем в белом халате. Его
грудь украшал Железный крест. Он оживленно закивал своей птичьей головкой,
щелкнул каблуками и поднес к губам руку гостьи.
- Вы забываете меня, - упрекнул он Янковскую. - А старики обидчивы!
- Господин Берзинь, - назвала меня Янковская. - Он хотел лично
поблагодарить вас.