Сразу же возник общий переполох. Но так могло показаться только с
первого взгляда. Эти люди привычны к переполохам.
Елпидифор спокойно идет прочь, Раиса хватает Таню за руку, влечет за
собой...
Позже Таня подивилась, как быстро они сумели собраться.
Еще тренькал звонок, как Елпидифор, Раиса, Таня и чернобородый инок -
Таня уже знала, что зовут его Никодим, - очутились во дворе, за сараем.
Иноки в пальто, в шапках Раиса не только сама успела одеться, но и Тане
помогла на ходу накинуть пальто.
На улице смеркалось. Постройки тонут во мраке. Звонка не слышно. Должно
быть, Павлуша уже отпер дверь. Все четверо сбились кучкой в закоулке между
сараем и забором. Таня не понимает для чего, но вдруг Елпидифор нырнул в
какую-то щель, а за ним и Раиса с Таней. Оказывается, в заборе есть еще одна
неприметная калитка.
Прямо против дома синеет милицейская машина. Беглецы рванулись в
сторону, быстро засеменили по переулку.
Шли молча, без слов понимали - нужно поскорее добраться до угла.
И вдруг Таня слышит свое имя...
Кричит Юра! Все настойчивее, все громче!
Но Раиса точно клещами вцепилась в Танину руку.
- Таня!!!
Таня лишь повернула голову, но прежде, чем Юру, увидела Никодима,
видела, как Никодим вынул из кармана какой-то предмет, не разобрала, что за
предмет, но почему-то ей почудилось, что это - орудие убийства.
Тогда она перевела взгляд на Юру, он бежал изо всех сил, она различала
его, несмотря на темноту.
Раиса влекла Таню вперед, и Таня боялась крикнуть, только поднесла
палец к губам, давая Юре понять, что им невозможно поговорить. Однако Раиса
тут же потянула ее за угол, а Никодим, к ужасу Тани, остановился.
И вот Раиса с Таней уже свернули. Никто их больше не догоняет, на улице
тихо, в окнах ни огонька, и лишь вдали тускло мерцает уличный фонарь.
Елпидифор и Раиса идут уверенно, знают, куда свернуть, все им здесь,
должно быть, знакомо.
Доходят до железнодорожной станции, садятся в электричку, через десять
минут вылезают на Савеловском вокзале и пешком идут по ночной просторной
Москве.
На мгновение у Тани мелькает мысль... Вернуться? Даже не мысль, а
какое-то смутное ощущение. Но она тотчас подавляет минутную слабость.
Стыдно. Что она скажет маме? И, еще хуже, что скажет в школе? Будут
расспрашивать. Осуждать. Исключат из комсомола... Нет уж, раз пошла, так
иди!
Должно быть, Москва никогда не спит. Только ночью она какая-то
необычная. Точно Таня попала в театр. Дома, заборы, деревья представляются
бесконечными декорациями.
Иноки идут по Москве так же уверенно, как в Бескудникове. Петляют
переулками, минуют скверы, пересекают улицы. Никто не обращает на них
внимания. Откуда-то со стороны Каланчевки выходят к Ярославскому вокзалу.
Здесь, как и днем, всюду народ, светло, оживленно, шумно. Иноки
съеживаются, сразу становятся меньше и тише. Раиса семенит к кассе. Втроем
идут через зал ожидания, не проронив ни слова, долго сидят на деревянном
диване.
Близится утро. Старейший говорит что-то Раисе. Та мелкими шажками
семенит к буфету. Хотя иноки привыкли поститься, однако и им, должно быть,
подвело животы. Инокиня возвращается с разведки. Обсуждается меню завтрака.
Чай нельзя - дьявольский напиток. Кофе тоже нельзя. Но о какао в священных
книгах ни слова, и, поскольку оно не запрещено, иноки считают, что оно
разрешено. Берут еще по булочке.
- Черствые? - осведомляется Раиса. Ей хочется, чтобы булочки были
черствые: меньше утехи человеческой плоти.
Но буфетчица обижается:
- Известно, не сегодняшние, день только начинается...
После черного хлеба и воды водянистое какао кажется сказочным напитком.
Вот что может помешать подвигу... Таня отставляет стакан.
- Спасибо.
- Ты что?
- Воздержусь...
Елпидифор ласково улыбается. Раиса наклоняется к Тане, бормочет:
- Преподобный Ефрем Сирин учит, что боящийся господа не объедается...
Берет стакан и допивает - не пропадать же добру. Над Раисой дьявол уже
не властен.
По радио объявляется посадка на первые утренние поезда. Все трое
устремляются на перрон.
В вагоне тесновато, двое солдат сразу уступают места.
- Дедушка, к окошечку. Бабушка... А внучку к нам.
Дедушка, бабушка и внучка садятся в ряд, Раиса придерживает Таню за
руку.
- Спасибо, - шепчет Таня.
Раиса щиплет ее. Больно - и не заплакать!
Солдаты интересуются:
- Далеко?
- Может, нужно что?
Трудно сказать, что заставляет солдат ухаживать за молчаливой троицей -
миловидность Тани или уважение к старости.
Иноки молчат, и Таня в их присутствии не смеет ответить.
- Строгие у вас старички, - с сожалением замечает один из солдат.
Таня смотрит вниз, как наказывала Раиса.
- Покурить не желаете? - не унимается солдат.
- Не курю, - сдержанно отвечает Елпидифор и вдруг просит, и в его
голосе звучит страдание: - Оставьте вы нас, у нас горе...
Больше он ничего не добавляет, предоставляя соседям широкое поле для
догадок.
- Извините, - смущенно произносит солдат и больше уже не осмеливается
тревожить ни Таню, ни стариков.
Вагон вздрагивает, плывут станционные постройки, поезд набирает
скорость. Они едут, едут - куда? зачем? для чего? - дедушка, бабушка и
внучка.
КРЕЩЕНИЕ
Едва поезд тронулся, Таня притулилась у окна. Не спалось. Елпидифор и
Раиса о чем-то перешептывались. Солдаты угомонились и залезли на верхние
полки. "Так, должно быть, чувствуют себя арестанты", - подумала о себе
Таня... И вдруг она точно провалилась. В никуда. И так же внезапно
проснулась.
Рассветало. Вагон покачивало. Рядом дремала Раиса. Громко посапывали
солдаты. Но Елпидифора не было. Почему-то она испугалась. "Вышел, - подумала
она, - сейчас вернется". Елпидифора она боялась меньше Раисы. Но Елпидифор
все не шел. Тогда Таня осторожно тронула пергаментную руку Раисы.
- Мать Раиса... Мать Раиса...
- А? Что? - встрепенулась та.
- Где старейший?
Раиса недовольно поперхнулась:
- Не твое дело. Сошел...
- А мы не вместе?..
- Бес в тебе говорит, девка, - рассердилась Раиса. - Обязательно
поближе к мужику...
- А мы где сойдем?
- Где надо.
Сошли в Ярославле. Хоть Раиса приказывала беспрестанно смотреть в
землю, Таня успела прочесть вывеску. "Не глазей, не глазей по сторонам", -
не переставала твердить старуха. Ехали в трамвае, в автобусе, куда-то очень
далеко. Сошли где-то в пригороде, нырнули в лабиринт немощеных улиц.
Одноэтажные домики прятались в палисадниках, за заборами росли вишни и
яблони.
- Вот и дошли, - сказала Раиса.
Остановились у глухого забора. Раиса оглянулась по сторонам и отчетливо
постучала. Из-за забора послышался лай, потом чьи-то шаги, потом голос:
- Кто там?
- Во имя отца и сына и святаго духа... Странников принимаете?
Калитка распахнулась.
- Заходи, заходи! - прикрикнула Раиса на Таню и толкнула во двор.
- Аминь, - сказал впустивший их мужчина и захлопнул калитку.
На цепи прыгал лохматый пес, гавкал и злился, не обращая внимания на
окрики хозяина.
Тот склонил голову перед Раисой, а на Таню бросил пытливый взгляд.
- Послушница моя, - лаконично пояснила Раиса.
- Виктор Фролович, - представился хозяин.
- Брат Виктор, - поправила Раиса.
Он сравнительно молод, пожалуй, нет тридцати, но брюшко уже выпирает,
румяные щеки лоснятся, точно смазаны салом, только серые глазки шныряют, как
у голодного зайца.
- Надолго, мать? - не удержался он от вопроса.
- Как поживется, - неопределенно ответила Раиса. - Странников нет?
Виктор Фролович поморщился:
- Живет одна, прошлогодняя.
- Не вздумай вместе поселить, - распорядилась Раиса.
- Зачем же...
Он повел их в дом, через комнату, где у окна сидела моложавая женщина с
пухленькой девочкой на коленях. Возле них стояла рыженькая девушка.
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Громыко Ольга
Никитин Юрий
Мурич Виктор
Браун Дэн