десятка, господин Ваня, но сердце мое дрогнуло. Однако я справился с первым
смущением и продолжал свой путь, положив про себя проучить дерзкого холопа.
Пройдя еще порядочное расстояние и чувствуя, что лопоухий продолжает
следовать за мной, я воспользовался резким поворотом тропы, обнаружил пролом
в заборе и, юркнув туда, затаился в густой листве. Я был совершенно скрыт от
проходящих, но сам видел дорогу отлично. И вот, господин Ваня, едва
отдрожали последние листочки на кустах, потревоженных мною, как долговязая
фигура проклятого пса вынырнула из-за поворота и остановилась в недоумении.
Он меня потерял!.. "Ищи! Ищи!" - хотелось крикнуть мне, но я молчал и с
жаром ждал продолжения исто[140] рии, надеясь, что пес кинется за мной в
кусты и уж тут я смогу наконец заплатить ему сполна за унижение... Савенко
нелепо топтался на месте, пробегал вперед по тропе, возвращался, и мне даже
почудилось, что он принюхивается. Истинный пес, прости Господи! Так минут
пять, а может, и более того топтался он в близости от меня, пока наконец не
понял бесплодности своего предприятия и не отправился обратно, чему я даже
обрадовался, так как ноги мои затекли, а в нос набилась пыльца от цветов и
душила меня.
понимать?
путешествия, чувствуя, как дух у него захватывает, словно провалился в
глубокую и густую тайну.
мной, делал вид, что ничего не произошло, да и я не поминал ему ни о чем,
чувствуя душой какую-то тайну, которую от меня скрывали, и тут, господин
Ваня, то ли душа моя такова, то ли это была воля самого Господа нашего, но я
уже не мог вести прежний образ жизни, а что-то во мне клокотало и понуждало
действовать. Скажу вам не хвастаясь, что природная сметливость помогла мне в
этом, я решил скрывать свои истинные чувства до поры до времени, справедливо
считая, что это помо[141] жет мне раскрыть тайну, ежели она есть, и я не
ошибся... Спустя неделю счастливый случай свел нас с полковником снова. На
сей раз он был в расположении и даже несколько раз его жесткое лицо украсила
мимолетная улыбка... Я не напоминал о недавнем происшествии, он словно и не
помнил. Шел обычный деловой разговор о полковых заботах. Вдруг он спросил:
душе.
пренебрегайте, - сказал он, незло усмехаясь. - Кстати, об офицерах. Успели
ли вы приобресть себе друзей по симпатии?
ибо стараюсь о блеске вверенной мне роты...
полночь и лопоухий Савенко, крадущийся за мной, не выходили из моей головы.
Господи, подумал я, помоги мне!
государя зависят счастье и блеск всей армии, - и добавил тихо: - Хотя эта
воля в последние годы проявляет себя противоборствующей здравому смыслу...
[142]
насквозь, я кивнул ему согласно. Эти преступные мысли не были для меня
новостью, мне многое подобное приходилось слышать из разных уст за последнее
время. Спокойно, сказал я самому себе, не спугни глухаря, дай ему
потоковать...
тоской. - А вы-то что?...
не испугались? Я понял, что это все неспроста, его слова, что мне должно их
слушать и соглашаться, чтобы он легко говорил, не стесняясь. Я вообще,
господин Ваня, манеру взял с людьми не спорить. Зачем? У каждого своя
голова, свои привязанности. Но, заметьте, стоит человеку поддакнуть,
представиться ему единомышленником, как он тотчас словно освобождается весь,
и легко ему с вами и просто... И вот тогда вы будто окунулись в его образ
мыслей... А эти спорщики всякие, петушки эти, они не по мне, господин Ваня.
Так вот, значит, он произнес свою ужасную фразу, от которой сердце у меня
похолодело...
власть мала, и нам остается надеяться на Божье провиденье.
случай. [143]
офицер, а так - предмет неодушевленный, и это мне было, поверьте, крайне
оскорбительно, и рука, как говорится, искала рукояти, но я крепился, ибо
разворачивалось внезапно такое, во имя чего стоило гордыней пренебречь. Моя
счастливая звезда сияла мне ослепительно.
исповедуясь перед вами откровенно, - сказал он, окончательно прожигая меня
взглядом, - но что-то подсказывает мне, что на вас можно положиться.
его. - Нет, нет, вы не ошиблись. Слово дворянина!
Вечером у меня, если вам будет угодно...
завесой, но я верил, что край этой завесы я приподыму, и очень скоро.
очень удивился, господин Ваня, когда, оказавшись в его комнатке, увидел
деревянный топчан, покрытый серым солдатским одеялом. Прав[144] да,
множество книг да исписанных листов бумаги покрывали единственный в комнате
стол. Разговор сначала не завязывался, потому что он ко мне присматривался,
а я был в волнении, предвкушая раскрытие тайны. Но постепенно тема нашлась,
а именно - минувшая война. Нет, вы не думайте, господин Ваня, что так вот
сразу он весь и раскрылся, все свои чудовищные планы и прочее... Разговор у
нас был обычный, и я бы так и остался в недоумении, как вдруг он сказал, не
помню уже, продолжая какую мысль:
собственных глазах деспот всегда прав и непогрешим, а так как даже деспот
смертен, а смертные не могут быть абсолютно непогрешимы, следовательно, за
некоторые грехи его расплачивается народ, государство, мы...
понимая, куда он гнет, - государи и правители теперь просвещенные...
процветал, стоило утвердиться монархии - возникла деспотия, и процветание
страны и народа кончилось... Это математически непреложно...
предостаточно, господин Ваня, чтобы понять, как это все неспроста... Скажу
вам не хвастаясь, я с детства был воспитан в правилах чести и любви к
государю. И вдруг услыхать такое! Каково же было мне по веревочке ходить и
не упасть? Да видите ли в чем суть: все друзья у полковника по другим частям
находились, а в своем полку был он одинок. Я так это понимаю. Впрочем,
может, что и другое...
разу. Я был настороже и в то же время продолжал любоваться моим полковником!
Вот ведь как бывает... Все в нем мне нравилось: и походка его, как он ходил
уверенно и твердо, и вместе с тем легко, даже с грацией какой-то, и
твердость духа, и выдержка, и в то же время - что-то мягкое и обаятельное в
лице, несмотря на внешнюю суровость, и даже запах аромат[146] ного мыла,
исходивший от него постоянно, странного мыла, пахнущего больше свежей
весной, нежели всяким искусственным снадобьем, доставлял мне истинное
наслаждение. Однако, думал я, не следует обольщаться, надо быть готовым ко
всему, ибо первые шаги уже доказали мне близость страшной пучины, таящейся
где-то неподалеку. Что же делать?
отечеству?..
допустить ненароком ошибки. Главное, думал я, - сохранять свою верность
государю и быть чистым в душе, а уж все это и время помогут мне вскрыть
нарыв и избавить невинных людей от заблуждений.
за столом, а мне указал на табурет. В доме было тихо. Савенко за занавеской
не шевелился - то ли спал, то ли подслушивал.
солдаты ваши проявят себя отменно.
кабы не смятение в моей душе, посеянное им! Я даже растерялся и не знал, что
отвечать, как услышал его тихий смех. [147]
отчетливо представляю себе эту будущую радужную картину: вы вышагиваете с
вашей ротой и удостаиваетесь высшей похвалы (да, с той самой ротой, которой