накопивший за ночь силу.
снеж[267] ными просторами, казалось, кибитка скользит сама по себе благодаря
какой-то чудесной силе. Второй экипаж влекли, напротив, две каурые
лошаденки, и заиндевелые их бока придавали им вид фантастических чудищ,
беспрерывно взбрыкивающих и тонущих в клубах пара. Благодаря безветрию,
снежная пыль подолгу не оседала и висела над дорогой вытянутым серебряным
облаком.
кладбища, утопающие в сугробах, и веселые церквушки, каждая на свой лад, на
свой манер.
которого все надежды поспать в дороге разом схлынули, едва только их усадили
в одни сани. Это произошло еще там, в крепостном дворе, и ротмистр Слепцов,
адъютант генерала Чернышева, которому было поручено возглавлять предприятие,
уселся рядом, и они понеслись в первой кибитке. Теперь два офицера
покачивались перед Авросимовым, один в ручных и ножных цепях, другой -
вольный. На подпоручике была его обычная военная форма, так что, ежели
отвлечься от цепей, можно было бы представить, что это он, Авросимов,
арестован, а два молчаливых офицера сопровождают его неведомо куда. Дорога
вилась бесконечно, воистину - в неизвестность. Так, разглядывая обоих
офицеров, предаваясь всяким [268] размышлениям, которые в нем рождала
дорога, наш герой внезапно вздрогнул, пораженный странной мыслью.
Действительно, оба офицера, и конвоир, и пленный, были поразительно меж
собой схожи, если не считать одеяния. Оба молодые, с лихорадочным румянцем
на шеках, одинаково задумчивые, даже печальные. Пожалуй, ротмистр был
несколько постарше, но эта разница не мешала видеть в них братьев.
принялся, орудуя маленьким ключом, сымать с него цепи, которые, робко
позвякивая, смирно укладывались на сиденье рядом со своим недавним
обладателем.
государь вы мой, снова показалось ему игрой, которую вот сейчас почему-то
решили прекратить, дабы не зайти слишком далеко.
Ах, так бы вот всегда! - и он взглянул на подпоручика: - Господи, как же он
на сестрицу свою похож! Так же горд и нежен".
воззрились. [269]
этого всего... Ну там всего этого печального происшествия... а кабы мы могли
с вами вот так запросто отправиться втроем... ну, скажем, к вам, господин
ротмистр, в имение, ну и там нас, натурально, ждут...
Милые люди выходят встречать нас. Все нам рады. Могло бы и так случиться.
так-то вот разглагольствовать, когда у человека горе, хотя он с самыми
добрыми намерениями, от глубины сердца, старается развлечь этого человека в
беде... Да кто его знает, в самом-то деле, виноват ли он? Может, он как
лучше хотел, а его в злоумышленники записали... Ах, Господи Боже мой, хоть
бы кто ответил, не томил бы!
подробностями, что да как, тем более что нам действительно через мою усадьбу
проезжать...
Зачем же нам в ямской избе душиться? [270]
преисполнился к ротмистру расположением, ибо вдруг так легко и просто
недавние несчастья отступили и легкое облачко тревоги, которое вот уже
несколько дней висело над Авросимовым, причиняя боль, тоже вдруг рассеялось,
как и не было.
предусмотрели. Интересно, как у вас дальше получится. Вы и на картах гадать
умеете?
Однако продолжайте, сударь, покорно вас прошу.
на зеленом взгорке белый помещичий дом, окруженный столетними липами, и
красную крышу, проглядывающую сквозь пышную листву. Под взгорком едва
колебался пруд, по которому скользили белые лебеди...
интересом прислушивается к разговору своих спутников.
запорошенном крыльце толпилась дворня. Они вылезли из кибитки, по белым
ступеням начали подниматься на крыльцо, обрамленное шестью колоннами, на
которых покоился белый портик с облупившейся штукатуркой. Среди дворни,
молчаливо приветствующей барина, Авросимов вдруг различил господские лица:
какие-то немолодые дамы, барышни с расплывчатыми лицами, кавалеры, то есть
их было даже больше, нежели простых людей, то есть они-то как раз и стояли
молчаливым полукругом, а дворня была малочисленна, и она жалась к стеночке,
к стеночке...
колонн - восемь. А что это за барышни - понять не могу? Какие там барышни
вам померещились? [272]
щекам, но попытался улыбнуться все же.
приехали, так? Ну теперь пропустим лобызания и всякие там разговоры на
крыльце... Ладно, пусть Милодора и сестрица господина Заикина... Вошли в
дом, да? Что же видим мы перед собою? Ну говорите, сударь...
теперь заигрался так, что и остановиться не мог, и воображение его, все
более и более распаляясь, распахивало перед ним картины, одну другой
невероятнее.
которая давно уже не озаряла его лица. - Сбрасываем шубы, а должен вам
сказать, что вечер близок, и несут свечи, и мы усаживаемся в гостиной у
горящего камина...
яств! Несут. Ваша сестрица, господин подпоручик, ее ведь Настенькой зовут.
Так вот она... [273]
"Ты-то как здесь?" - спрашиваете вы. "А вот так", - говорит она, а сама
смотрит на меня с лукавством. Тут вы, натурально, все понимаете, и вы этому
рады, сударь. "Ладно, - говорите вы, - я не возражаю, а ежели что - я сам
батюшке в ноги упаду, умилостивлю его, живите, Господь с вами..."
вам и в самом деле Настенька по сердцу или же вы балагурите?
Настенька удалилась, чтобы не мешать нам в мужском разговоре, а мы сидим,
пьем вино и рассуждаем о всяческих там возвышенных предметах и ждем гостя,
который с минуты на минуту должен объявиться.
только ему не мешайте...
пространство, как бы и ни к кому. - Наконец он входит к нам. Мы все встаем,
потому что невозможно сидеть, когда он входит. Сам он невысок, кряжист,
армейский полковничий мундир ладно сидит на нем. Глаза холодны и глубоки.
Движения размеренны. Он садится в кресло и сидит, ровно Бонапарт, ногу чуть
вытянул...
он совсем явственно видел все, что воображал, а попутчики его нисколько не
заботили. Они сидели, вытянув длинные шеи и раскрыв глаза. Авросимов даже
позабыл, что он в санях и какая печальная миссия ему предстоит, он видел,
как он подошел к таинственному незнакомцу, на ходу оправляя свой майорский
мундир, и сказал ему, словно век уже целый был с ним близок:
Лондон Джек
Ильин Андрей
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Самойлова Елена
Андреев Николай