хорошо, когда с мясом, да если еще огурчиков соленых. Озябнув в дороге, они
молча выпивали вина, чтобы несколько оживить закос[305] теневшие свои тела,
и проваливались в сон, не замечая ни клопов, ни тараканов.
потеплело, то есть не то чтобы наступила весна, но мороз спал и вьюга кожу
на лицах не сворачивала.
разговор, ничего в сем деле не преуспел.
Брацлавль, который отстоял от цели их путешествия всего на какие-нибудь
пять-шесть верст. Чтобы не привлекать внимания посторонних, ротмистр Слепцов
отложил операцию до глубокой ночи.
захолустье, имелись даже отдельные комнаты.
ничего предосудительного не пытается предпринять, а сам тоже находится как
бы в прострации, Слепцов успокоился и перестал глядеть на нашего героя
волком.
подозрений у мирных обывателей, среди которых могли оказаться и
сочувствующие злоумышленникам, Слепцов положил разместиться в общей избе, а
подпоручику и на[306] шему герою была предоставлена светелка наверху, так
что, скрытые от посторонних глаз, они могли наконец отдохнуть после
многотрудной бешеной скачки через всю Россию и Малороссию.
исправника, дабы заручиться от него всякой поддержкой, всякой помощью, какая
понадобится, не раскрывая даже и ему истинного смысла предстоящей ночной
работы.
так, остались наедине.
он уже не лил, но грустные их следы хорошо запечатлелись на его исхудалом
лице. По склоненной голове и невидящему взгляду можно было с легкостью
догадаться, какие страшные бури опустошили за недолгий срок этот молодой
организм, какие невероятные муки подточили эту, еще недавно здоровую, гордую
душу.
совершенно не замечал нашего героя и делал вид, что не слышит его слов,
когда Авросимов предпринимал робкие, жалкие попытки вывести пленника из
оцепенения. И здесь, в избе, покуда наш герой приводил себя в порядок и
ломал голову, стараясь что-нибудь придумать, [307]
он сказал:
пришел наконец в себя, но подпоручик не отозвался.
велел принести в комнату обед, и они втроем уселись за стол.
установившееся за последние дни молчание не способствовало аппетиту,
ротмистр нарушил его первым.
взгляд на подпоручика - Служить в Петербурге на виду у великого князя или у
Самого - это вам ого-го... Вам, Николай Федорович, весьма повезло иметь
службу в полку армейском.
Лишь бы наше с вами предприятие нынче прошло успешно.
не хуже. И после обеда потянуло в сон. Подпоручик, закончив трапезу, так и
не сказав ни единого [308] слова, улегся на свою лавку и закрыл глаза.
Ротмистр и Авросимов переглянулись.
меня предчувствие.
ротмистром не хотелось. После ночлега в Колупановке образ Дуняши не шел из
головы Авросимова, и с тех пор стоило ему только остаться с глазу на глаз с
ротмистром, как тотчас мучительное видение возникало в нем, как шла она по
коридору с высоко поднятой свечой в руке, в белой домотканой рубахе, мимо
брезгливых предков своего барина, к нему, чтобы ублажить его, лейб-гусарскую
лису, забывая о плачущем женихе... Впрочем, как вы сами догадываетесь, наш
герой не очень страдал сердцем за неведомого сего жениха, которого, может, и
не было; но когда в душе вашей переплелись два коварства, а именно, когда к
коварству Дуняшиному прибавлялось коварство ротмистра, суетящегося вокруг
пленника, устраивающего представление со снятием цепей, с хором и прочим, и
когда, словно две его тени, две жандармские физиономии показывались вам из
дверей да из окон, тогда, милостивый государь, вам тоже было бы несладко.
тайные угрозы? Кому служил? Богу, царю али соб[309] ственной корысти? Хотя,
ежели подумать, какая ему корысть? Но в то же время все-таки корысть, ежели
его фортуна будет к нему милостива и рукопись будет отрыта.
сердцем спокоен и душой здоров; и матушка вспоминается все реже, и все
больше иные картины маячат перед взором: то каземат, то флигель дивный, то
Милодорочка, то граф... И голова теперь уже гудит, не переставая. И тайный
зов, все тот же, тревожит чаще. Ах, Пестель, злодей, виновник всего!
когда он, так и не избавившись от озноба, последовал за своими попутчиками.
Но не успел он отдаться сну, как его забило сильнее, и он вскочил,
подгоняемый неведомой силой, и побежал вон из избы, с постоялого двора, и
бежал, покуда не очутился в знакомом коридоре, средь серых его стен, где
опять слева на стене темнело пятно то ли от воды, то ли от выплеснутых щей.
Рукоять пистолета горячила ему ладонь, зов о помощи раздавался то справа, то
слева, то спереди. Скорей, скорей! Он торопил себя и задыхался и бежал по
проклятому коридору к кому-то, зачем-то. Скорей, скорей!.. [310]
унтер Кузьмин, находились здесь же и, закутанные в тулупы, напоминали
ямщиков.
советник господин Поповский, как его небрежно представил ротмистр, не
представляя ему, однако, своих спутников, как бы по забывчивости.
человека, доложил ротмистру, что всё, мол, готово и люди с лопатами сидят в
санях, дожидаючись.
возносящим в руке мигающий фонарь, осторожно, словно тени, прокрались по
лестнице, через сени и вышли вон.
молчаливые испуганные люди. Все устроились по своим местам, и ужасная
вереница потянулась к селу Кирнасовке, туда, где, по рассказам, зарыты были
страшные бумаги злодейского Павла Ивановича.
и разгружались так же. Сквозь темень проглядывали линия неподвижной реки,
невысокий снеж[311] ный берег да лес в отдалении. Фонари, прихваченные
исправником, почти не светили, то есть желтые круги, падавшие от них, были
малы и тусклы. Звякнули лопаты, кто-то выбранился испуганным шепотом.
подошел.
землю.
[312]
homme(1).
в скором времени уже обнажилась прошлогодняя трава. Послышался звук кирки,
бьющей о мерзлую землю.
Ну-ка, ребята...
хочется...
Конюшевский Владислав
Конан-Дойль Артур
Громыко Ольга
Доставалов Александр
Контровский Владимир
Березин Федор