Чтение 11–й страницы книги ~Не хочу, чтобы он умирал~

обоим оторвало ноги выше колен. Ближайший друг Скотта Мозес Броди -
инженер с рыжей шевелюрой и рыжей бородой, выше вас на голову и вдвое вас
толще, - Сэм, бывало, боролся с ним, покуда они друг другу чуть все кости
не переломают, - Мозес был еще жив, но ему снесло половину лица и сожгло
на теле всю кожу. Он попросил Скотта, чтобы тот его пристрелил. Скотт так
и сделал.

- Господи...

- Тогда Атыя пошел через минное поле, чтобы притащить одного из наших
шоферов, Кэрри - молоденького шотландца ваших лет; тот так и сидел,
пригнувшись к баранке: взрывной волной ему вогнало в живот руль. Атые
посчастливилось: он отделался потерей двух или трех пальцев на ноге и
половины одной ягодицы. Скотт остался с тремя ранеными, - они были еще
живы, - и Атыей, который едва полз, заливая все кругом кровью. Скотти
кое-как погрузил их всех в свой "виллис" и отправился на поиски переднего
края - все равно чьего. Их обстреляли наши самолеты. Одному из раненых,
лучшему нашему механику "Тик-так-Симпсону", прострелили голову. Второй
тоже умер. Когда Скотту удалось наконец встретить свою часть, в живых
оставались только Атыя и еще один солдат, новозеландец Понтинг. Но у
Понтинга были повреждены мозг и глаза, и хотя он выжил - лежит до сих пор
в каком-то госпитале, - лучше бы и ему умереть.

- А что Скотти сказал потом этому ублюдку Черчу? - спросил Бентинк. -
Ну и чертов кретин!

Куотермейн растер пальцами стебель солончаковой травы и кинул горсть
пыли на ветер:

- Скотти не сразу понял, что произошло. Дело пытались замять. Но Скотти
не так-то легко сбить с толку, и постепенно он раскрыл всю подоплеку этой
истории.

- И не поднял шума?

- Он наткнулся на Черча в пустыне некоторое время спустя; тот был у
гусар и сидел на ступеньке командирской бронемашины. Он вежливо
поздоровался со Скоттом и даже изобразил на лице печаль. Скотт вышел из
себя и обозвал его кровавым убийцей.

- Черч это слышал?

- Половина армии это слышала. А почему, по-вашему, его прозвали
кровавым Черчем? Скотти прокричал ему это в лицо и ушел. Там был гусарский
полковник, некий Сент-Джон, - вы его, наверно, знаете. Не сомневаюсь, что
и он плясал на вашей свадьбе вместе со всей этой сворой... Так вот,
Сент-Джон был в это время в броневике; он вылез и хотел взять Скотти под
стражу, Но Черч, несмотря на весь свой чертов идиотизм, не позволил.
"Отставить!" - потребовал Черч и объяснил Сент-Джону, что арест Скотта не
поможет им выиграть сражение. Он сказал, что у них со Скоттом свои счеты и
все уже улажено...

- Молодчина Черч! - воскликнул Бентинк: в нем заговорило уважение
спортсмена к честной игре.

Почувствовав это, Куотермейн сказал:

- В школе вам вбили в голову всякие благоглупости. Циники поговаривают,
что Черч побоялся предать Скотта военно-полевому суду, не желая, чтобы тот
выложил все, что думает об устроенной им бойне.

- А это правда?

- Возможно.

- А Скотт бы так и поступил?

- Может и нет, по крайней мере тогда. Скотт распаляется медленно. Но,
как и все немногословные саксы, в конце концов доходит до кипения. Сейчас
он уже почти доспел. Потому я и боюсь, не замышляет ли он какой-нибудь
ход. Дело становится для него опасным, потому что, решившись, Скотт уже не
отступит, а всю вину он возлагает на определенного человека, на одного
идиота, хотя никакой разницы между Черчем и любым другим генералом во всей
этой чертовой английской армии не было и нету...

- Но что он может сделать с Черчем сейчас? Ну, даст ему в морду, а
дальше?..

- Понятия не имею. Знаю только одно: Скотти сделает то, что подскажет
ему совесть...

- А вы не можете его убедить, что уже слишком поздно?

- Да я не очень-то склонен его уговаривать. Но я хочу знать наверняка,
что ему не сломают шеи. И если вы ничего для него не сделаете, может,
что-нибудь выйдет у вашей приятельницы Люси Пикеринг? Поговорите с ней
насчет Скотти.

- С Люси? А почему бы вам не поговорить с ней самому? - удивился
Бентинк.

Куотермейн покачал головой:

- Не буду.

- Почему? Вы ее не любите?

Куотермейн задумался; потом к нему вернулось чувство юмора, которое,
казалось, отняли у него печаль утраты, горький опыт и то место, где они
сейчас находились. Он улыбнулся.

- Люси - хорошая, - сказал он задумчиво. - Прежде она пеклась о нас
всех. Ей это нравилось. Когда отряд возвращался в Каир прямо из пустыни,
Пикеринг сообщал ей заранее по радио и она встречала нас на дороге, возле
Мены, в открытом "фордике" со своими двумя детьми и с большим ящиком
лимонов и апельсинов. Нам это было очень приятно. Пикеринг с
всклокоченными волосами, грязный, с седой щетиной, в самом невероятном
костюме; мы все - как стадо голодных шакалов, а рядом эта молодая и
какая-то солнечная женщина со своими красивыми детьми... Так бывало при
Пикеринге...

Они услышали шаги Скотта и поднялись.

- Ну что? - спросил Куотермейн.

Скотт протянул ему две мины - круглые, покрытые землей и ржавчиной.

- Вот что мне было надо, - сказал он. - Как, по-вашему, похожи они на
немецкие "тарелки"?

Куотермейн ответил, что в темноте ему трудно определить, но он отлично
видел, что мины английские.

- Для чего вам это знать? Мы ведь и не сомневались, что поле было
заминировано англичанами.

- Мне нужны доказательства.

- Зачем?

Скотт стал вытряхивать песок из ботинок:

- Пикок пытался меня убедить, что Роммель заминировал это место задолго
до того, как сюда пришел Черч. Сэм на всякий случай припас еще две штуки.

- А где Сэм? - спросил Куотермейн.

- Я здесь, - отозвался Сэм, с трудом передвигая свое грузное тело по
откосу. Под мышкой он нес две плоские мины, и его небритое лицо казалось
во тьме бескровным и осунувшимся. Воспоминания оставили на нем свой
отпечаток: боль, бледность и слезы. Выкапывая мины, он перепачкал лицо
землей, и от глазниц к большим, дрожащим губам тянулись мокрые следы.

- Я заметил в той стороне какой-то кол и пошел посмотреть, что это
такое, - сказал он. - Итальянцы поставили там крест.

Когда они вернулись к грузовикам, Атыя не спал; он дожидался их, лежа с
открытыми глазами на брезенте. Он развел в ямке костер из валежника и
варил в медном котелке кофе по-турецки. Атыя поставил всем им по медному
стаканчику, но когда Скотт предложил ему выпить тоже, он молча отвернулся.

7

Скотт думал о Люси Пикеринг; мысли о ней все еще его преследовали.
Прежде он забывал о ней после нескольких дней, проведенных в пустыне. А
теперь эти мысли начинали его тревожить.

И тревожило его не лицо с таким нежным овалом и продолговатыми,
прозрачными глазами. Скотта волновал ее темперамент: ведь она никогда не
давала себе воли. Как-то раз Пикеринг попросил Скотта подержать маленькую
Эстер (Скотт унаследовал у Пикеринга и его порывистую, чудаковатую
привязанность к ребенку), и он потянулся к девочке, как только она
протянула к нему ручонки. Люси хотелось, чтобы отношения с детьми у нее
были простые и ясные. Ей хотелось, чтобы и отношения со Скоттом у нее были
такие же простые и ясные. Так свершалось столь типичное для англичан
насилие над собственной душой. Ясность отношений с Пикерингом
действительно была ей нужна, но со Скоттом такая ясность, пожалуй, была бы
ей только во вред.

- Еще далеко? - прервал его мысли голос Бентинка.

Скотт вел Бентинка к плато, откуда они должны были увидеть "Харрикейн".
Еще не светало, и они шли в темноте. Шли уже целый час, молча, с трудом
передвигая ноги. За этот час Скотт успел принять решение, а Бентинк выйти
из себя.

- Еще один бархан - и мы его увидим, - сказал Скотт. - Если к тому
времени чуть-чуть посветлеет.

Бентинк заявил, что ему дьявольски холодно, что ему осточертела
пустыня, осточертело плестись и прятаться, и снова куда-то идти без всякой
цели и без всякого смысла.

- Когда летишь в самолете, - говорил он, - всегда куда-нибудь
прилетаешь, а потом возвращаешься обратно. А вы идете в никуда, никогда и
ни до чего не доходите и видите кругом одну только пустоту. Даже если вы
куда-то стремитесь, вы стремитесь в никуда.

- Привычка, - сказал Скотт. Мысли его были заняты совсем другим. Он
вдруг разоткровенничался. - Вы вернетесь прямо в Каир? - спросил он.

- Да, когда доставлю в Багуш самолет. В Гелиополис - моя эскадра еще
там. А что?

- Вы, наверно, увидите Люси Пикеринг?

- Ах, вот вы о чем, старина... Стало быть, дело уже на мази?

- Передайте ей от меня несколько слов, - сказал Скотт, как всегда