его родителей, вернее - отца и тетю. Мать сбежала в Америку, когда он был
совсем мальчиком.
представительницей их рода. Над нею тяготел фамильный долг. Но в ней
ничего не сохранится: ни память о Бентинке, ни глубоко скрытое горе, ни
нежность и невинность юности (все еще нежной и невинной, подумал он). Не
сохранится ничего, кроме умения свести все к обыденности. Он понял, что
ему открылся секрет успеха всех этих людей. Они уничтожали в себе всякое
чувство, прежде чем оно успевало окрепнуть. Он знал, что и сам поступал
так же. Но ему это больше не нравилось. "Нет, - сказал он себе опять, -
английские нравы никуда не годятся". Он ушел от Эйлин, раздумывая об этом,
- пришла пора и ему поразмыслить над своим собственным нравом.
одежду и надвинув на ухо кепку. Был он тут пансионером или не был - он ел
у своей родной тетки, и ел с аппетитом. Разговаривал Сэм только со
Скоттом, потому что остальные этого не заслуживали. За столом сидели:
кассир страхового общества, коммерсант и замученная старушка-учительница,
как две капли воды похожая на тетю Клотильду и близкая ее подруга. Только
зрение у нее было получше. Несмотря на то, что она была еврейкой (как и
все остальные), старушка преподавала в миссионерской школе и звалась по
старости madame. Кассира и коммерсанта Сэм очень раздражал, а Скотт
приводил в смущение. Тетя Клотильда наблюдала за ними откуда-то очень
издалека, из пустоты. Кормила она их хорошо и не обсчитывала. Сэм время от
времени вспоминал, что надо быть вежливым, и бросал ей незначащие фразы
по-итальянски, но разговаривал главным образом со Скоттом на тему о
полуфинальных состязаниях по вольной борьбе в греческом стиле, которые
начнутся в два часа дня. Чемпион египетской армии встретится с чемпионом
Маккавеев [иудейский жреческий род; в 167 г. до н.э. один из Маккавеев
возглавил восстание крестьян и ремесленников против правителей Сирии,
владевших Иудеей; в настоящее время так называется одно из крупнейших
спортивных обществ], который как-то раз согнул Сэма пополам.
него затрещали ребра.
партерные борцы, - пожаловалась старая учительница.
обиженным тоном, - но я не сионист. Мы боремся не из-за политических
убеждений, синьора!
Скотта и словно извиняясь за то, что они вечно спорят. - Вам этого никогда
не понять. Вы этого понять не можете.
евреям ехать в Палестину? Мы принадлежим всему миру. Сэми этого не
понимает. Я - сторонница Маккавеев. Маккавеи - вот наши революционеры, они
боролись с несправедливостью и угнетением.
начала применить свои лучшие приемы. Но мы боремся по-приятельски,
понимаете?
мы больше не боремся с несправедливостью. Мы стали партерными борцами, -
сказала она, и голос у нее был такой расслабленный, что тетя Клотильда с
неожиданной ловкостью налила ей стакан воды.
тоном.
синьора.
сказала учительница. Она снова посетовала на то, что традиции Маккавеев
забыты, заявила, что нужен не сионизм, то есть национализм, а всемирное
революционное братство в борьбе с несправедливостью и угнетением. - Где бы
мы ни жили! - настаивала она. - При чем тут Палестина? Революционные
традиции нужны всюду, всем людям! Мы - граждане всего мира.
Клотильде записку для Куотермейна и просил его зайти за ним в спортивный
зал Маккавеев.
его могучее телосложение, газетчик крикнул ему вдогонку: "Хабуб" [душечка
(араб.)]. Они со Скоттом взобрались на подножку зеленого автобуса с
обвисшими рессорами, который совсем накренился набок, когда они в него
влезли. Автобус отчаянно трясся по ужасающей дороге, а они стояли в битком
набитом проходе, пропитанном запахом чеснока, и Сэм читал Скотту последние
известия.
центральном фронте и объявили, что уничтожили за один день боев сто
вражеских танков.
и русские сами потеряли не меньше ста танков. Что-то не верится. Если бы
это было так, не понимаю, о чем нам тогда беспокоиться?
Ну и дела! У его же собственной двери. Она была вся забрызгана кровью, -
ей-богу! Пишут, что Черчилль скоро поедет в Москву. Вчера ночью английские
самолеты бомбили Тобрук. - Сэм засмеялся, подтолкнул Скотта и сказал ему
на ухо: - Парни из отрядов дальнего действия, видно, в это время
закладывали клейкие бомбы в ангарах итальянцев и получили весь огонь на
свою же голову. Интересно, что сегодня делала английская авиация?
шутка Сэма насчет отрядов дальнего действия его не развеселила.
(араб.)]. Если бы они не были старыми знакомыми, им пришлось бы, хватая
друг друга за бицепсы, обращаться к противнику еще более церемонно: йа
са'атель бей [ваше превосходительство, мой господин (араб.)]. Они были
люди воспитанные. Если кто-нибудь из них нечаянно нарушал правила борьбы,
дав подножку или взяв с колена в тиски, они говорили друг другу йа баша [о
паша (араб.)], чтобы извинения звучали торжественнее. Их черные трико
блестели от пота. Два часа дня в Египте, даже осенью, мало подходящее
время для борьбы. Да и день выдался жаркий. Но еврей был кузнец, а
египтянин - солдат, и временем своим они не располагали. Росту еврей был
гигантского и сложением похож на экскаватор, а потому и действовал, как
машина: в борьбе он предпочитал захватывать противника, а не просто
бросать его на ковер. Египтянин был приземист, вроде Скотта, и словно
рожден для вольной борьбы; он вел схватку уверенно и с изяществом.
Пользуясь своими руками и ногами в качестве рычагов, он применял
знаменитый прием souplesse в стиле прославленного балтийца Карла Поджелло.
Нередко он едва не переступал границ дозволенного, и ему не раз указывали
на нарушение правил, но Сэм понимал, что как борец египтянин превосходит
своего противника.
подозревал, что Сэм поставил все свои деньги на египтянина.
работают.
орудовал своими ручищами. Хоть неуклюже, да зато непосредственно. И в
глазах у него появлялось детское недоумение, когда его прием или захват не
имел успеха. Он удивился, когда египтянин швырнул его оземь, но ничуть не
встревожился. Наблюдать за египтянином было одно удовольствие. Он и
вправду владел техникой, и отнюдь не примитивной. В его обдуманных и
точных движениях было нечто от характера самого борца. Хуже владевший
техникой еврей оставался самим собой, и Скотт радовался, наблюдая за этой
энергией, не испорченной ни заученными приемами, ни техническими навыками.
вокруг, где кисло воняло уборной, сами были борцами, если не считать
четырех гречанок, которые пришли с четырьмя борцами греками. Только
женщины и позволяли себе громко высмеивать противников, - матч носил
слишком семейный характер. Зрители называли борцов по именам и
по-приятельски давали им советы: "Пониже, Хассан!" или "Дай ему подножку,
Вилли!"
переодевшись, Хассан Афифи и Вилли Нахум отправятся с греками выпить пива
и закусить мезе [закуска к пиву из острых солений (араб.)] в кафе
"Парадиз", где греки останутся играть в домино и трик-трак после того, как
Вилли и Хассан вернутся на работу. Сэм объяснил это Скотту, пригласил
разделить их компанию и поглядеть, как он, Сэм, играет в домино, но Скотт