Чтение 38–й страницы книги ~Не хочу, чтобы он умирал~

- Правильно, Скотти! Правильно. С шуткой жить веселее.

Пикок повернул свой "виллис" к стоянке штабных машин и остановился ряд
ом с большим закрытым "фордом".

- Можно подумать, что тут не штаб, а шикарный отель, - сказал он,
махнув стеком в сторону сборища самых разнообразных частных машин, которые
офицеры оставляли на этой ведомственной стоянке. - Скоро с нас будут
требовать плату за постой.

Он показал Скотту на проходившего мимо военного:

- Посмотрите на старого Баркера-Дендерсона, - вон тот растрепа с
грязной бородой, - разве он не похож на землекопа? Сейчас влезет в свой
древний "хилмен", опустит забрызганное грязью желтое стекло, раскурит
вонючую трубку (он все утро набивал ее у себя в кабинете), выпустит струю
черного дыма в окно машины, заведет ее... видите, он как раз ее заводит,
еще струя дыма из окна пока включает скорость. Смотрите! Еще затяжка, и он
уехал. Старый олух! Но кудесник во всем, что касается электричества. Идем.
Я провожу вас на этот матч.

Скотт шел за ним, чувствуя такой же прилив симпатии к этому человеку,
какой он однажды почувствовал к Гамалю.

Никакого совещания не было, и Черч сразу же отпустил Пикока.

- Садитесь поближе, Скотт, и снимите свою амуницию. - Даже вежливость
Черч умел выражать в форме приказа. - Мне странно видеть на вас походный
ремень.

Скотт сел на ближайший стул, не потрудившись объяснить, что портупея
нужна ему для того, чтобы поддерживать брюки.

- В эту войну портупею носят только пижоны, - сказал Черч, и его
запавший рот чуть-чуть растянулся в подобие улыбки. - Вы этого, конечно,
помнить не можете, но портупея была нам очень нужна в первую войну; мы
тогда носили куда более тяжелые пистолеты и гранаты. Приходилось ее
надевать, чтобы облегчить нагрузку на поясной ремень. Но теперь оружие и
гранаты носят редко: в такой войне, как сейчас, они не так уж нужны
офицеру. В окопной войне, в рукопашном бою, когда вы кидаетесь вперед
очертя голову, вам нужно что-то держать в руках, не то чувствуешь себя
совсем беззащитным. И все равно у тебя идиотский вид.

Черч предался красочным и дорогим ему воспоминаниям; нанизывая друг на
друга слова, он пытался проникнуть за непроницаемую оболочку Скотта.

Скотт слушал, не поднимая глаз. Он расстегнул медную застежку портупеи,
вытащил ремень из-под погона, снял кожаный пояс с кобурой, аккуратно
свернул все это и положил возле себя на полированный стол.

- Нам с вами надо обсудить ряд вопросов, - заявил Черч, нащупывая путь
к главной теме разговора. - Но мне кажется, что раньше всего вам следует
узнать, чего мы от вас хотим. - Черч поднял свои покрытые мелкими
веснушками руки. Он нуждался в помощи.

Но Скотт и не думал оказывать ему эту помощь.

- Я ведь не знаю: вы можете и не захотеть взять на себя это поручение.
Генерал Уоррен считает, что вам должно быть предоставлено право выбора.
Ему кажется, что в данном случае вы имеете на это право потому, что дело
крайне опасное. Лично я думаю, - резко произнес Черч, - что чем больше
опасность, тем больше требует ваш долг...

- Так точно, сэр, - перебил его Скотт.

Он ждал, но, видя перед собой напыщенную физиономию кровавого Черча,
вдруг почувствовал, что вся его долголетняя привычка выжидать куда-то
исчезла. Ожидание растлевает душу, и вот наконец, он избавлен от этой
самой закоренелой и вредной черты своего характера: от привычки выжидать,
молча приглядываться, пока будущее не определится, пока в уме не блеснет
луч света. Наконец-то он распрощался с этой привычкой.

Черч словно что-то почувствовал:

- Вы долго ждали своего часа, Скотт. Теперь пришло время для настоящего
испытания всего, что вы успели накопить, - опыта, умения работать в
пустыне - всего, к чему у вас врожденная склонность. Вы, кажется, что-то
сказали?

- Нет, сэр, ничего.

- Пикеринг много бы дал за такое поручение, но мы теперь знаем, что
фактически выполнять его все равно пришлось бы не Пикерингу, а вам.

Черч шел к своей цели, и Скотт почувствовал, что удар попал в цель.
Генерал взывал к нерушимой его вере - вере в умение, в наследственное
умение множества поколений Скоттов.

- Одним словом, - сказал Черч, - мы хотим, чтобы вы незаметно провели
двести человек и не менее пятидесяти грузовиков к дороге на Агейлу, то
есть на двести пятьдесят миль в тыл противника. Я подчеркиваю "незаметно",
и, если вас не обнаружат, это само по себе будет выдающимся достижением. В
этом весь смысл операции, так как в случае неудачи все дальнейшее может
быть сведено к нулю.

Черч смотрел на него в упор, словно ища у него поддержки; Скотт кивнул.

- Но подойти с отрядом к дороге - только половина дела. Достигнув
намеченного пункта, вам придется себя обнаружить; противник должен сразу
же узнать, что вы там находитесь. Ваши грузовики будут снабжены макетами
брони и пушек. Вы расставите ваши "орудия" и людей таким образом, чтобы
Роммель поверил, будто против него сосредоточен ударный кулак. Он должен
принять вас за хорошо вооруженный отряд с артиллерией и бронемашинами -
серьезную угрозу своим тылам. Куда более серьезную, чем какой-то бродячий
отряд в несколько сот солдат. Ну как, Скотт, говорит это что-нибудь вашему
воображению?

Его воображению это говорило многое, но он хотел дослушать до конца.

- Прежде чем Роммель сможет двинуть свои силы, вы действительно
совершите нападение на дорогу, ведя себя так, словно вы и в самом деле
представляете собой мощный ударный кулак и реальную угрозу. Да у вас на
несколько часов, пожалуй, и хватит сил. Задача заключается в том, чтобы
непременно - понимаете, непременно - заставить Роммеля оттянуть из района
Агейлы итальянскую "Ariete" ["Таран" (итал.) - название дивизии], а если
возможно, то и значительную часть всего четвертого бронетанкового корпуса,
который стоит там в резерве.

Если вы сумеете оттянуть на себя эти соединения хотя бы частично на
один-два дня, наш план обхода Тобрука и захвата дороги на Бенгази
увенчается успехом. Нам позарез нужны эти один или два дня, чтобы прорвать
передний край Роммеля и продвинуться вперед, прежде чем он сможет ввести в
бой свои резервы. Вам понятен смысл операции? Надо, чтобы он был вам
абсолютно ясен.

- Да, генерал, смысл операции мне понятен.

- Когда вы зайдете так глубоко в тыл, вам будут угрожать две
серьезнейшие опасности. Во-первых, непосредственная опасность нападения с
воздуха, хотя наши воздушные силы обещают послать в этот район все, что
смогут, и в течение двух дней прикрывать вас от вражеских самолетов. И
во-вторых, вам грозит полнейший разгром, если "Ariete" или немецкие танки
действительно врежутся в ваше расположение или обойдут вас прежде, чем вы
сумеете отступить. Что ж, мне не надо вам объяснять, какая кровавая бойня
вам тогда угрожает.

Тут кроется самая большая опасность. Пока Роммель не поймет, что его
обманули, он будет бросать на вас все свои силы, чтобы разгромить вас
быстро и беспощадно. Вы лично, Скотт, должны будете провести его за нос,
если можно так выразиться, - провести за нос по пустыне.

На исходе второго дня, и не позже чем на утро третьего, я ударю по
левому флангу его переднего края у Тобрука, поверну на дорогу к Бенгази,
заставлю его бросить вас и сконцентрировать силы для отпора мне. Это
позволит вам, если все пойдет хорошо, вовремя отойти.

Кровавый Черч откинулся назад, опустил пониже стенную карту и провел по
ней своим прозрачным пальцем, показывая, какой сокрушительный удар он
намерен нанести в районе Тобрука. Но на карте, на этой карте большого
масштаба, Скотт видел только Джало - кружочек, черный крестик, тонкую
красную полоску.

- План несложный, и обстоятельства требуют, чтобы вы, один из немногих,
знали наши тактические и стратегические намерения. Конечно, вам придется
разработать общие положения с генералом Уорреном и со мной, получив
соответствующее звание и все прочее, необходимое для проведения этой
операции. В этом смысле ваше будущее, так сказать, обеспечено... Прежде
чем вы мне ответите, я хотел бы добавить еще кое-что, для вашей же
собственной пользы...

Скотт почти совсем перестал вслушиваться в то, что говорит Черч. На
мгновение вся его жизнь словно слилась с этой большой картой, на которой
были обозначены памятные для него места - не только Джало, но и Тобрук, и
Сива, и Джарабуб, и сотни других названий, которые так много говорили ему
одному. Трассы, триангуляционные пункты, цистерны, груды камней, гробницы,
горные проходы. А под красной отметиной с цифрами 22/31 - белое
пространство с надписью "не разведано". Он так живо почувствовал всю
уединенность, всю тоскливую пустоту этих мест, что пришел в себя только
тогда, когда услышал слова Черча.

- Не обращайте пока внимания на карту, - сказал кровавый Черч и, резко
дернув шнурок, с треском свернул карту в рулон. - Мне лично не хотелось бы
поручать эту операцию никому другому. На вас я могу положиться. И
разговариваю с вами пока что частным образом, хотя вы знаете, что в армии
не принято, особенно в военное время, предоставлять офицеру право выбора и
считаться с его вкусами, давая ему задание. - Черч пожал плечами, отвечая
собственным мыслям. - Не знаю, право, как вам объяснить... Время от
времени тебе попадается дельный человек, и важно оценить его по
достоинству. Может, вы и рождены для геройских дел. Не знаю. Во всяком
случае, вы унаследовали часть легендарной славы Пикеринга. Но мне лично
кажется, что при желании вы можете пойти куда дальше, чем он.

Мы даем вам эту возможность. Но если мы признаем ваши способности, если
мы согласны с ними считаться, вы, со своей стороны, должны помнить о вашей