обязанность, как преданной жены, - шепнул он ей на ухо. - Он обожает вас, и
вы станете его женушкой, предсказываю вам. Итак, - произнес он громко, - они
заслужили всеобщее уважение, жили счастливо и народили много деток. Так
кончаются все любовные романы. Ну, мамаша, - добавил он, обернувшись и
обнимая вдову Воке, - надевайте шляпку, парадное платье с цветочками и шарф
графини. Я самолично иду за извозчиком для вас. - И он вышел, напевая:
голубятне. Папаша Горио, и тот напился, - продолжала она, оборачиваясь в
сторону вермишельщика. - Этот старый скряга ни разу и не подумал свести меня
куда-нибудь. Господи! да он сейчас упадет на пол! Пожилому человеку
непристойно пить до потери рассудка. Да и то сказать, чего нет, того не
потеряешь. Сильвия, отведите апашу к нему в комнату.
прямо в одежде поперек кровати.
ему на глаза, - совсем как девушка: он не привык к излишествам.
как говорится, через мои руки, - сказала вдова Воке, - но никогда не
попадался мне такой милый, такой воспитанный, как господин Эжен. Как он
красив во сне! Госпожа Кутюр, положите его голову себе на плечо. Э, да она
клонится на плечо к мадмуазель Викторине! Детей хранит сам бог: еще
немножко, и он разбил бы себе лоб о шишку на стуле. Какая бы из них вышла
парочка!
вещи...
надену высокий корсет.
- Нет, поищите кого другого вас затягивать; мне не пристало быть вашей
убийцей. От этакого неразумия и помереть недолго.
спавшим на ее плече. Храп Кристофа разносился в затихшем доме, оттеняя
безмятежный, прелестный, как у ребенка, сон Эжена. Викторина была счастлива:
она могла отдаться делу милосердия, в котором изливаются все лучшие чувства
женщины, могла, не совершая тяжкого греха, ощущать у своего сердца биение
сердца юноши, и что-то матерински покровительственное запечатлелось на ее
лице, какая-то гордость этим чувством. Сквозь сонм всяких мыслей, роившихся
в ее душе, пробивались бурные порывы страсти, разбуженной теплым и чистым
дыханием молодого человека.
лицо, озаренное в эту минуту сиянием счастья. Викторина походила на
старинную икону, где живописец, не заботясь о подробностях, все волшебство
спокойной, величавой кисти приберег для лика - желтоватого по тону, но в
желтизне своей как будто отражающего золотистые оттенки неба.
Викторина, проводя рукой по волосам Эжена.
и другие, - ответила г-жа Кутюр. - Его опьянение служит ему к чести.
хочется, чтобы этот человек застал меня в таком виде: он употребляет
выражения, которые грязнят душу, да и в его взгляде есть что-то тягостное
для женщины, точно он раздевает ее глазами.
человек, отчасти в том же духе, что и мой покойный муж: грубоватый, но
добрый, благодушный медведь.
двух детей, точно ласкаемых светом лампы.
милого Бернардена де Сен-Пьера, автора "Павла и Виргинии"[166], и он написал
бы великолепные страницы. Как прекрасна юность, госпожа Кутюр! Спи, милый
мальчик, - произнес он, глядя на Эжена, - хорошее приходит иногда во время
сна. Сударыня, - обратился он к вдове, - в этом юноше меня влечет и трогает
гармония между его душевной красотой и красотой его лица. Взгляните: да ведь
это херувим, склонивший голову на плечо ангелу! Он достоин любви! Будь я
женщина, я бы с наслаждением умер... (нет, я не так глуп!) жил бы для него.
Любуясь ими, - шопотом продолжал он, наклонившись к уху вдовы, - я не могу
отрешиться от мысли, что бог создал их друг для друга. У провидения свои
тайные пути, оно испытует сердца и чресла, - сказал он уже громко. - Глядя
на вас, детей, столь близких друг другу чистотой души и всеми человеческими
чувствами, я говорю себе: для вас и в будущем разлука невозможна. Бог
справедлив. Да-а! - обратился он к девушке. - Мне помнится, как-то я заметил
у вас линии счастливой жизни. Мадмуазель Викторина, дайте-ка мне вашу руку.
Я смыслю в хиромантии, мне приходилось гадать не один раз. Ну же, не
бойтесь! О, что я вижу? Честное слово, вы очень скоро будете одной из самых
богатых наследниц во всем Париже. Вы осчастливите своего милого превыше
головы... Отец возвращает вас к себе. Вы выходите замуж за молодого
человека, титулованного, красивого, который обожает вас.
пророчества Вотрена.
Мы чуточку себя не душим? - спросил он ее, пощупав планшетку корсета. - Под
ложечкой-то, маменька, здорово перетянуто. Не дай бог, расплачемся,
произойдет взрыв; конечно, я подберу осколки со всей заботливостью
антиквара.
г-же Кутюр.
Благословляю вас, - сказал он, возлагая руки на их головы. - Поверьте мне,
мадмуазель, добрые пожелания честного человека что-нибудь да значат, они
принесут счастье. Бог внемлет им.
ли вы, - прибавила она шопотом, - что у господина Вотрена серьезные
намерения в отношении меня?
произнесла со вздохом:
с лошади, - ответила старая дама.
- Что делать, покаюсь в этом на духу! А я, по правде говоря, от чистого
сердца снесу цветы на его могилу. Гадкая душа! У него нет мужества замолвить
слово за свою мать, а ведь он присвоил ее наследство всякими каверзами в
ущерб тебе. У моей кузины было хорошее состояние. На твое горе, никто даже
не заикнулся о том, чтобы оговорить его в брачном контракте.
было бы тяжело им пользоваться, - сказала Викторина. - Раз для моего счастья
необходимо, чтобы брат мой умер, я предпочту навсегда остаться здесь.
религиозный, - отвечала г-жа Кутюр, - и мне было очень приятно убедиться,
что он не безбожник, как другие, которые рассуждают о боге с меньшим
уважением, чем о дьяволе. И вот господин Вотрен говорит: кто может знать,
какими путями ведет нас провидение?
уложить на кровать; кухарка расстегнула на нем одежду, чтобы ему было
удобнее. Перед уходом, когда г-жа Кутюр отвернулась, Викторина запечатлела
на лбу Эжена поцелуй, вкусив всю сладость счастья в этом преступном
лобзанье. Она окинула взглядом его комнату, можно сказать, объединила в
одной мысли свои блаженные переживания за этот день, создала из них целую
картину, долго ею любовалась и уснула в этот вечер, чувствуя себя самым
счастливым существом во всем Париже.
примесью снотворного, но она принесла гибель самому Вотрену. Полупьяный
Бьяншон забыл расспросить мадмуазель Мишоно про Обмани-смерть. Упомяни
Бьяншон такое прозвище, оно, несомненно, заставило бы насторожиться Вотрена,
или - назовем его настоящим именем - Жака Коллена, одну из каторжных
знаменитостей. В довершение всего, когда мадмуазель Мишоно, надеясь на
щедрость Коллена, подумывала, не выгоднее ли будет предупредить его, чтобы
он скрылся ночью, в эту минуту Вотрен прозвал ее кладбищенской Венерой, и
старая дева решила выдать его полиции. Она сейчас же вышла в сопровождении
Пуаре и направилась в переулок Сент-Анн, к знаменитому начальнику сыскной
полиции, воображая, что ей опять придется иметь дело просто с чиновником по
имени Гондюро; начальник сыскной полиции принял ее очень любезно. В беседе с
ним, оговорив все точно, мадмуазель Мишоно попросила дать ей обещанные
капли, с помощью которых надо было проверить, есть ли следы клейма, или их
нет. В то время как этот великий человек в маленьком переулке Сент-Анн искал
пузырек в ящике письменного стола, мадмуазель Мишоно догадалась по выражению
удовольствия на его лице, что захват Вотрена представлял собою нечто более
важное, чем арест простого каторжника. Пошевелив мозгами, она стала
Влодавец Леонид
Шилова Юлия
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Акунин Борис
Шилова Юлия