Чтение 10–й страницы книги ~Шагреневая кожа~

-- Меня тошнит от вашей дурацкой Республики! Нельзя спокойно разрезать
каплуна, чтобы не найти в нем аграрного закона.

-- Убеждения у тебя превосходные, милый мой Брут, набитый трюфелями! Но
ты напоминаешь моего лакея: этот дурак так жестоко одержим манией
опрятности, что, позволь я ему чистить мое платье на свой лад, мне пришлось
бы ходить голышом.

-- Все вы скоты! Вам угодно чистить нацию зубочисткой, -- заметил
преданный Республике господин. -- По-вашему, правосудие опаснее воров.

-- Хе, хе! -- отозвался адвокат Дерош.

-- Как они скучны со своей политикой! -- сказал нотариус Кардо. --
Закройте дверь. Нет того знания и такой добродетели, которые стоили бы хоть
одной капли крови. Попробуй мы всерьез подсчитать ресурсы истины -- и она,
пожалуй, окажется банкротом.

-- Конечно, худой мир лучше доброй ссоры и обходится куда дешевле.
Поэтому все речи, произнесенные с трибуны за сорок лет, я отдал бы за одну
форель, за сказку Перро или за набросок Шарле.

-- Вы совершенно правы!.. Передайте-ка мне спаржу... Ибо в конце концов
свобода рождает анархию, анархия приводит к деспотизму, а деспотизм
возвращает к свободе. Миллионы существ погибли, так и не добившись торжества
ни одной из этих систем. Разве это не порочный круг, в котором вечно будет
вращаться нравственный мир? Когда человек думает, что он что-либо
усовершенствовал, на самом деле он сделал только перестановку.

-- Ого! -- вскричал водевилист Кюрси. -- В таком случае, господа, я
поднимаю бокал за Карла Десятого, отца свободы!

-- А разве неверно? -- сказал Эмиль. -- Когда в законах -- деспотизм, в
нравах -- свобода, и наоборот.

-- Итак, выпьем за глупость власти, которая дает нам столько власти над
глупцами! -- предложил банкир.

-- Э, милый мой. Наполеон по крайней мере оставил нам славу! --
вскричал морской офицер, никогда не плававший дальше Бреста.

-- Ах, слава -- товар невыгодный. Стоит дорого, сохраняется плохо. Не
проявляется ли в ней эгоизм великих людей, так же как в счастье -- эгоизм
глупцов?

-- Должно быть, вы очень счастливы...

-- Кто первый огородил свои владения, тот, вероятно, был слабым
человеком, ибо от общества прибыль только людям хилым. Дикарь и мыслитель,
находящиеся на разных концах духовного мира, равно страшатся собственности.

-- Мило! -- вскричал Кардо. -- Не будь собственности, как могли бы мы
составлять нотариальные акты!

-- Вот горошек, божественно вкусный!

-- А на следующий день священника нашли мертвым...

-- Кто говорит о смерти?.. Не шутите с нею! У меня дядюшка...

-- И конечно, вы примирились с неизбежностью его кончины.

-- Разумеется...

-- Слушайте, господа!.. СПОСОБ УБИТЬ СВОЕГО дядюшку. тсс! (Слушайте,
слушайте! ) Возьмите сначала дядюшку, толстого и жирного, по крайней мере
семидесятилетнего, -- это лучший сорт дядюшек. (Всеобщее оживление. )
Накормите его под каким-нибудь предлогом паштетом из гусиной печенки...

-- Ну, у меня дядя длинный, сухопарый, скупой и воздержный.

-- О, такие дядюшки -- чудовища, злоупотребляющие долголетием!

-- И вот, -- продолжал господин, выступивший с речью о дядюшке, -- в то
время как он будет предаваться пищеварению, объявите ему о несостоятельности
его банкира.

-- А если выдержит?

-- Дайте ему хорошенькую девочку!

-- А если он?.. -- сказал другой, делая отрицательный знак.

-- Тогда это не дядюшка... Дядюшка -- это по существу своему живчик.

-- В голосе Малибран пропали две ноты.

-- Нет!

-- Да!

-- Aral Ага! Да и нет -- не к этому ли сводятся все рассуждения на
религиозные, политические и литературные темы? Человек -- шут, танцующий над
пропастью!

-- Послушать вас, я -- дурак?

-- Напротив, это потому, что вы меня не слушаете.

-- Образование -- вздор! Господин Гейнфеттермах насчитывает свыше
миллиарда отпечатанных томов, а за всю жизнь нельзя прочесть больше ста
пятидесяти тысяч. Так вот, объясните мне, что значит слово "образование".
Для одних образование состоит в том, чтобы знать, как звали лошадь
Александра Македонского или что дога господина Дезаккор звали Беросилло, и
не иметь понятия о тех, кто впервые придумал сплавлять лес или же изобрел
фарфор. Для других быть образованным -- значит выкрасть завещание и прослыть
честным, всеми любимым и уважаемым человеком, но отнюдь не в том, чтобы
стянуть часы (да еще вторично и при пяти отягчающих вину обстоятельствах), а
затем, возбуждая всеобщую ненависть и презрение, отправиться умирать на
Гревскую площадь.

-- Натан останется?

-- Э, его сотрудники -- народ неглупый!

-- А Каналис?

-- Это великий человек, не будем говорить о нем.

-- Вы пьяны!

-- Немедленное следствие конституции -- опошление умов. Искусства,
науки, памятники -- все изъедено эгоизмом, этой современной проказой. Триста
ваших буржуа, сидя на скамьях Палаты, будут думать только о посадке тополей.
Деспотизм, действуя беззаконно, совершает великие деяния, но свобода,
соблюдая законность, не дает себе труда совершить хотя бы самые малые
деяния.

-- Ваше взаимное обучение фабрикует двуногие монеты по сто су, --
вмешался сторонник абсолютизма. -- В народе, нивелированном образованием,
личности исчезают.

-- Однако не в том ли состоит цель общества, чтобы обеспечить
благосостояние каждому? -- спросил сен-симонист.

-- Будь у вас пятьдесят тысяч ливров дохода, вы и думать не стали бы о
народе. Вы охвачены благородным стремлением помочь человечеству?
Отправляйтесь на Мадагаскар: там вы найдете маленький свеженький народец,
сенсимонизируйте его, классифицируйте, посадите его в банку, а у нас всякий
свободно входит в свою ячейку, как колышек в ямку. Швейцары здесь --
швейцары, глупцы -- глупцы, и для производства в это звание нет
необходимости в коллегиях святых отцов.

-- Вы карлист[*]!

-- А почему бы и нет? Я люблю деспотизм, он подразумевает известного
рода презрение к людям. Я не питаю ненависти к королям. Они так забавны!
Царствовать в Палате, в тридцати миллионах миль от солнца, -- это что-нибудь
да значит!

-- Резюмируем в общих чертах ход цивилизации, -- говорил ученый,
пытаясь вразумить невнимательного скульптора, и пустился в рассуждения о
первоначальном развитии человеческого общества и о первобытных народах: --
При возникновении народностей господство было в известном смысле господством
материальным, единым, грубым, впоследствии, с образованием крупных
объединений, стали утверждаться правительства, прибегая к более или менее
ловкому разложению первичной власти. Так, в глубокой древности сила была
сосредоточена в руках теократии: жрец действовал и мечом и кадильницей.
Потом стало два высших духовных лица: первосвященник и царь. В настоящее
время наше общество, последнее слово цивилизации, распределило власть
соответственно числу всех элементов, входящих в сочетание, и мы имеем дело с
силами, именуемыми промышленностью, мыслью, деньгами, словесностью. И вот
власть, лишившись единства, ведет к распаду общества, чему единственным
препятствием служит выгода. Таким образом, мы опираемся не на религию, не на
материальную силу, а на разум. Но равноценна ли книга мечу, а рассуждение --
действию? Вот в чем вопрос.

-- Разум все убил! -- вскричал карлист. -- Абсолютная свобода ведет
нации к самоубийству; одержав победу, они начинают скучать, словно
какой-нибудь англичанин-миллионер.

-- Что вы нам скажете нового? Нынче вы высмеяли все виды власти, но это
так же пошло, как отрицать бога! Вы больше ни во что не верите. Оттого-то
наш век похож на старого султана, погубившего себя распутством! Ваш лорд
Байрон, дойдя до последней степени поэтического отчаяния, в конце концов
стал воспевать преступления.

-- Знаете, что я вам скажу! -- заговорил совершенно пьяный Бьяншон. --
Большая или меньшая доза фосфора делает человека гением или же злодеем,
умницей или же идиотом, добродетельным или же преступным.

-- Можно ли так рассуждать о добродетели! -- воскликнул де Кюрси. -- О
добродетели, теме всех театральных пьес, развязке всех драм, основе всех
судебных учреждений!

-- Молчи, нахал! Твоя добродетель-Ахиллес без пяты, -- сказал Бисиу.

-- Выпьем!

-- Хочешь держать пари, что я выпью бутылку шампанского единым духом?

-- Хорош дух! -- вскрикнул Бисиу.

-- Они перепились, как ломовые, -- сказал молодой человек, с серьезным
видом поивший свой жилет.

-- Да, в наше время искусство правления заключается в том, чтобы
предоставить власть общественному мнению.

-- Общественному мнению? Да ведь это самая развратная из всех
проституток! Послушать вас, господа моралисты и политики, вашим законам мы
должны во всем отдавать предпочтение перед природой, а общественному мнению
-- перед совестью. Да бросьте вы! Все истинно -- и все ложно! Если общество
дало нам пух для подушек, то это благодеяние уравновешивается подагрой,
точно так же как правосудие уравновешивается судебной процедурой, а
кашемировые шали порождают насморк.

-- Чудовище! -- прерывая мизантропа, сказал Эмиль Блонде. -- Как можешь