исходе, что в среду она свободна, что у Эдуарда Львовича больной вид. Еще
думала о Васе, которому пора бы вернуться. Думала также о том, что Астафьев
прав: логика убивает красоту, тайну, сказочность. Затем, взглянув в зеркало
и увидав себя в белом, с голыми руками, с распущенной белокурой косой, с
глазами усталыми и не любящими никого, кроме дедушки, Танюша упала на
постель и уткнулась лицом в подушку, чтобы этот милый дедушка не мог
услыхать, если она вдруг почему-нибудь заплачет.
лицо, на минутку задержался, затем зашагал быстрее и свернул в первый
переулок.
таких лиц и таких сборных костюмов, полувоенных-полуштатских, попадалось
много.
типа...) - намек на Б. Савинкова. В документальном очерке Романа Гуля "Два
заговора в Москве" (Иллюстрированная Россия. Париж, 1935, No 39) читаем:
"Тогда по Москве ходил еще "человек в красных гетрах", опытный
конспиратор-террорист Борис Савинков..."
организатор и участник многих террористических актов, под псевдонимом В.
Ропшин известен как автор прозаических произведений.
борьбе с большевизмом. В описываемый в романе период Савинков ходил по
Москве в гриме и даже без - его нередко узнавали, и город был полон слухами
о намечаемых им политических убийствах.
печурку, плоскую, с гофрированным подом, дававшую хороший жар и потреблявшую
мало дров, нужно было осмотреть железную трубу, которая через верхнее стекло
окна выводила дым на улицу, подвесить на месте скрепов баночки из-под
сгущенного молока и вообще приготовиться к зиме: скоро захолодает
основательно. Дров еще нет, но откуда-нибудь появиться должны; в случае
крайнем придется прибегнуть к помощи соседа Завалишина. Подлец и, конечно,
чекист,- но черт с ним.
дверную цепочку, откинул крючок и повернул ключ. Сложные запоры были также
поставлены Завалишиным, который в последнее время сделался явным трусом;
может быть, боялся за свои припасы и за свои бутылки.
гетрах.
как вы живете? Куда к вам? В эту дверь?
двери Завалишина и прислушался. Затем легонько постучал и, не получив
отклика, приотворил дверь соседа. Завалишина не было дома. Астафьев покачал
головой.
свободно, мы дома одни, и дверь на цепочке. Что это на вас за любопытные
гетры? Ведь это же бросается в глаза.
заметнее, тем незаметнее.
человек.
человек неробкий, говорите прямо: можете меня приютить до завтрашнего утра?
квартира не из удачных. Я здесь во всем доме единственный буржуй, а живет у
меня что-то вроде чекиста, хотя, главным образом, пьяница. Впрочем, он дома
бывает редко, даже не всякую ночь. Вам это подходит?
у меня выбора нет. Хорошо бы так устроить, чтобы ваш чекист меня не видал.
убежденный пьяница. В делах зла - мой воспитанник: уверяет даже, что я
толкнул его на такую дорогу.
домами.
сала, у Астафьева была крупа. Ужин удался отличный.
совсем. Я лягу; спать хочу мертвецки.
встретили?
откуда ему знать, кто вы такой.
благодарен. Вы молодец, я потому к вам и пошел. На улице вы не узнали меня?
встречу.
Россию. Ну, дело ваше, я не любопытен.
границей и общих друзей, еще по первой революции. В живых и не в бегах
осталось мало.
сказал:
простачки. Не в том дело, Астафьев. Надо, чтобы было чем жить и за что
умирать; нельзя жить кислыми щами, тянуть эту канитель, утешаться
словоблудием. Пропадать, так уж... Слушайте, я хочу спать. Где вы меня
положите? Я раздеваться все равно не буду.
стульев,- гостя он положил на постель,- проснулся от гулких шагов по
асфальту двора. Встал, подошел к окну и увидал, что квартира напротив вся
ярко освещена и что на дворе топчутся фигуры солдат с винтовками. Возможно,
что обыск. На фоне одного из окон мелькнула тень в фуражке, затем другая,
подвязанная в поясе кушаком. Да, несомненно - обыск.
подумал: "Отвечать придется нам обоим. Но, может быть, это - случайный обыск
в той квартире".
долго наблюдал, пробовал заставить себя, шкуривши, сесть в кресло, но окно
притягивало. Спустя полчаса осветились окна этажом выше, и тогда Астафьев
почувствовал, как ноги его похолодели. "Выходит - облава. И значит - конец".
было видеть, не отворяя окна, часовые стояли во всех проходах и у всех
подъездов дворика.
квартиры все равно нельзя. Может быть, обыск до нас не дойдет.
осветился четвертый, самый верхний этаж. Он вспомнил: "В нижнем жильцов нет,
потому там и темно; вероятно, зашли и ушли, нечего искать. Теперь пойдут в
другой подъезд. В который?"
облеклись плотью и защитными шинелями. Солдаты сидели на ступеньках подъезда
и прямо на асфальте, очевидно, до крайности утомленные.
обыск. Но заберут, конечно, и непрописанного человека... вместе с хозяином.
Есть ли у него какой-нибудь документ? Но, конечно, его, раз зацапав,
немедленно опознают. Лакомый кусочек для Чека!"