Джон О'Хара

Дело Локвудов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

По воскресеньям горожане, отправляясь на своих машинах за город,
заезжали взглянуть на стену Джорджа Локвуда. Случалось, что издали они
видели и самого Локвуда, который занимался тем же, чем и они. Он бывал там
ежедневно и не пропустил ни одного дня с тех пор, как первая лопата
вонзилась в землю.

Он никогда не заговаривал с рабочими, никогда не жаловался на их
медлительность, никого не хвалил и ни к кому не обращался лично, хотя и
знал почти всех. Бывали дни, когда он, приехав на стройку и окинув
взглядом стену, тотчас отворачивался и возвращался к своей машине. Рабочие
знали: сделано мало, хозяин недоволен. А бывало и так: приедет утром и
останется; лишь в полдень шофер отвезет его домой пообедать, а потом
привезет обратно и оставит на стройке до вечера. Когда это случалось, всем
рабочим в конце дня выдавали по доллару. Никаких объяснений не требовалось
- и так было ясно, что хозяин доволен. Иногда эти долларовые премии
выплачивались шесть дней кряду, а иногда их не бывало по целым неделям.

Стену строили из кирпича. Два фута толщиной, восемь футов в высоту.
Поверх кирпичей предполагалось положить еще двухдюймовый слой бетона и в
нем на расстоянии двенадцати дюймов друг от друга укрепить железные пики.
Стена представляла собой сооружение весьма внушительное: она окружала
тридцать акров земли.

Земля тут обрабатывалась постоянно с начала восемнадцатого столетия.
Это был слегка отлогий возвышенный участок, прежде занятый под ферму
Оскара Дитриха, а теперь ставший собственностью Джорджа Локвуда. Когда-то
Дитрихи расчистили акров двадцать земли, сохранив лес выше фермы, то есть
с южной стороны, а также на востоке и западе. Земля там не считалась
пригодной для посевов, поэтому ее использовали в последние десятилетия для
выпаса голландских коров.

Джордж Локвуд строил стену на участке, окруженном лесом на юге, востоке
и западе, так что лес подступал к стене с обеих сторон. Джордж Локвуд
распорядился обсадить деревьями также и переднюю, то есть северную,
сторону участка, имея в виду окружить его сплошной стеной из леса и
кирпича.

Тридцать акров земли - это было не все, чем владел Джордж Локвуд; он
купил у Дитриха все двести акров да еще лес, расположенный к югу от фермы.
Те, кто интересовался намерениями Джорджа Локвуда относительно фермы
Дитриха, узнали о них прежде, чем стена была достроена: он продал
голландских коров и сельскохозяйственный инвентарь и снес жилой дом,
коровники и службы. Через месяц фермы Дитриха как не бывало. Усадьба,
просуществовавшая более ста лет, исчезла за несколько недель. Некоторые
считали, что грешно и стыдно так поступать с фермой, некоторые даже
называли это преступлением, другие же говорили, что Оскар Дитрих, наверно,
взял хорошую цену. Этот человек всегда знает, что делает. Он переехал в
долину Лебанон и приобрел там новую ферму.

Вскоре после этого Джордж Локвуд нанял еще рабочих - эти занимались уже
не возведением стены, а сносом старой изгороди Дитриха, камней, столбов с
рельсовыми пасынками и проволокой. Время шло, и воскресные посетители
видели своими глазами, как методически стираются последние следы старого
хозяйства. И вот в одно из воскресений - это было в середине мая - они
обнаружили, что стена полностью закончена, а проезд внутрь перекрыт
высокими временными тесовыми воротами. В одну из створ была врезана дверь
с американским замком и с надписью: "Вход воспрещен".

Все лето любопытные крутились вокруг владений Локвуда, но, поскольку
ворота оставались закрытыми, никто не видел, что происходило за стеной, но
все знали: Джордж Локвуд строит дом.

Никого из жителей Шведской Гавани, расположенной в двух милях к востоку
от имения, не удивило решение Джорджа воздвигнуть высокую кирпичную стену
с острыми пиками наверху. Что необычно для других, говорили они, то обычно
для Джорджа. Они правильно угадали, для чего он начал с сооружения стены:
он не хотел, чтобы люди видели, какой дом он себе строит. Договор на
строительство стены Локвуд заключил с подрядчиком из Шведской Гавани, а
для строительства дома пригласил главного подрядчика из Хейгерстауна, штат
Мэриленд, у которого были свои плотники и каменщики. Строить водопровод
взялась фирма, из города Рединга, электропроводку делала одна
филадельфийская фирма, плотничьи работы внутри дома были заказаны
итальянцам из Нью-Йорка, штукатурные работы, покраску и наклейку обоев
производили мастера из Форт-Пенна, крышу взялась крыть артель из
Гиббсвилла, планировкой сада занимался архитектор из Уэстбери
(Лонг-Айленд), а подъездные дороги строила компания из Порт-Джонсона.
Рабочих, которые жили в радиусе пятнадцати миль от стройки, ежедневно
доставляли на грузовиках. Подрядчики, мастера и рабочие, приехавшие
издалека, жили в гостиницах и пансионатах Гиббсвилла и Шведской Гавани.
Договариваясь с субподрядчиками, главный подрядчик предупреждал: "Имейте в
виду, что мистер Локвуд сам не вмешивается в чужие дела и не желает, чтоб
в его дела совались другие. Пока дом не будет готов, он хочет, чтобы
местные жители по возможности держались подальше. Потому он и платит такие
деньги, что хочет уединения и чтоб работа была первый сорт. Надо отдать
ему справедливость, он не торгуется за каждый доллар, когда я хочу
оплатить сверхурочную работу..." Субподрядчики и рабочие, прибывшие уже
после завершения строительства стены, быстро прикинули, во что она
обошлась, и кое-кто из них пожалел, что не запросил более высокой платы за
свою работу. Раз человек способен потратить двадцать, тридцать тысяч на
одну стену, то вряд ли он будет торговаться за несколько лишних сот
долларов. Но не все субподрядчики рассуждали так. Кое-кто из них уже имел
дело с богатыми людьми и знал, что богатый человек может пойти на большие
расходы ради чего-то необыкновенного, но он знает, что ему нужно, и своего
не упустит.

Вскоре эти люди убедились в том, что их догадки относительно Джорджа
Локвуда были верны. Как и прежде, он бывал на стройке ежедневно, при любой
погоде - в легкой летней шляпе, льняном полотняном костюме и с тростью,
которая казалась необычной для человека его возраста. Ему было немногим
более пятидесяти лет. Он прохаживался по территории стройки, лазал по
лестницам и шатким настилам, отвечая на приветствия встречных кивком
головы и не произнося ни слова, кроме "извините", если оказывался у
кого-нибудь на пути. Он не покидал стройки даже в самую жаркую погоду -
лишь время от времени подходил к бачку с водой, зачерпывал из ведра
пригоршню воды, обмахивался шляпой и вытирал тонким шелковым платком шею
под воротничком. Он никогда не задерживался подолгу на одном месте, но на
каждом из участков стройки бывал по нескольку раз в день. Ничто не
ускользало от его внимания. Рабочие довольно быстро поняли, что если
Джордж Локвуд зачастил на один и тот же участок, значит, он что-то
заметил. И верно: на следующий день мастер участка обязательно заставлял
что-нибудь переделать. Распоряжения мастерам поступали от субподрядчиков,
а эти, в свою очередь, получали их от главного подрядчика. Главный
подрядчик был единственным человеком, с которым Джордж Локвуд разговаривал
о делах стройки.

У Роберта Брэкенриджа, главного подрядчика, был на территории стройки
сарай, где помещались грубо сколоченный стол, несколько складных стульев,
множество футляров с чертежами, огнетушители, аптечка, телефонный аппарат,
походная кровать, охотничье ружье шестнадцатого калибра, несколько
керосиновых ламп, дубовый шкафчик для бумаг, расписание поездов
Пенсильванской железной дороги, календарь страховой компании, аппарат для
охлаждения воды, доска, на которой висело множество ключей с номерками, и
керосинка с двумя фитилями. Сарай этот был единственным местом, куда
Джордж Локвуд заходил посидеть. Рабочие, которым случалось проходить мимо,
слышали через занавешенные окна обрывки разговора, но ничего особенного не
узнали, кроме того, что Локвуд называл подрядчика Робертом и что он
отлично разбирался в чертежах и в технической терминологии. Когда
кого-нибудь из субподрядчиков вызывали для беседы, говорил уже только
Роберт Брэкенридж, а Джордж Локвуд молча покуривал трубку или сигарету и
одобрительно кивал головой.

Во время сильных дождей мастера и рабочие укрывались под парусиновым
тентом; там же они завтракали, сидя на грудах строительных материалов,
также нуждавшихся в укрытии. Рабочие съехались из самых разных мест, что
заставляло электриков держаться с электриками, а плотников с плотниками.
Но всех их одинаково интриговала загадочная фигура того, кто оплачивал
счета. Люди эти были мастерами своего дела, хорошо зарабатывали и вели
себя независимо, с тем чувством спокойной гордости, какое испытывает
американский мастеровой, умеющий делать то, за что Джордж Локвуд платит
деньги, но чего не умеет делать сам. Они ценили его за уважительное
отношение к их труду и считали, что лучше работать у него, чем у тех, кто
любит донимать рабочих дружескими разговорами и мелкими придирками. Им не
потребовалось много времени на то, чтобы безошибочно определить, что
Джордж Локвуд отлично разбирается в строительном деле; это было главное, и
не так уж важно, что они его не любили. Через несколько месяцев дом будет
закончен, они уедут работать в другие места, но память о Джордже Локвуде
останется. Они не забудут, что он хорошо им платил и не ущемлял их
самолюбия; не забудут случай, когда он убил двух медянок своей тростью -
той самой тростью, которую, как они полагали, он носил из чистого
пижонства; не забудут, как он однажды помог им, когда одного из каменщиков
хватил солнечный удар и он свалился с лесов. Локвуд велел отнести его под
навес, объяснил его товарищам, как массировать запястья и лодыжки
пострадавшего, и, сходив к малярам за скипидаром, стал растирать ему