словом, понятием о приличиях и любовью. С официальной точки зрения при
уговоре он чувствовал себя свободнее, чем при помолвке. Официальная
помолвка нередко приносила обеим сторонам облегчение, поскольку
устанавливала традиционные границы дозволенного: обе стороны знали, что
они могут и чего не могут делать. При уговоре, например, девушка могла
позволить молодому человеку (не ее будущему жениху) после пикника
проводить ее домой, если будущий жених в пикнике не участвовал. Но после
объявления помолвки она лишалась права участвовать в пикниках в отсутствие
своего избранника. На балу помолвленная молодая леди танцевала лишь с теми
партнерами, которых выбирал ей жених; в противном случае помолвка
расторгалась по вине невесты, нарушившей это правило.
оставалась в полной неприкосновенности, и Джорджа Локвуда это устраивало.
После первых поцелуев, приведших к уговору, их отношения достигли той
точки, когда влюбленность готова была перерасти в страсть. Оба они с такой
смущающей ясностью представляли себе теперь интимное значение их будущего
брака, что если Элали, например, раскрывала губы, а Джордж прикасался
рукой к ее груди или к бедру, то это значило, что либо он, либо она должны
освободиться из объятий, а в разговоре они ни за что бы не упомянули ее
грудь или ноги.
курсе, отец посоветовал ему посещать одно заведение в Филадельфии. "Здесь
ты будешь в безопасности, - сказал Авраам Локвуд. - Но для гарантии не
забывай все же мыться". Джорджу не показалось странным, что отец знаком с
такими домами: большинство отцов о них знало, а многие ходили туда заранее
договариваться насчет своих сыновей и иногда даже давали им практические
советы. Однажды, когда Джордж гостил в доме Эзры Дейвенпорта на севере
штата Нью-Джерси, служанка миссис Дейвенпорт, француженка, сняла с себя
одежду и, вытолкав Эзру из комнаты, соблазнила Джорджа. "Этот Эзра - фу! -
сказала она. - Ничто. Он только хочет видеть меня с тобой". Но в одежде
она была безобразна, и, когда Джордж приехал к Дейвенпортам во второй раз,
ее у них уже не было.
Джорджу подсела сильно надушенная женщина в шляпе, украшенной страусовым
пером; окинув его несколько раз оценивающим взглядом, она положила ему на
колени руку и стала гладить... Когда поезд остановился в Рединге, она
вручила ему визитную карточку. "Заходи, милый, когда будешь в наших краях.
Перворазрядное заведение, для джентльменов".
почерпнутым из рассказов товарищей по школе св.Варфоломея и Принстону,
Джордж Локвуд не был новичком по части чувственных удовольствий. Кроме
того, он знал о впечатлении, производимом им на лиц противоположного пола,
знал даже тогда, когда эти последние сами того не сознавали. Смелые,
бесстыдные женщины (такие, как служанка Дейвенпортов), казалось, угадывали
его особый интерес к ним или, во всяком случае, видели в нем партнера в
игре. Девушки его круга - сестры и подруги его друзей - были менее
откровенны и более строги в обращении, но и они, при всех ограничениях и
условностях, благоволили ему больше, чем его сверстникам.
было бы несправедливо и неточно, ибо все делалось для того, чтобы помешать
ему остаться с ними наедине. Пять - десять минут полного уединения с
девушкой выпадали редко, причем так было даже после уговора с Элали.
Девицы находились под неусыпным наблюдением матерей, сестер, братьев,
служанок и особенно их сверстниц. В комнату то и дело кто-нибудь заходил:
горничная с метелкой из перьев для смахивания пыли, брат, которому вдруг
понадобилась какая-то книга, подружка, даже не считавшая нужным хоть
как-то объяснить свой приход. Но бдительней всех наблюдали за своим
поведением сами влюбленные, вынужденные сдерживать свои чувственные
порывы. Бывали случаи, когда Джордж знал, что Элали ждет от него того или
иного нескромного шага (которого он не сделает), предвкушает довольствие
от этой вольности, столь желанной и ему, по он в самый решительный момент
отрывал свои губы от ее губ, и оба они вздыхали. Словно только к поцелую
они и стремились. Он не мог сказать, как велико было ее сдерживаемое
возбуждение и испытывала ли она его вообще, но почти неизменно в такие
минуты она говорила: "Я люблю тебя"; в словах этих звучала признательность
- награда, которую он, безусловно, заслуживал.
любопытство всеми известными ему способами, он пришел к выводу, что его
чувство прошло все испытания. Он по-прежнему жаждал быть с ней рядом,
испытывал потребность писать ей, с нетерпением ждал писем от нее, ему
хотелось делиться с ней своими мыслями, рассказывать о мелочах жизни,
защищать ее; он принимал за образец ее женские качества и рисовал в своем
воображении безумные наслаждения, которые их ждут и за которыми последует
безмерная нежность. Потом произошло нечто, удивившее его самого: он
полюбил ее брата, проникшись желанием во всем помогать ему. И начал
ревновать Элали к ее подруге Милдред Хейнс, с которой та ежедневно
встречалась. Кроме того, у него появилось неистребимое желание говорить о
ней.
О'Берне, менее всего подходившем для роли наперсника. Но О'Берну был
знаком не только язык иронии, он умел и посочувствовать (Джордж помнил,
как быстро О'Берн понял Эзру Дейвенпорта), и проявить душевность.
Джордж Локвуд. В то время они учились на последнем курсе.
от тебя нос воротить станут.
исключением, конечно, брата. Из Филадельфии - тоже никого. И из "Плюща" -
тоже.
мальчика из школы святого Варфоломея.
Когда-нибудь они об этом пожалеют, черт побери. Чэтсуорт лучше большинства
из них.
знаем.
оснований быть членом клуба, чем у меня. И уж наверняка больше, чем у
половины тех, кто попал в лучшие клубы. Я думаю, его обошли случайно.
Теперь и ты знаешь, как это бывает. Такие ребята, как Чэтсуорт, ничем
особенным не выделяются и тем не менее подходят для любого здешнего клуба.
Но ни в одном из них кандидатура его не была названа, так как все считали,
что это сделают в другом клубе. И все же он не распустил нюни и не ушел из
Принстона. Не то что Эзра. Я уверен, что Эзра обмочился от радости, когда
его приняли в "Плющ". Я часто задумывался: что побудило их принять его?
Мне кажется, у него есть какой-нибудь прапрадед, подписавший Декларацию
Независимости.
в один из лучших клубов. А здесь остался ни с чем. Надо бы нам протащить
его в свой клуб.
кандидатом, которого я уже выдвинул.
парнишка, но размазня.
драку. Ты - единственный в клубе человек, который за него ратует.
Возможно, кто-то и выдвинет его кандидатуру в каком-нибудь другом клубе, а
здесь все будут считать, что ты его поддерживаешь, так как женишься на его
сестре. Прими во внимание и то, что если его и вовсе не примут в клуб, он
не будет особенно переживать. Пора ему знать, как он котируется.
надеешься.
перечисляли, какие клубы предлагают мне членство, я на минуту подумал: а
вдруг в их числе - "Плющ"?
Сладкоречивый лицемер. На этой планете нам вдвоем всегда будет тесно. Если
бы сейчас я услышал, что он на краю гибели, то и пальцем бы не пошевелил,
чтобы его спасти.
однокурсников не поеду. Вот побуду на твоей свадьбе дружкой, и вся моя
связь с Принстоном кончится. После этого я исчезну. Поеду прямо в Кимберли
и начну богатеть на алмазных копях.
Мать решительно настаивала, чтобы хоть кто-нибудь из нас пошел в
иезуитские священники, а отец столь же решительно возражал. Поэтому он и
определил Кевина и меня в Принстон, подальше от иезуитов, а нашего
младшего брата - в Йель. Он надеялся, что я, как и Кевин, пойду по
медицинской части, но потом понял, что из этого ничего не выйдет.
Черепнин Владимир
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий
Лукьяненко Сергей
Белов Вольф