стали близки, чем там, где он лежал, и в том, что лежало там. Она
посмотрела из окна на улицу, ничуть не ожидая увидеть его следы. Но если
бы увидела их, то ни капли бы не удивилась. Среди доносившихся с улицы
звуков были слышны его шаги. У него на каблуках всегда были металлические
подковки, и уже никогда больше не сможет она слышать этот звук без... Нет,
плакать она не будет, но ей всегда будет хотеться плакать. Весь остаток
своей жизни, такой долгой, даже если ей суждено умереть через час, она
всегда будет готова плакать по Джулиану. Не по нему - ему сейчас хорошо, -
а из-за него, потому что он ушел от нее, и никогда больше она не услышит
цокота его металлических подковок по паркету, не ощутит его запах, запах
свежих белых сорочек, сигарет, а порой и виски. Скажут, что он был пьян, а
он не был пьян. Нет, был. Он был пьян, но это был Джулиан, и, пьяный или
трезвый, он был лучше всех. В нем было нечто такое, чего не было ни в ком
другом. Он был похож на тех, кто погиб в войну, на молодого офицера в
заморской фуражке и в кителе с поясом, в таком кителе, который
застегивается до самого горла, но пуговиц не видно, с крылышками авиатора
на том месте, где должен быть карман, и в высоких со шнурками до блеска
начищенных башмаках и с грязью, прилипшей к подошвам, с сигаретой в руке,
обнимающей талию американки во французской форме. Никто не умел держать
так сигарету, так насвистывать, напевать что-то про себя, раскладывая
пасьянс или размахивать клюшкой для игры в гольф взад и вперед, взад и
вперед, шлепать ее чуть сильнее, чем следовало, и говорить: "Ах, миссис
Инглиш, это вы?", зная, что шлепает чересчур сильно, и боясь, что она
рассердится. Вот в чем беда. Никогда больше она не сможет сердиться на
него. Зла на него не было - он умер. У нее уже появилась манера
разговаривать с ним: "Почему ты так поступил? Почему ушел от меня? Подожди
ты немного, и все бы наладилось. Сегодня же днем я вернулась бы домой".
Нет, думала она, на сей раз она бы не вернулась домой, и он это понял, и,
господи прости, был прав. Ему суждено было умереть. Ему ничего не
оставалось делать, ему ничего не оставалось делать... Все понятно. Начнем
сначала.
выпуск назначен на час десять, поэтому работаем без перерыва. - Эти слова
Сэм Доэрти, редактор отдела новостей "Стэндарда", произносил каждую
субботу в течение двадцати с лишнем лет. Они стали неотъемлемой частью его
вместе с мешками под глазами, пенковой трубкой и геморроем. В его
обязанности редактора отдела новостей также входило читать гранки и
придумывать заголовки для первой страницы. - Послушай, Элис, - сказал он,
прерывая чтение и опуская карандаш.
какие-нибудь разговоры по этому поводу?
распространяться на эту тему.
есть твоя беда, Элис. Хороший репортер знает в десять раз больше, чем
печатается в газете. А такой материал тебе следовало бы знать.
Подробности, девочка, подробности. Не для газеты. Ты должна быть в курсе
всех подробностей такого крупного события, даже если не будешь о нем
писать. Глядишь, может, такой материал и пригодится. Понятно, о чем я
говорю?
нужным человеком. Ему передали, что его просила позвонить миссис Горман.
Поднявшись к себе в номер, он заказал разговор с Гиббсвиллом, штат
Пенсильвания, один, один, один, восемь.
что ли.
мотор.
был в гараже.
я все утро и с крыльца-то не сходила. Пошла к семичасовой мессе и
больше...
любым случиться. Он был пьян?
была с собой бутылка виски. Кэролайн, говорят, хотела от него уйти. Она
была у матери.
имеешь, правда?
знаешь, что будут говорить люди. Они скажут, что ты имеешь прямое к этому
отношение, потому что Инглиш плеснул тебе виски в лицо позавчера. Они
сложат два и два и получат пять.
что ты влюблен в Кэролайн.
вчера. Пришел меня повидать. Двадцать четыре часа назад он был у меня в
конторе, и мы с ним разговаривали.
Нью-Йорк. Даже если нет беды, ты ее накличешь. Это все, что ты хотела
сообщить?
Инглиша?
и я, должно быть, нравился ему, иначе он не одолжил бы у меня деньги. Он
не взял бы у меня и пятака, если бы я был ему не по душе. Успокойся,
дорогая, не волнуйся по пустякам. В этом твоя беда. Тебе нечего делать,
сидишь дома и волнуешься. Что тебе привезти из Нью-Йорка?
монсеньору шапочку. Я заметила сегодня утром, что ему нужна новая, и пусть
это будет сюрпризом для него, но помни, монсеньору нужна пурпурная.
что? Я спешу на завтрак.
Гарри.
настоящим джентльменом. Ума не приложу, из-за чего он это сделал? - Потом
снова снял трубку. - Я хочу заказать цветы, - объяснил он.
шляпу. Она была высокой, светловолосой. Мужчина тоже был высокий, чуть
сутулый, в превосходно сшитом костюме. Он взял ее за локоть и повел к
крошечному столику напротив стойки бара. Они сели.
поздороваться.
познакомься с мисс Мэннерс.
Мэри, объяснил ей, что Мэк - брат одного из владельцев ресторана, и
спросил, что она будет пить.
Посняков Андрей
Мацумото Сэйте
Березин Федор
Каменистый Артем
Володихин Дмитрий
Каргалов Вадим