Чтение 28–й страницы книги ~По следам дикого зубра~

- Тетя! - закричала Данута в закрытое окно и забарабанила кулачком в
перчатке.

Эмилия увидела вас, прижала платок к глазам и, ускоряя шаг, двинулась
за вагоном. Мой отец, с палочкой в руке, седой, сутулый, однако же в
мундире, при боевых орденах и медалях, тоже засеменил за тетей.

Поодаль стоял урядник Павлов с десятком казаков. Фуражку он держал на
согнутой руке. Чисто выбритая голова его масляно блестела на солнце.

"4"

Такое любопытное событие - свадьба!

Чуть ли не весь Псебай собрался около недавно покрашенной, нарядной
церкви, когда наш поезд - вереница взятых внаем колясок и экипажей -
остановился перед папертью.

Приглушенный шорох пробежал над головами людей. Данута, в белом платье
и фате, прежде всего прошла вместе со мной к железной калиточке на кладбище,
где под каменной плитой лежали ее родители. Женщины сбились у ограды и
беззвучно плакали. Кто мог удержаться от слез, когда невеста опустилась на
колени перед могилой и взглядом пригласила меня? Данута плакала и шептала.
Может быть, просила благословения на этот важный шаг в своей жизни.

Мы положили цветы, постояли и пошли в церковь. Нас пригласили к аналою.

И после венчания, в окружении всех егерей Охоты и своих родных, мы
вышли на паперть, второй раз подошли к дорогой могиле. Отколов от своего
платья белую розу, Данута положила ее на камень.

Перед тем как сесть в экипаж, произошло событие, о котором нельзя не
упомянуть. Расталкивая толпу, к нам стали протискиваться два черкеса. Один
из них высоко над головой нес огромный букет. На всю жизнь запомнился мне
этот букет: пышные ярко-красные пионы, темно-зеленые листья и белые, будто
из стеарина, цветы рододендрона с желтой сердцевиной.

Приблизившись, черкес стал на одно колено и протянул необъятный букет
моей жене.

- От гаспадина Керима Улагая! - торжественно сказал он.

Улыбчивое лицо Дануты резко изменилось. Она отшатнулась от букета,
сделала шаг назад, как это делают, увидев змею. И тут же строго сказала:

- Андрей, брось его под ноги коням!

Повернувшись спиной к непрошеным дарителям и слегка приподняв платье,
по-королевски вошла в экипаж. Букет полетел на землю.

В толпе одобрительно загудели, я успел заметить, как егеря спокойно и
властно оттискивали дарителей подальше от нас. Кони тронулись. Мы поехали в
дом моих родителей. Почти всю дорогу оскорбленная Данута молчала и
презрительно щурила глаза. Только у дома сказала:

- Какая наглость!

- Понято и забыто, - быстро ответил я присказкой Саши Кухаревича.

Данута глянула на меня. Мы рассмеялись.

Есаул хотел омрачить нам памятный день. Не вышло.

Поезд из экипажей проехал улицей. Свадьба. Такое событие!..

На первое время мы поселились в большом доме тети Эмилии. И по
нескольку раз в день ходили в гости к моим родителям.

Пробежало несколько шумных, незабываемых дней. Жизнь как будто вошла в
нормальную колею. Для меня это была не просто жизнь, а какой-то удивительный
праздник. Когда я вставал по утрам, Данута уже встречала меня в неизменном
своем фартучке, деятельная, розовощекая, с засученными по-рабочему рукавами
кофточки. Какое-то олицетворение домовитости и труда. В доме тети, в доме
моих родителей все вдруг оказалось в ее руках, она все успевала сделать
прежде других, маме и тете Эмилии оставалось только дивиться той
хозяйственной ухватке, с которой Данута бралась за любое дело. Неизменно
радостное, возбужденно-светлое лицо ее как нельзя лучше говорило о том, что
такая жизнь доставляет ей немалое удовольствие.

В горы я не ездил, но с егерями встречался часто. Никита Иванович
обстоятельно рассказывал мне, какие дела в лесу. По мере того как календарь
отсчитывал дни до отъезда Дануты, я все более мрачнел. Вот уже осталось
десять, пять, потом три, два дня. Данута тоже мучилась, но старалась не
подавать виду, и лишь однажды, когда собирали белье в дорожную корзину, я
застал ее в слезах.

- Останься, женушка, - попросил я.

Она тряхнула головой, волосы скрыли лицо, а через минуту глаза ее
глядели на меня с ласковым укором:

- Как ты можешь, Андрюша! Разве я расстраивала тебя несбыточными
просьбами, когда ты уезжал? Вспомни. Сейчас мы с тобой просто поменялись
ролями, и надо быть мужественным, принять временную разлуку как должное.
Разве тебе не хочется иметь образованную жену, друга и помощника во всем,
что ты задумал и намерен делать?

- Далекие дисциплины...

- Ботаника? А чем питаются твои зубры? Изучать животных - значит
изучать их пищу. Ты - знаток леса и зверя. Я хочу знать все растения. И
прежде всего - Кавказа. Мы вместе будем разгадывать его бесчисленные тайны,
поможем горам оставаться вечно молодыми. Разве не так, если думать о
будущем? Да и расстаемся мы ненадолго. Шесть месяцев - и я приеду в отпуск.
И еще через полгода. А вдруг и ты приедешь ко мне, вдруг такая возможность?
Как я встречу тебя!..

День прощания наступил. Опять пыльная коляска и знакомая дорога, сперва
каменистая, с резкими звуками из-под колес, далее, по степи, мягкая,
укачивающая, дорога-разлучница через Лабинскую, Курганинскую, по пологим
холмам и западинам. Если оглянешься - за спиной горы; они уходят, их вершины
все туманнее, синей, пока совсем не сольются с небом.

Поезд подошел, втянул в себя мою Дануту, победно свистнул и умчался
вдаль по накатанным, горячим рельсам.

А я остался. В тоске и одиночестве.

И почти сразу, помогая мне избавиться от горечи разлуки, голову
захлестнули заботы и обязанности, которые я сам устанавливал для себя и сам
пытался выполнить.

Запись шестая

С егерями - к зубрам. Первые наблюдения.

Чертовы ворота. Логово опасного браконьера.

Нравы зубриного стада. Подозрительный Семен.

"1"

Зубры... Их надо изучить, понять. Это прежде всего. А понявши, все-все
делать для спокойной жизни стада и для сохранности его. Я раздумывал над
этим с таким внутренним ощущением, будто не приказ Ютнера исполняю, а свое
собственное, глубоко личное желание, рожденное ответственностью перед
родиной.

Зубров предстояло разыскать и понаблюдать. Для этого прежде всего
отправиться на Кишу, древнейшее их кавказское обиталище. И конечно, заехать
в Хамышки, взять с собой Телеусова, без которого поначалу я вряд ли добьюсь
чего-либо путного, пройти-проехать с ним по долине от устья реки к ее
истокам. Мы уже раньше договорились о встрече. Он ожидал меня.

Дом, где не слышался голос Дануты, казался пустым и осиротевшим. Я
перебрался к своим. Но и здесь не хватало именно ее. Мама ходила по комнатам
и вздыхала, подолгу стояла у шкафа, у окна с каким-нибудь платочком или
старыми перчатками невестки. Глаза у нее были печальные. Отец забирался в
угол на веранде и либо молчал, опустивши книгу на колени, либо едва слышно
насвистывал какой-нибудь старый марш. Когда в одну из таких минут я
остановился перед ним, он вздохнул и задумчиво-печально произнес:

- В доме, где нет маленьких детей, по углам заводятся черти. Боюсь, что
увижу их собственными глазами.

Ну что я мог ответить ему! Пока Данута учится, вряд ли в этом доме он
услышит топот маленьких ножек внука.

На следующий день я привел из конюшни своего Алана, особо тщательно
почистил его, проверил седло, оружие, снаряжение в сумах, сказал своим о
маршруте, и на другое утро конь уже вынес меня со двора.

Началась работа.

Ориентируясь по карте и памяти, я проехал тропой по северным склонам
Передового хребта, стараясь укоротить путь в междуречье Лабенка и Белой.
Грабовые, а больше дубовые леса стояли по сторонам в пышном летнем наряде.
На тропе лежала узорная лиственная тень, похожая на тонкие и теплые кружева.
С гор наносило запахи снега и цветущих лугов. Лесные поляны пестрели стадами
овец и бычков. У одного пастушьего костра я сделал привал, конь похрустел
сочной и сладкой травой.

Далее тропа привела к большой вырубке. Я поехал шагом. Квартал
спиленного леса выглядел неряшливым и заброшенным. Всюду валялись кучи
усохших веток, разбросанные вершинки, неубранные хлысты. Во мне заговорил
лесничий. Тому ли нас учили? Ведь это полнейшее забвение правил рубки,
разграбление леса без всякого загляда в будущее!

На краю вырубки притулилась неряшливая сторожка. Молодой казак зевал на
пороге, такой же грязный и забытый, как вся эта вырубка. Не слезая с коня, я
спросил его:

- Чей лес?

- Юртовый лес. Лабинский. А ты чей будешь?

Назвав себя, я спросил, кто смотрит за рубкой.

- А чего за ей смотреть? Не девка. - Казак почесал живот под рубахой. -
Казенный лесничий приехал, билет выписал, место отвел, обмыли это дело в
компании, а уж посля того сами хозява. Не впервой рубим, дело-то не хитрое.

- Хоть бы ветки пожгли!