нашли свое старое пепелище и поставили костер. Племянник Телеусова увел
коней на лужок, замеченный саженях в полтораста.
Власович обвязался веревкой, хотел идти. Только ступил, как вниз полетела
доска. Вот, нельзя. И мы вернулись назад.
жесткой солонины, стали вспоминать довоенное время. Я рассказал об Улагае,
Семене Чебурнове и его брате - колченогом. Телеусов кивал, смотрел
задумчиво, вздыхал. Нету покоя на Кавказе! А с врагами, что ж... Привычное
дело. Встретим, если надо.
уснули у огня, привалясь друг к другу. А с рассветом ополоснулись в ручье,
поели горячего, оглянулись на мостик слева и потянулись к перевалу.
Знакомые, дорогие места. За вторым перевалом - кордон Умпырь.
они жили тут не один день. Дом протоплен, еда приготовлена. Куда-то
отъехали.
сами прошли шагов триста на гору и поднялись на вышку, устроенную еще до
войны на старой огромной сосне.
редком грушовнике. Еще одно - левей, на спуске Сергеева гая. Лежали,
пригретые солнцем. Снизу из долины хорошо видать все горные склоны. Взялись
считать. Один, другой, третий. Сошлись на том, что зубров здесь сто
одиннадцать. При довоенном подсчете было сто семьдесят девять. Мрачноватая
статистика.
один теленок.
Она уже закрывала небо над Кавказом, но и до того успела уполовинить
зубриное стадо. Что дальше? Как сохранить зверя?..
донеслись голоса, звон стремян, вошли скрытно и тихо. Не двое там... Сняв с
плеча винтовки, мы осторожно шли от дуба к дубу. И, лишь увидев на крыльце
черноволосого Шапошникова, вздохнули свободно и пошли полным шагом.
взмахнул руками.
фронте.
обнаглели! Из Преградной, с Урупа собрались. Сперва выследили быков, потом
собрали человек до двадцати и пошли на них. Всю охоту мы не видели, да и не
хотели видеть, куда нам с такой оравой биться. А восьмерых застукали в
засидке*. "Руки вверх!" - оружие и коней поотобрали, и валяй топай из
пределов Народной охоты.
крови, озверевших восьмерых. Смело действовали!..
выстрелы. Не подскочи мы, могли уполовинить стадо. Ой, беда, Михайлович!
Идти в Преградную агитировать нам нельзя. Озлили казаков. Но и они
поостерегутся за Большую Лабу ходить.
в Кишу. Дубовые и грабовые рощи стояли тут полупрозрачные, юно-оголенные, но
на южных покатостях деревья уже бросали густую тень, а травы поднялись на
добрую четверть. Всюду запахло весной, цветами, устойчивым теплом. Везде
журчала вода. Глубокий покой стоял в этой глухомани. Казалось, весь мир
радуется солнцу, все в улыбке и нет места ни злу, ни беде.
вернулся и поманил нас. Шагов за сто крикнул:
шириной, уже подсохшая и довольно ровная. Это натоптали зубры. Сколько их
прошагало здесь?
введения метрической системы.
цвет. Ручей вкатывался в речную извилину, возле которой и обрывалась дорога.
- Гляньте, тут и свежие следы. Весной им такая водичка особливо по душе:
трава молодая, сладкая, да и матки вот-вот разрешатся, соль дюже нужна им в
это время.
оленей и серн, туров на каменных хребтах. Раза четыре в бинокль ловили
вдалеке черные силуэты зубров то на опушке леса, то в молодом папоротнике.
Уже за княжеским балаганом подняли стадо голов в пятнадцать - все зубрицы с
однолетками. А к исходу дня заметили и дымок над кордоном.
теплом, сидел на крыльце, а рядом скорым шагом ходил туда-сюда неизвестный
нам человек в военном кителе без погон, в сапогах, коренастый, широкоплечий
и, судя по его движениям, очень нервный. Он непрестанно говорил, помогая
себе жестами, забрасывал руки за спину, прижимал к лицу. Что за добрый
молодец заявился к нам?
бороду и протащил ее через ладони, спрямляя и причесывая. Незнакомец резко
повернулся, по губам его я увидел, как спросил нетерпеливо: кто такие?
случая приготовил. Да и вы - смотрю и не верю, - будто с войны идете. Вона,
сколь у вас коней, оружия! Пушки еще не хватает.
вами просто человек, ищущий покоя и труда.
винтовки. Загон с молодой травой манил уставших лошадей. Они так и кинулись
к широкому проему в жердевой ограде.
конечно, и без нас. Но такие годы, сам знаешь. Вчерась пошел в сторону
Сохрая, два шкилета белеют в лесу. Прошлого, видать, году. В общем, чтобы не
дразнить тебя, скажу. Насчитал я зверей всего семьдесят семь. Може, и не
всех узрел, но мы вдвоях считали, у Бориса Артамоновича глаза помоложе,
подправлял.
двенадцать зубров, менее половины того стада, которое мы опекали до 1914
года. Мы ожидали, что зубры без защиты не расплодятся, станут добычей
браконьеров. Но чтобы так... Больно и тяжело.
сказал:
и ест тебя глазами!
северной Руси - такой румяный и светлоглазый, волосы мягкие, русые. Добрыня
Никитич. Но очень порывистый, издерганный.
пятился перед немцами по Украине, ходил в атаки по крымским степям, позже -
в Добровольческой, перешел к Автономову, сиречь к красным, угодил в плен к
Деникину, был, можно сказать, расстрелян, чудом остался жив. И вот тогда
сказал себе: довольно! Не пролью больше ничьей крови. Не для того рожден!
Неужели на свете не осталось места, где можно жить спокойно, работать,
пахать землю, пилить дрова, улыбаться детским шалостям? Пошел куда глаза
глядят. Вы не представляете, как я крался по Кубани, избегая встреч с
людьми. Не буду об этом. Оказался здесь, в горах, дней десять бродил по
чаще, оглушенный тишиной, спал на голой земле, что ел - не помню. И понял:
вот она, мирная земля.
Кожевников со смешком огладил свою бороду.