самолет, появившийся совсем не там, откуда его ожидали. "Ил" низко летел
вдоль границы аэродрома. Он был весь в лохмотьях, вдоль фюзеляжа поток
воздуха трепал рваные полосы, все тело самолета пестрело пробоинами. Летчик,
не делая привычного выскока на высоту, выпустил шасси и закрылки. Самолет
тяжело присел после приземления и покатился. Уже выключен мотор и винт
замедлил движение, а самолет все катится и катится.
- Тормози, тормози! - кричу, словно меня может услышать летчик.
Теперь уже видно - это напарник капитана Ширяева Саша Карпов. Что с
ним? Может, не работают тормоза? Хватит ли посадочной полосы? Наконец летчик
"дал ногу", развернул самолет. Скатившись с посадочной полосы, "ил" замер. К
самолету уже мчится машина Шуры Желтовой с Савичевым на подножке, бегут
механики. Над аэродромом появились еще три самолета. Но двух все нет. Карпов
с трудом поднялся с сиденья. Он говорит, еле ворочая языком, на подбородке
запеклась струйка крови - видно, царапнуло мелким осколком:
- Командир погиб...
Он не может рассказывать, он весь еще там, над полем боя. Досадливо
махнув рукой, вытирает слезу и отворачивается. Карпова окружили летчики,
повели к автомашине. По дороге на КП он немного пришел в себя и сообщил:
зенитки над целью подбили самолет Ширяева. Вначале он пытался скольжением
сбить пламя, а потом направил горящую машину в гущу вражеской техники... При
отходе от цели "илы" были атакованы "мессерами". Миша Польшов тоже подбит и
сел на вынужденную на своей территории. Так капитан Ширяев повторил огненный
таран экипажа капитана Гастелло, свершенный на четвертый день войны.
Подвиг нашего командира эскадрильи стал венцом его славной жизни.
Летчик-коммунист Всеволод Александрович Ширяев навсегда остался для нас
образцом в выполнении воинского долга, примером мужества и отваги. На
аэродроме зияли, словно пустые глазницы, две стоянки без самолетов. Летний
волжский ветерок покачивал пожухлые ветки ненужной теперь маскировки, сухие
листья словно шептали: "уш-ли... уш-ли..."
Позже нам стало известно: раненого лейтенанта Полынова доставили в
лазарет. Под вечер, когда насмотревшееся смертей солнце устало скатилось за
горизонт, в полку состоялся митинг. Открыл его заместитель командира полка
капитан Калябин. Слово взял комиссар Поваляев. Взволнованно, с болью в
сердце говорил Алексей Иванович. После него выступил командир второй
эскадрильи старший лейтенант И. И. Мартынов, вместе с которым Ширяев начинал
летную службу. Иван Иванович рассказал о совместных боевых вылетах во время
советско-финляндского конфликта, о Ширяеве как умелом командире, отважном
летчике и славном товарище. Выступил Саша Карпов, видевший подвиг своего
командира. Он предложил ходатайствовать о посмертном присвоении капитану
Ширяеву звания Героя Советского Союза. Капитану В. А. Ширяеву посмертно было
присвоено звание Героя Советского Союза, а его имя навечно зачислено в
списки первой эскадрильи.
ЛЕТЧИКУ НУЖЕН ЩИТ
Тяжело пережили мы первые потери. Особенно потрясла гибель любимого
командира. Трудно было смириться с тем, что одной из первых жертв стал
капитан Ширяев. Он был самым опытным из нас, служил нам примером, был нашей
опорой. На фронте вера в командира значит очень много, а ему мы верили
безгранично. И вот теперь остались без вожака. Правда, был у нас еще
заместитель командира эскадрильи, которому по должности положено возглавить
подразделение. Но чувствовалось, что это человек другого склада: держался
особняком., в сторонке, чересчур осторожничал. Такие люди обычно боятся
риска, ответственности. Словом, Ширяева он заменить нам не мог. Были у нас и
другие сложности. Самая большая из них заключалась в том, что гитлеровцы на
наше направление подбросили истребители. У нас же против них не было защиты.
Самолет Ил-2 имел мощное вооружение, был удивительно вынослив. Но
наряду с этим у него был и ряд недостатков, например, малый диапазон
скоростей - около ста пятидесяти километров в час. Это затрудняло догон
группы отставшими. Еще хуже, если попадался ведущий, который думал только о
себе. А такие ведущие встречались. Они придерживались принципа: "Хочешь жить
- держись в строю!" Но ведь в бою могло случиться всякое, иной ведомый не
успевал занять свое место и отставал от строя. Тогда ему приходилось туго.
Другим серьезным недостатком Ил-2 было то, что он одноместный и совершенно
не защищен с хвоста. Летчик-штурмовик выступает один во всех ролях: он и
пилот, и навигатор, и стрелок, и бомбардир. В районе цели обычно столько
дел, что трудно за всем уследить. В то же время у летчика был плохой обзор
задней полусферы - неизбежное зло, с которым приходилось мириться.
Невозможно одновременно создать отличный обзор и защитить летчика броней.
Летчику нужны были дополнительные глаза, то есть второй член экипажа. На
других участках фронта штурмовиков прикрывали истребители. У нас же такого
прикрытия не было, истребители нужны были под Сталинградом.
Решили охрану вести собственными силами. Два "ила" без бомб ставились
на флангах группы с задачей - следить за воздухом и отражать атаки
истребителей противника. Для лучшего обзора летчики часто менялись местами:
правый над группой переходил на левый фланг, а левый - на правый снизу,
вроде крутили поперечное кольцо, через которое проходила группа. В первом
вылете задачу прикрытия выполняли Сережа Вшивцев и я. Истребители противника
в воздухе не встретились. Но мы убедились - так охранять можно, хотя способ
этот "дороговат": во-первых, два самолета не участвовали в нанесении удара
по цели во-вторых - повышенный режим маневра связан с большим расходом
горючего. Обычно после такого полета летчик вылезал из кабины с мокрой от
пота гимнастеркой. Опыт с собственным прикрытием убеждал, что такое решение
годится всего лишь как временная мера.
Выход из положения нашли оружейники полка. Инженеры по вооружению
Иконников, Кропанев и механик сержант Сычев установили за кабиной летчика
пулемет. Для размещения стрелка и пулемета использовали люк, прикрытый
съемным дюралевым листом. Этим люком мы и раньше не раз пользовались,
перевозя механиков при перебазировании. Сначала задние пулеметы были
установлены всего на двух "илах". Первые два боевых вылета прошли спокойно:
вражеские истребители в районе цели не появлялись. Но наши новые стрелки
инженер Иконников и механик Сычев не потеряли даром время: обкатались,
кое-что приладили, доделали. Боевое крещение это изобретение получило во
время третьего вылета. Пара "мессеров" решила атаковать нашу группу при
отходе от цели. Уверенно и нахально, без мер предосторожности заходили
гитлеровцы на крайние, фланговые самолеты. Уже было известно, что фашистские
истребители атакуют наверняка, открывают огонь с короткой дистанции. Так
было и на этот раз. Но наши стрелки, подпустив противника довольно близко,
открыли первыми огонь. Результат оказался поразительным. "Мессер", по
которому стрелял инженер Иконников, перевернулся на спину и врезался в
землю. Второй, прошитый пулеметной трассой сержанта Сычева, не сделав ни
одного выстрела, отвалил в сторону и, дымясь, пошел на снижение. На земле
летчики радостно качали первых воздушных стрелков.
Впоследствии они были награждены орденами: Иконников - орденом Красной
Звезды, Сычев - орденом Отечественной войны II степени. Обескураженные
новинкой в вооружении советских штурмовиков, вражеские истребители уже не
осмеливались действовать так нагло, как раньше. Теперь они держались на
почтительном расстоянии и атаковали с опаской. В октябре на нашем участке
фронта создалась небольшая пауза между боями. Командование решило
воспользоваться ею для тренировки летчиков в искусстве бомбометания. Штурман
дивизии подыскал в междуречье площадку-полигон, оборудовал макеты целей. В
течение дня на двух самолетах, тренировочный полет совершили все летчики.
Этот день мне запомнился одним случаем, о котором стоит рассказать. У нас в
полку проходили стажировку курсанты авиационного технического училища. Один
из них настойчиво просил разрешения слетать со мной.
- Товарищ младший лейтенант, я еще в воздухе не был, - жаловался
курсант. - Какой же из меня авиатор, если небо только с земли вижу?
Законы летной службы строгие, в наставлении по производству полетов они
расписаны по параграфам. Один из них запрещал летчику брать в полет лица
нелетного состава. Поэтому я ответил курсанту:
- Наставление изучали? Вот и просите разрешения у командира полка.
Ушел курсант-стажер недовольный. Он хорошо знал, что командир полка не
даст разрешения на полет. Передо мной над полигоном летал Сергей Вшивцев. Я
должен был лететь на этом же самолете. Спрашиваю Сергея:
- Как машина?
- Нормально, - успокоил Сергей.
Дело в том, что при серийном производстве каждый самолет все-таки имеет
свои особенности, как бы свой характер. Летчики изучают эти особенности,
привыкают к машине, как к живому существу. Взлетали мы в паре с Михаилом
Полыновым. Уже на взлете при отрыве от земли я почувствовал: "ил" неохотно
слушается руля высоты, тяжеловато поднимает хвост. "Вот тебе и "нормально",
- вспомнил слова Сергея. На полигоне разошлись по одному и начали бомбить
цели. Мне давно хотелось проверить, какие смогу выдержать максимальные
перегрузки, чтобы знать свой предел в бою. Ведь во время боя не до
экспериментов. Я сделал до десяти заходов с пикированием и последующим
набором высоты боевым разворотом. Ждал, когда в "глазах потемнеет", но так и
не дождался. Закончив тренировку, убедился: в боевой обстановке выдержу
любой маневр. С полигона возвращались парой. Планируя на посадку, снова
почувствовал какую-то необычность в поведении машины: она сильнее моей
кабрировала, т. е. поднимала нос. Подумалось: до чего же бывает заметным
различие в "характере" самолетов. Надо быть внимательнее на посадке. Уже на
земле Миша Полынов спросил: .
- Кто с тобой летал?
- Как кто? Ты, - не понял вопроса я.
- Да нет, в самолете, - пояснил Полынов. - Когда возвращались, я
заметил, будто кто-то голову высовывал из люка.
- Разыгрываешь, - отмахнулся я.
Миша тоже засомневался: не показалось ли? Мы ушли на КП доложить о
выполнении полета и узнать о результатах бомбометания. И все-таки Полынов
был прав, на моем самолете был обнаружен "заяц". Оказалось, что
Лондон Джек
Вронский Константин
Сертаков Виталий
Свержин Владимир
Ильин Андрей
Махров Алексей