фразами и, ничего не поняв, догадалась: "Немцы!"
раздавшуюся под ней землю.
испуганно-удивленно. И время для нее замерло.
трансгалактического полета. - Ничего, - утешали ее по-французски. - Сейчас
для вас плохое есть кончено. - И больно тащили, внутренне протестующую,
назад, на грешную землю.
вздохом разлепила глаза, но тут же зажмурилась от режущего света,
хлеставшего с нависающих над ней касок. Ее все еще колотил озноб, и сердце
сжимало незабытое: "Немцы!" Но то непередаваемое, иррациональное,
закрутившее в темные кольца, отлетело куда-то в сторону, хотя, как она
смутно догадывалась, и недалеко.
и затенилась ладонью. Единственное, что удалось разглядеть в озаренной
ореолом мгле, была белозубая улыбка и проблеск глазных белков.
вам не надо бояться... Но вы, вы-то как попали сюда?
рук помогли ей подняться. - Я просто пришла сюда оттуда, снизу.
потихоньку... Ой! - Испуганно схватилась она за грудь. - Муж! Он же там с
ума сойдет!
светом, она различала их рослые, ладно скроенные фигуры, рамные рюкзаки за
плечами, объемистые мотки веревки.
оглядывалась куда-то во тьму, где, как казалось, находился обрыв.
бесшумно исчез в густых сумерках.
вас умоляю!
она посчитала за старшего. - Лучше мы попробуем вас спустить. Думаю, это
не займет слишком много времени... Надеюсь, вы сумеете крепко держаться?
даже представить себе не можете, как я вам благодарна! - Она облегченно
вздохнула. - Как же я испугалась!
привяжу вас к себе. Хорошо?
говорила и прежде в сомнительных обстоятельствах.
должны все как следует приготовить.
вертикальная струйка дыма. Значит, Аглая Степановна находилась где-то
поблизости. Но, как и в прошлый раз, дом казался заброшенным, невзирая на
заново вставленное стекло и щедро политые грядки.
претерпевший какие-то неуловимые перемены. Что же могло измениться здесь,
кроме прибранной клумбы под застекленным окном? Кроме пронизанного
солнечной синевой неба и подсохшей земли? Неотчетливые приметы постигались
скорее сердцем, чем глазом.
налетом, явственно проглядывала осенняя одеревенелость. Признаки
подступившего оцепенения, размытые прежде дождем, висели в воздухе, как
паутинка. Даже в сонном жужжании пчел различалась грустная мелодия
прощания. И белая бабочка, устало сложившая крылья, казалась готовым
упасть лепестком.
настроения ему даже примерещились смутные очертания приткнувшегося в
дальнем углу тела. Застоявшаяся под пропыленной пленкой духота пахнула
жарким дыханием обильно унавоженной почвы. С подвешенных на леске коряг
пристально и недобро глазели хищные неведомые цветки, по-паучьи
раскинувшие сетку воздушных корней. Конечно же, кроме замшелой кладки и
битых горшков, ничего там не было. Ни завороженный сон теплицы с ее
восковыми лианами и папоротниками, ни разлитое в природе оцепенение не
могли так угнетающе подействовать на Владимира Константиновича. Тончайшие
локаторы определенно поймали какие-то тревожные излучения, но не донесли
до сознания, растеряв среди посторонних помех. Он так и не сумел
доискаться, что же это такое было, пока не истаяло зыбкое ощущение,
оттесненное мысленным усилием в беспамятный мрак.
Люсин поставил перед ней магнитофон.
поразившей его самого искренностью попросил: - Помоги мне, Степановна,
ладно?
Навязался на мою голову, понимаешь... А чего я знаю? Чего видела?
одуряюще пахли метелки, подвешенные к деревянной балке под потолком. Сидя
спиной к окошку, Люсин мог видеть часть коридора в проеме двери,
занавешенное марлей зеркало и жестяную иконку в углу, перед которой
слезливо оплывала свеча.
уехала-то - утром?
пошла. За свет, за телефон, значит, уплатить.
- Очень интересно! Ну и как, заплатила?
показать можно. - Она нехотя встала и принялась шуровать в ящике,
недовольно ворча под нос.
зная, для чего понадобятся платежные документы, но уже прозревая следующий
свой шаг.
порядком замызганные абонентские книжицы. - Ищи сам.
только цифры. Число на бледном оттиске кассового автомата пропечаталось
вполне отчетливо. В ту, позапрошлую теперь, среду Георгий Мартынович был,
несомненно, жив.
Константинович. - Я ведь чего так подробно выспрашиваю? Тебе же хочу
помочь вспомнить. Мелочь-то за мелочь цепляется.
сама рассказывай, что после сберкассы-то было.
- певуче протянула она, раскачиваясь всем телом. - Сколько раз, бывало,
учу, а с него, как с гуся вода. Знай себе кипятит и смеется. Терпеть этого