сундуки с золотом катары предусмотрительно переправили в замок у испанской
границы, и вот теперь стонущий Аид поглотил таинственный ковчег с
вырезанной из цельного смарагда волшебной чашей.
Старшего.
обернется однажды трон, на который посягнут потомки неукротимого
крестоносца. В месиве истерзанного крючьями мяса, в лютом безумии
"квалифицированной казни", принятой при английском дворе, сбудутся
пророчества.
вылезли из пещер, то не узнали родимой земли, пропахшей гарью и
мертвечиной. Над руинами Монсегюра плыла, качаясь в дымных волнах,
беспощадная алебастровая луна. Седой иней опушил колючий бурьян, пустые
глазницы смерти слепо таращились из проломов и обрушений. Странная больная
мечта о вечной искре, что, меняя бренную оболочку, теряет память о ней, но
все же никогда не угасает совсем, уже не витала над грудами закопченных
камней. Сама надежда на возрождение была похоронена под исковерканными
стенами Солнечного храма. Словно усталая парка, перерезав тончайшую нить,
уронила клубок.
трубадуром.
крепость, он скорбно преклонил колени. - Мы выполнили обет, брат Кламен,
но все кончено для нас и потомков наших. Кроме полынной тоски, отравленной
горечью пепелища, нам нечего им передать.
головой мудрый Кламен, искуснейший исцелитель недугов. - Солнце, которое
ежедневно всходило тысячи лет, не может погаснуть. Пусть не при нас, пусть
через века, но настанет миг нового золотого восхода для отдаленных
потомков.
лба.
свершится в урочный час.
достойно исполнить долг. Долг живых перед мертвыми.
д'Юссону, приютившему наш караван. Быть может, мы никогда не увидимся, но
я не забуду тебя.
Донны Любви.
постояли, молча припав друг к другу, и ушли не оглядываясь, каждый своим
путем.
и полная опасностей жизнь, а красавца пажа - не менее рискованное
ученичество на поприще "Веселой науки".
могло сочетаться с куртуазным служением избранной даме, как ухитрились
расцвести и ужиться на одной и той же благодатно удобренной клумбе
чертополох аскетизма и благоуханная роза любви. И все же так было. При
дворе графа Раймунда благосклонно внимали поучениям чернецов, обличавших
чревоугодие, роскошь, и умели наслаждаться изысканными дарами южной кухни,
заморскими тканями и золотой чеканной посудой. Совершенные учили смирению,
а разодетые в шелк миряне тешили гордыню. Повсюду процветало утонченное
искусство танцев, нежно звенели щекочущие чувственность струны. В моду
входили привезенные с Востока пряности, кофе, игральные карты. Общество
забавлялось соколиной охотой и шахматными представлениями, в которых роль
фигур играли живые люди. Сочная земная краса стала объектом всеобщего
поклонения. Это о ней слагали свои сладострастные альбы - песни рассвета -
подвижники-трубадуры. И пусть прозрачные покровы полунамеков лишь
разжигали любовный жар, певцы с неподражаемым тактом умели хранить
молчание. Только знойные соловьиные ночи смели поведать о тайных радостях
разделенного чувства, и лишь посвященным поверяли свои секреты изощренные
наставники "Веселой науки".
Готовый умереть по приказу Совершенных с оружием в руках, он во всем
остальном предпочитал идти собственным путем, ибо уже в двенадцать лет
почувствовал в себе божественный дар трубадура. Сквозь дым и кровавое
месиво ему сияли лучезарные очи Донны. Самоотверженный паж до конца
исполнил свой долг и, когда пришел черед выбирать, предпочел бледной
мистической лилии пунцовую розу. Не объятый пламенем эшафот, но сердце,
сжигаемое в любовном огне. Его властно звала усыпанная терниями дорога.
тропами в замок графа де Фуа, где в укромной каморке нашел приют гонимый
Пейре де Карденаль. Отравленный лицезрением смерти, король трубадуров
порвал нежные струны и ударил в колокол.
вереницы гостей исчезали о темных аллеях сада. За позолоченной маской
ритуальной символики возник задумчивый лик странника-трубадура,
проскользнувшего через ворота в очарованный замок.
увидел свое отражение в зеркале пруда и понял, что стал совершенно седым.
ни под одной крышей не задерживался долее чем на неделю. Едва где-нибудь
мелькала доминиканская сутана, как он снимался с места, все дальше уходя
от родимого края. Он ничуть не заблуждался на свой счет, нисколько не
преувеличивал опасность. Папские соглядатаи преследовали его по пятам.
опустошению Прованса. Певцы Любви, паладины "Веселой Науки" стали
яростными обличителями католицизма и застрельщиками народного возмущения.
Трубадуров и альбигойцев соединило общее горе, спаяла ненависть. Они пели
одни песни, бились спина к спине и горели в одном костре.
хотя и не скрыл своего удивления молодостью посланца Монсегюрского видама.
церемонный поклон с характерным для испанского этикета излишеством
движений.
в Париж. Да я и не стремлюсь стать рыцарем. Я жажду совсем иного
посвящения. - Юг с любопытством оглядел полукруглую комнатку,
размещавшуюся под кровлей воротной башни. Кроме голубого ковра с
изображением райских птичек, привезенного, очевидно, с Востока, и тяжелого
венецианского кубка, здесь не на чем было остановить взор. Хотя в
полоскательнице плавали лепестки роз, король поэтов спал на соломенной
подстилке. - А у вас хорошо! Пахнет душицей и мятой. Это запах дальних
дорог. Он волнует душу.
догадался Карденаль.
Он погиб на второй день осады. Видам не позволил мне занять его место,
мессир, и взял к себе во дворец.
что все трубадуры братья?
тихо. - Юг обеспокоенно прислушался, но сложенные из валунов стены
поглощали все звуки. - Мои уши привыкли к грохоту разбиваемых стен и
треску огня. Вот уж не думал, что даже тишина может внушать тревогу.
разноцветных осколков. В узкую прорезь оконца, смотрящего на барбикан*,
ворвался посвист ветра и стон голубей.
настоящий допрос. По счастью, я сумел удовлетворительно ответить на все
его вопросы. Под конец он до того расчувствовался, что даже велел меня
накормить. Очевидно, в награду. Мне дали чудесную баранью ногу,
шпигованную чесноком, и добрый кубок мальвазии.
Наверное, у тебя есть ко мне какое-то поручение?
так определенно, хотя действительно готов вручить тебе свою душу. Меня
послал д'Ан Марти. - Он верноподданно поцеловал Карденаля в плечо. - Ты
понимаешь, что это значит.
Шилова Юлия
Перумов Ник
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Маккарти Кормак
Круз Андрей