западу. Остальные продолжали держаться прежнего румба.
поражении, которое потерпела куда более крупная армия блистательной Порты.
Но недаром в ответ на напоминание он коротко бросил: "Когда это было?"
Ветры грядущего века бились в складках трехцветных знамен, а мальтийский
крест уже давно принадлежал истории. Его место было среди музейного хлама.
состариться, не проржаветь, не превратиться в окаменевший реликт.
паломников, завоеватели столкнулись с трудной задачей. Истощенные,
шатающиеся от усталости и болезней пилигримы сотнями умирали в преддверии
святынь, которые грезились им на тернистом пути в Палестину. Чтобы как-то
облегчить участь страждущих, несколько французских рыцарей основали
странноприимный дом. Так было положено начало религиозной конгрегации,
члены которой обязались посвятить себя уходу за бедными и больными и дали
обет бедности и воздержания. Одевшись в темное грубошерстное платье и
поддерживая дух в теле лишь хлебом и водой, они разослали по всему
христианскому миру сборщиков милостыни, которую складывали в приюте для
больных. Единственным их отличием был белый крест, завещанный братьям
основателем ордена - рыцарем по имени Герард. По крайней мере, об этом
рассказывает легенда "Странноприимного дома иерусалимского госпиталя", или
госпиталя Святого Иоанна. О больнице, дававшей одновременный приют двум
тысячам занедуживших искателей благодати, шла молва по всему Востоку.
Рассказывают, что ее тайно, переодевшись нищим, навестил сам султан
Саладин, чтобы своими глазами увидеть этот дворец милосердия.
недолго, потому что госпитальеры вернулись к рыцарским забавам, а за
больными стали ходить специально нанятые послушники. Прежний аскетический
наряд был заменен черным костюмом сеньора и красным плащом. Провизор -
наставник общины - стал именоваться магистром, а затем и великим
магистром. При магистре Раймунде де Пюи основанный французскими рыцарями
орден стал "вселенским", как сама церковь, разделенным на восемь
(универсальное число направлений пространства) "языков", представлявших
главные государства феодальной Европы.
равно как и черную мантию с вышитым белым шелком восьмиконечным крестом -
символом целомудрия и восьми рыцарских добродетелей. Орденская печать
изображала больного на ложе с таким же крестом в головах и светильником в
ногах. "Бедные - вот наши единственные господа, - уверяли госпитальеры. -
Помощь бедным - вот наша единственная забота". Это ничуть не мешало
ордену, быстро обретшему военный характер, совершать кровопролитные набеги
на мусульман и враждовать с другими крестоносцами. За внешним смирением
таилась гордыня. Стать госпитальером мог лишь рыцарь самого благородного
происхождения, в крайнем случае побочный сын владетельного князя. Вступая
в обитель, новый посвященный вносил в орденскую казну две тысячи турских
су. Во всех завоеванных крестоносцами землях госпитальерам предоставлялось
преимущественное право строить замки и укрепленные дома за городскими
стенами. Они воздвигали свои форпосты в Антиохии и Триполи, возле
Тивериадского озера и на границах с Египтом. Один только Маркибский замок
вмещал тысячный гарнизон, а припасы были заготовлены на пять лет
непрерывной осады. Замок включал в себя не только церковь и жилища
ремесленников-оружейников, но и целую деревню с пашнями и садами. Орден
скопил несметные богатства, и не было в Европе такого герцогства или
графства, где бы не нашлось имения, принадлежавшего иоаннитам. В
тринадцатом веке в их владении было почти двадцать тысяч рыцарских вотчин.
До сих пор на карте Франции можно найти массу деревень с названием
Сен-Жан. Все это бывшие приорства и командорства. Ничего не осталось, а
имя живет.
переселились на Кипр, где создали сильное централизованное государство с
лучшим по тем временам флотом. Не прошло, однако, и двадцати лет, как оно,
по причине внутренних распрей, распалось, и госпитальеры вынуждены были
переселиться на остров Родос, после чего их стали называть родосскими
братьями. Турки, ставшие в пятнадцатом столетии властителями
Средиземноморья, атаковали остров, и вновь рыцари, оставшись без крова,
отправились по миру в поисках приюта. Они побывали на Крите, попробовали
бросить якорь в Мессине, Втербо, пока наконец не осели на Мальте. Получив
из рук императора Карла Пятого Мальту вместе с прилегающими островками
Гоцо и Комино, братство трансформировалось в Мальтийский орден Святого
Иоанна Иерусалимского.
государством во главе с гроссмейстером, которого титуловали "ваше
преимущественное величество", но стали иными цели и политические амбиции.
О призрении страждущих, о гробе господнем не было больше речи. Рыцари,
объявив себя форпостом христианства против Турецкой империи, обязались
защищать Средиземное море от султана и корсаров Магриба. Сражались они
самоотверженно, оказав бесценные услуги и Карлу, и Филиппу Второму. Орден
достиг апогея славы, победоносно выдержав четырехмесячную осаду турков и
заставив уйти восвояси их многочисленный флот. Рыцарским гарнизоном в
десять тысяч человек командовал гроссмейстер Жан-Паризо де Ла-Валетта, чье
имя было присвоено затем столице островного государства. Как это часто
случается, высший взлет явился началом падения. Железная дисциплина
ослабла, вспыхнули межнациональные распри, рыцари, погрязнув в пороках,
начали обогащаться за счет местного населения. На фоне всеобщего
разложения, коррупции и упадка проявилась полнейшая неспособность
гроссмейстеров справиться с положением. "Преимущественные величества"
теряли реальную власть, чем ловко воспользовались иезуиты и святейшая
инквизиция.
мирный, можно сказать, "цивильный" характер. Восстание задавленного
рыцарством местного населения - потомков арабов и финикийцев - вынудило
великого магистра принца Рогана провести хотя бы минимальные реформы. Были
сделаны попытки реорганизовать государственное управление,
судопроизводство, наладить экономику, что, в свою очередь, побудило шире
взглянуть на окружающий мир и попытаться найти поддержку.
город, построенный из белого, чуть теплого в утренних лучах камня,
вырисовывался с поразительной четкостью. Окруженный стеной с округлыми
выступами фортов, он был защищен по всем правилам инженерного искусства и
господствовал сразу над двумя бухтами. Но по другую сторону стен его
военный характер никак не ощущался. Домики из ракушечника, что так тесно
лепились друг к другу, дышали мудрым покоем. Сменялись поколения, а кров
оставался неизменным и вечным, как имя рода. Улицами здесь были лестницы,
круто сбегавшие к морю. Глухие стены обвивали старые лозы, и низки рыбы
сушились под каждым окном, неуловимо напоминая Корсику.
дворец великих магистров, затем, скользя по черепичным крышам, эркерам и
балкончикам, нацелился на сверкающий купол кафедрального собора Сен-Жан.
Такого великолепия не знала его нищая, прозябающая в полудиком оцепенении
родина. Спроектированный Франческо Лапарелли, учеником гениального
Микеланджело, город наполнял душу щемящей грустью, очаровывал.
Многочисленные мраморные распятия, обрамленные подковами колоннад, делали
его похожим на некрополь. Очевидно, это как-то отвечало суровому,
аскетическому духу ордена.
колену перчаткой. - Предупредительный залп!
на стенах увидели белые облачка разрывов. Затем докатился дробный, лающий
грохот.
собираются нас атаковать?
адвокат Мускат, как и все, облаченный в боевой огненный плащ с белоснежным
крестом. - Разве вы не видите, что это французы? Они уже захапали
пол-Европы и не остановятся, пока не проглотят весь мир. Как думаете, мы
сумеем защититься?
эскадры с дворцового балкона, молитвенно возвел очи. Менее всего он был
готов к войне. Дерзкий рейд застал его, а вместе с ним и весь капитул
совершенно врасплох.
взглянул на стоявшего рядом флотоводца.
мобилизоваться для отражения атаки, здесь не останется камня на камне. Вы
только посмотрите, сколько пушек! Да нас разнесут на мелкие части!
устремленные на него взгляды.
Феррата. - Ведь они тоже пока воздерживаются от бомб.
дворцовой площади ядер ударила в окна. Посыпались стекла, хрустальные
подвески с люстр, куски расписной штукатурки. Залы наполнились едкой
гарью.
Гомпеш прочищал горло и тер глаза, следующим залпом, продырявившим крышу
испанского дворца "Кастилья и Леон", разворотило фонтан Нептуна.