Разве что грубо ориентировочно... Я уже точно не помню.
Имейте в виду, что нам известно, сколько денег снял Георгий Мартынович со
сберкнижки. Не упускайте свой шанс, Корнилов. Докажите, что вам еще можно
верить.
счет, - осторожно вмешался Гуров. - Я со своей стороны, как говорят, не
для протокола могу лишь заметить, что на суде, если до этого дойдет, вы
будете вправе отказаться от своих показаний. Но я почему-то уверен, что мы
с вами поладим без всякого суда... Итак, сколько вы запросили за книгу?
квартиру? - спросил Люсин.
должен был обязательно ехать к вам? Не проще ли было вам самому
отправиться к нему на Синедь?
растерянностью. - Уж так вышло. Да и не с руки мне было переться на край
света с таким талмудом. Мало ли что...
демонстративно закрыл блокнот. - Лично мне почти все ясно. Еще раз
простите за вмешательство, Борис Платонович.
предвкушении предстоящего отдыха. - Остается уточнить, Петр Васильевич,
где и как вы провели интересующий всех нас день 16 августа?
Сначала ждал профессора, потом занялся составлением одного
библиографического списка и провозился до ночи. Живу я одиноко, и никто не
может свидетельствовать в мою пользу.
делах вообще не бывает полного алиби. Ведь в принципе вы могли позвонить
Солитову и не по собственной воле, а, скажем, выполняя чье-то поручение?
Это первый вариант. Возможен и второй. Вы могли рассказать об условленной
встрече другому лицу, причем без всякой задней мысли. В этом случае вы не
несете ответственности за неблаговидные действия этого лица, при условии,
конечно, что назовете его нам. Я ничего не утверждаю, а лишь выдвигаю
вполне естественные предположения.
вас не скрываем, ни я, ни Владимир Константинович. Игра идет, что
называется, в открытую. Такое доверие надо ценить, Петр Васильевич. -
Гуров протянул Корнилову отпечатанный протокол. - Пожалуйста, прочитайте
и, если согласны, подпишите свои показания.
напишете, у кого купили и кому продали книгу. Я тут же отмечу вашу
повестку, и мы разойдемся к обоюдному удовольствию. Если понадобится,
вызовем еще. Об ответственности за дачу ложных показаний вы знаете.
Подписали? Значит, все правильно? Ну, и расчудесно... А теперь пройдите в
приемную. Там вам дадут перо и листик бумаги.
дверь.
очевидно.
за ним недельку-другую.
жадного и радостного нетерпения. Так бывало в далеком детстве, когда
каждый новый день манил продолжением увлекательной и вечно новой игры.
узнавал черты им же самим выдуманных героев. Заманчиво было выискивать в
тусклой дымке старинных зеркал персонажей грядущих романов, которые скорее
всего останутся промелькнувшим видением. Разбирая собранные в библиотеке
письма и документы, Юрий Анатольевич с веселым удивлением следил за
конкурентной борьбой, которую вели безмолвные тени. В счастливые мгновения
полного сосредоточения ему начинало казаться, что сам он почти не
причастен к мелькающим в воображении сценам.
очаровательная негодяйка-маркиза, которой в роковую минуту предательства
давал пинка безымянный пока пражский студент, повстречавший в переулках
Юзефова глиняного истукана. В сокровищницах, которые открывались перед
Березовским, словно по волшебству, хранился материал для книг, которые
можно было бы сочинять до скончания века. От подобной перспективы
становилось как-то не по себе.
полчасика выхватывал несколько радужно сверкающих крапчатых рыбин. Форель
не брала приманку в прозрачной воде, поэтому перед каждым забросом
приходилось бросать в стремнину лопату-другую песку, заботливо
припасенного здешним егерем. Именно ему и сдавал Юрий Анатольевич
ежедневный улов, боясь нарушить навязанный врачами режим. Но те дни, когда
он позволял себе немного полакомиться, оставляли в памяти неувядаемый
след. В этом мнилось что-то влекуще запретное. Нечто подобное переживал,
наверное, крестьянский парень, украдкой пробравшийся в охотничьи угодья
сеньора. По феодальному праву, за самовольную ловлю форели можно было
угодить в колодки.
пахло сосновой доской, Березовский возвращался в свою комнату. Там уже
вовсю пылали в камине дрова, а в фаянсовом кувшине для умывания ждала
свежая колодезная вода. Лишь электрическая лампа - ему так хотелось
почитать вечерком при свече - мешала полному слиянию с этими стенами и
потолками, где, многократно отражаясь, еще не совсем замерло эхо минувших
дней.
спускался во внутренний двор. Сплошь оплетенная лозами стена, легкие
портики и гербы на фронтоне палаццо всякий раз напоминали ему об
Аквитании. Смутно мерещившийся строителям замка идеал нашел здесь
предельно полное, воплощение, несмотря на эклектическое смешение стилей и
вопиющее небрежение элементарными законами архитектуры. Победа духа всегда
достигается ломкой форм.
резных узорах знакомые элементы пятиугольника, Березовский лишний раз
убеждался в том, что кто-то постарался взрастить на чужбине альбигойскую
розу. Прожив несколько упоительных дней в доме, где таинственно
скрещивались мировые линии эпох и судеб, он успел изучить и бывших его
хозяев. Он постигал их характеры и вкусы по писанным живописной кистью
портретам, по любовным письмам, что хранились в фамильных шкатулках, по
мелочам интимного быта и книгам, в которых с точностью до крейцера
записывались расходы. Но чего-то постоянно недоставало. Словно минувшее и
впрямь было запечатано тайным знаком на камне и дереве, понятным лишь
посвященному.
года, оставили после себя великое множество фотографий, рассованных по
пухлым альбомам, переплетенным в сафьян, а то и вовсе без разбору
сваленных в ящики столов.
поздравительные открытки и послания соболезнования с черной каймой, Юрий
Анатольевич все чаще думал о том, насколько случаен или, напротив,
исторически закономерен был выбор пэра Франции, решившегося навсегда
поселиться в чужой, доселе ему неизвестной стране...
террора в коронные владения кайзера Леопольда Второго, выстроил свою новую
резиденцию в Северной Богемии, неподалеку от старинного города Турнова.
Место было выбрано со знанием дела. Наивно полагая, что все красоты земли
сосредоточены только во Франции, принц испытал приятное разочарование.
Изобилующие дичью густые леса, окаймляющие причудливые нагромождения скал,
произвели на него неизгладимое впечатление. Видно, недаром прозывались
турновские окрестности "Чешским Раем". Еще с тринадцатого века, когда под
впечатлением крестовых походов вся рыцарская Европа пришла в движение,
этот исконно славянский край начали прибирать к рукам немецкие феодалы.
опасался, а на давным-давно обжитые места, с многовековыми традициями
культуры. Здесь все было привычно для слуха и зрения. Господа в атласных
камзолах и париках разгуливали среди прямоугольно подстриженных деревьев,
болтали по-французски, ездили в удобных каретах с лакеями на запятках,
проигрывали состояния, понимали толк в хорошей охоте. Одно казалось
непостижимым: странное пристрастие к пиву, хотя не ощущалось недостатка ни