некроманта Прелати и ведьмы Меффрэ, которая якобы поставляла сеньору
младенцев для инфернальных экспериментов. Прелати, в частности, представил
суду почти протокольную запись проделанных им вместе с обвиняемым
магических действий. Можно лишь удивляться тому, что подобный некромант и
чернокнижник, сумевший к тому же обзавестись персональным демоном, вышел
из когтей инквизиции живым и здоровым. Судьи не хотели отплатить черной
неблагодарностью человеку, который помог им сокрушить основного врага. Как
только был оглашен приговор по делу сеньора Тиффожа, столь неосмотрительно
заложившего свои владения, как Прелати, а вместе с ним и Меффрэ были
выпущены на свободу.
окончательно пал духом и не стал отказываться от возведенных на него
чудовищных обвинений. Даже Баррона, которого так и не удостоился
лицезреть, принял на себя поверженный титан.
могли трубить победу. Подсудимый целиком и полностью изобличен, и нет
препятствий для вынесения ему смертного приговора. Но инквизиционный суд -
особый суд. При разборе дел, связанных с пособничеством сатане, у судей
всегда остается подозрение, что обвиняемый признался не до конца, что он
еще таит в себе нечто исключительно важное, предвкушая скорую смерть как
долгожданное избавление.
потом Инститорис, подгоняемые садистским усердием судьи предложили отдать
Жиля де Ре палачам. Напрасно выжатый, как губка, утративший волю человек
заверял их в своей готовности признать любые обвинения и принести
покаяние. Они не верили или, вернее, делали вид, что не верят в его
искренность.
чтобы осудить на смерть две тысячи человек! - воскликнул в отчаянии Жиль.
Рыдая и прося молиться за упокой своей пропащей души, проследовал он к
виселице. Над городом плыли молитвенные песнопения и похоронный звон.
столь усердно проклинавшие грешника горожане пролили сочувственную слезу.
закончилось расследование, как он поспешил передать владения барона Ре
своему сыну, хотя у Жиля был младший брат Рене, которому король разрешил
произвести раздел до того, как родовые имения оказались в закладе.
Напрасно некоторые историки, а вслед за ними и романисты утверждают, что
Жиль де Ре пал жертвой не столько жадности соседей, сколько алчности и
вероломства друзей. Жизнь не мозаика, ее нельзя разъять на четко
ограниченные фрагменты. Все в ней переплетено в тугие узлы, которые опасно
рубить мечом. Ведь после не разберешься в обрывках нитей.
некогда опорами для лодочной пристани. После реконструкции шлюзовой
системы прокатный пункт передвинули в другое место, в результате чего на
торчащих над водой железных концах появилась доска, предупреждающая
пловцов об опасности. Это было сделано скорее для очистки совести, потому
что едва ли кому-нибудь взбрело бы на ум здесь искупаться. Деревянная
лесенка, которая раньше выводила прямо к мосткам, была давным-давно
разобрана, и спуститься с отвесной кручи стало куда как затруднительно.
в этом далеко не безопасном местечке, где в сваях запутался топляк, а на
илистом дне валялись битые бутылки, искалеченная детская коляска и
покореженные части автомобильного кузова. Длительное пребывание в воде
сделало свое дело.
будет вполне достаточно. А вообще-то я не сомневаюсь, что это он... И плащ
его судя по описанию.
сигналов как будто не поступало?
сберкнижки, во всяком случае, нет. К тому же одна пуговица вырвана чуть ли
не с мясом, хотя это еще ни о чем не говорит. Поживем - увидим.
на корточки возле тела.
живым, то в легких должны обнаружиться микроводоросли. Но свалиться тоже
можно по-разному. Одно дело - случайно поскользнулся и упал, и совсем
другое...
в порожнее. Что дальше будем делать, Борис Платонович? Криминалисты и
медик, я вижу, свою задачу выполнили.
пожевал губами, но, взглянув на угрюмо-сосредоточенное лицо Люсина, махнул
рукой. - Ладно, пусть увозят...
Всеми помыслами уйдя в осмотр, где любая соринка могла впоследствии
сыграть первостепенную роль, криминалист только теперь обрел способность
нормально мыслить. - Ключи!
думая о своем.
прозрачном воздухе разлился запах отработанного бензина.
скрипнувшую калитку, являл печальное зрелище. Травы на куртинах и грядках
увяли, давно облетевшие розы топорщились колючими прутьями, и лишь
чертополох в глухом углу стойко противостоял иссушающим ночным заморозкам.
В слегка подрагивающей паутине запутались семена, живо напомнившие Люсину
спущенный носок Пети-Кадыка. Сумрачный дом больше, чем когда бы то ни было
раньше, напоминал запечатанный склеп. Окна были скрыты за тяжелыми черными
ставнями, дверь заперта, и никто не откликнулся на стук.
за понятыми.
проволочкой. Уж он-то должен знать, куда запропастилась Аглая Степановна.
похлебочкой?
поддаваться настроению. Если бы все полицейские и врачи переживали каждую
смерть так трагически, то в мире давным-давно не осталось бы ни врачей, ни
полиции. Не укорачивай себе жизнь, Люсин. Постарайся усвоить одно: на нас,
в первую очередь я подразумеваю тебя, нет и тени моральной
ответственности. Ты понял? Солитов был убит, то есть я полагаю, что он был
убит, задолго до того, как тебе поручили дело. Так какого, прости меня,
черта? Делай свою работу и радуйся жизни, которая нам тоже дана не на
век... Сколько ему было? Я позабыл.
почтальоншу Таню, Люсин, превозмогая охватившую его дремотную слабость,
отомкнул оба замка, демонстративно распахнул и, словно прощаясь, медленно
притворил обитую искусственной кожей дверь.
беспечностью. - Ключи принадлежали Солитову.
процедуры, понимающе закивали.
душевного совершенства был человек! Да будет земля ему пухом. А вам
спасибо, хоть похоронят теперь достойно. Рядом с хозяйкой, с Анной
Васильевной. Я знаю могилку, могу показать, если надо.
дремоту. - Кстати, где она сейчас?
Александрович на днях приезжал, беседу имел с ней серьезную. Только нас
это не касается, товарищ начальник, ни с какой стороны. Последнее дело -
соваться в семейные дела.
Никитин Юрий
Василенко Иван
Лукин Евгений
Вронский Константин
Шилова Юлия
Андреев Николай