золотыми глазами сперва меняют на золотую траву, а потом она уже зовется
белой, выменивают обратно на белый металл - серебро. Как тут удержаться от
смеха?
до смеха.
много останется! Куда ни ступи, всем надо дать: страже, отшельникам,
старосте...
доля.
довольный, что сумел поддеть приятеля. - И лошадь, как я понимаю, ты тоже
ламам не возвратил?
Разве можно обмануть главного ламу, в котором воплотилась душа чудотворца
Падмасамбавы? Он все видит наперед, все знает издалека.
расслышал. - Грохот небесной битвы действительно заглушал нормальную речь.
Поэтому они почти кричали друг другу, хотя и сидели бок о бок. - Если ты
продал лошадь, то деньги все равно нужно отдать монастырю.
и указал на несущуюся мимо них воду.
скального козырька, пока не заливали нишу. Рядом находился обрыв, и
тропинка слишком круто обвивала гору, для того чтобы вода успевала
накапливаться. Она стремительно низвергалась, унося с собой мелкий лесной
сор, обрывки ползучих растений, вымытые из расщелин песок и сланцевые
плиты. Но если бы где-нибудь внизу образовался затор, спасительная ниша
мгновенно превратилась бы в ловушку. Стремительный водоворот
просто-напросто вымоет из нее вс", что только может стронуться с места. Но
выбирать не приходилось. Тропа превратилась в скачущий по ступеням ручей,
а с лесистой вершины на нее обрушивались камни, ветки и перепутанные
корнями комья земли.
дождей еще не подошло, и Ваджрапани* скоро устанет метать свои стрелы.
живые существа нуждаются в приюте.
станут в последующие рождения. Возможно, царями...
лопалось в ушах небо. Молнии вспыхивали вс" реже, и гром уже не поспевал
за ними. Стало слышно, как в туманной мгле грохочут ручьи, разбиваются
капли и шуршат в листве дрожащие от холода мыши. Снеговой ветер с родных
поднебесных гор осадил туман, и залитые долины замерцали лунным глянцем.
промокла.
темные и жирные, как конская колбаса. Невидимо и неслышно закружились
летучие мыши, навевая быстрыми перепончатыми крыльями неодолимый сон.
Борясь с оцепенением, Лобсан потянулся почесать шею и спугнул
присосавшегося вампира.
голодные духи! - Он испуганно поднес к глазам ставшие липкими пальцы. -
Уйдем!
не впитала воду.
прислушался.
примятый тростник.
неуловимым постоянством сменяют они друг друга, создавая обманчивую
иллюзию неизменности.
наползли сбитые с деревьев пиявки.
собрались вязкие лужи, в целом она почти не пострадала. Для гималайских
жителей спуск не представлял особого труда.
живой, с острыми шипами изгородью. В полукруглом углублении сиротливо
увядали цветы. Пучки курительных свечей перемололи термиты.
просьбами и молитвами.
спасение и, оставив на алтаре кусочек серебра, пошли дальше. Перейдя над
клокочущей речкой по шаткому мосту из бамбуковых стволов, они увидели
вырубленные в скале ступени.
переливалась мокрая ночь. В блеске воды угадывались террасы рисовых полей,
пальмовые кровли навесов, в тени которых обычно отдыхают богомольцы: пьют
чай, запасаются сандаловыми свечами и амулетами. Звезда огня Марс низко
висела над горизонтом, и красноватый дрожащий отблеск ее медленно
колыхался в лаковом зеркале рисового поля.
связанные лианой висячие мостики. На каждом повороте стояли каменные
обелиски и жертвенники. Все говорило о близости святых мест.
извивам, прежде чем они увидели небесную арку, за которой туманился
непроглядный грот.
спустились в пещеру.
точки тлеющих свечек сурово подкрашивали тяжелые, почти неподвижные
облака. Густой запах можжевельника и сандала слезил глаза. В ушах, словно
к ним приставили по большой раковине, гудел прибой. Гималайцы, привыкшие к
мертвой тишине пещер, долго не могли понять, откуда идет этот гул. Только
различив стеклянный звон отдельных капель, догадались, что к чему. Потом
Лобсан заметил, что каменные фигуры богов пропускают свет.
Там!
полумглу. Жгучие огоньки и впрямь просвечивали сквозь статуи, играли в
каплях подземного дождя. От этого каменные громады казались совсем
невесомыми и почти живыми. В горных монастырях Тибета, Сиккима, Бутана и
Ладака Пурчун встречал чудеса и почище. Страшные оскаленные лики
гималайских демонов порой преследовали его даже во сне. С чашами крови в
руках, перевитые змеями, пляшущие на трупах, они выглядели действительно
устрашающе. Но это были его боги. Он знал, что ужасный облик они приняли
лишь для того, чтобы защитить людей, в том числе и его, Пурчуна, от
злобных духов. Но здесь все выглядело враждебно и чуждо. Хоть ламы и
говорили, что вера пришла в Гималаи именно отсюда, из Индии, Пурчун
страшился здешних идолов из прозрачного камня. Он хоть и узнавал в них
знакомые черты, но близости к ним как-то не чувствовал, напротив - ощущал
какую-то подавленность, глухую угрозу. Нет слов, боги его родины были
похожи на здешних, часто они выглядели даже страшнее, но от них тем не
менее исходило чувство успокоения и просветленности. Пурчун был уверен в
их благосклонности, в особом к нему покровительственном отношении. А здесь
не так, здесь совсем иное. Он сильно сомневался в том, что боги брахманов
встретят его лучше, чем сами брахманы. Он окончательно уверился в своих
опасениях, когда почуял сквозь дым курений застарелый запах сомы.
Тревожная загадка непонятного цветка, которому в Гималаях не придавали
ровно никакого значения, отвлекла его, помешала развеять пещерное
наваждение. Разве не находил он у себя в горах всевозможные прозрачные
камни - горный хрусталь, который ламы почитают за тайную силу, слоистые,
легко распадающиеся на отдельные пластины куски соли, не соленой на вкус?
божественных глаз?
перед ним словно облитый дымящейся кровью. Густые подвижные тени придавали
его прекрасному облику выражение свирепости. По крайней мере так
померещилось Лобсану, когда он приоткрыл жесткую тапу, по-деревенски