землю, где птицы вскормлены телами предков. Да и найдут ли они другую
долину, где так же хорошо уродится ячмень и просо и будут тучнеть буйволы
на летовках? Где так же будет сладок мед и целительны горные растения:
лук, абрикос и крапива?
не решив, отправили Римпочена, вновь избранного главу, за советом к
сричжангу* - отшельнику, живущему в недоступных пещерах горы Чжуонга.
Недаром слух о его аскетической жизни и сверхчеловеческой воле, перед
которой даже боги склоняются, прокатился по всем надоблачным царствам от
Непала до Тибета, от Бутана до Мустанга, Ладака и горных джунглей
Сиккимской страны. И вот уже скоро пойдет шестая неделя, как едет к
отшельнику кроткий, вечно напуганный и озабоченный Римпочен. За это время
он потерял двух лошадей вместе с поклажей, которые сорвались в пропасть,
когда после одной лютой ночи обледенела тропа, а также яка, павшего от
неизвестной болезни. Были съедены сухие пенки и почти все масло, выпито
просяное пиво, заметно поредели запасы цзамбы и сухих овощей. Погонщики с
каждым днем становились угрюмее. Их свирепые темные лица не покидало
настороженное выражение. Казалось, они чего-то все время ожидают. А до
цели оставалось еще не меньше восьми переходов.
кричащими оттенками такой беспощадной, трагической красноты, что помимо
воли накатывались слезы. Староста и погонщики прикоснулись к амулетам и
зашептали охранные мантры. Маленький караван достиг леса рододендронов и,
пройдя сосновый бор, где из-под ног вспорхнула тройка ярких фазанов, вышел
к заснеженному хребту. Начинались унылые пространства вечной зимы.
выморожено и утонуло в снегу. Мутная пурга над белыми, чуть малиновыми от
солнца хребтами и жуткая, безжалостная синева...
неслышно, как тени, скользили погонщики к Чертовой горе. Боясь отстать,
Римпочен то и дело понукал свою низкорослую монгольскую лошадь. Внизу в
неистовом белом дыму ревела желто-свинцовая Ринби. Волокнистые тени
неслись над самой землей. Впервые старосте стало по-настоящему жутко. А
ведь еще недавно он боялся лишь тигра, притаившегося в лесу, или
подстерегающего на заснеженных перевалах сиккимского леопарда. Что все
дикие звери перед дымящейся пылью пурги? Никогда тибетец Римпочен не
забирался так высоко!
ла-дуг - жестокая болезнь гор. Один из погонщиков выковырял из-под снега
окатанный слюдяной камешек и бросил его старосте.
почувствовал, что у него окоченели ноги. Стащив сапоги, он до красноты
натер ступни сухим снегом.
где сразу и заночевали, не согрев даже чаю. Лишь на рассвете разожгли
костер и поели. За ночь пала лошадь, и староста пересел на яка. Путь лежал
теперь по глянцевитому насту глубокого ущелья. Следить за его белыми
извивами было утомительно. Начинала кружиться голова. Но ущелье скоро
кончилось, и караван вышел на подветренную сторону горной цепи. Каменный
мэньдон* указывал дорогу к деревне. Над крышами домов и загонами для яков
развевались длинные цветные ленты. Ледяная корка сверкала на солнце.
Снежное поле казалось покрытым глазурью. Смертный холод под сердцем ослаб.
Староста предвкушал уже, как, сидя перед очагом, согреет руки над
пламенем. В ослепленных снегом глазах мелькали желтые с голубизной и
розоватые пряди. Жгучие золотые трещины жарко перебегали в синеватых
угольях.
пустых загонах валялась запорошенная снегом солома и смерзшийся в камень
навоз. Оспа ли заставила жителей сняться с насиженного места или они ушли
от притеснений местного феодала? Бежали от китайских солдат?.. На душе у
Римпочена стало еще тоскливее.
но голова кружилась. Болезнь гор усиливалась, и Римпочен опасался, что он
вот-вот сорвется в пропасть, на дне которой чернели крохотные волоски
сосен. Идти все чаще приходилось по голому льду. Каждый шаг давался с
трудом. Лишь к вечеру вошли они в великолепный лес, который видели сверху.
Но не нашли они приюта среди сосен. Все ущелье оказалось залитым водой.
Это таял снег в северо-восточной части хребта. Синяя вода выглядела
мертвой. Черные стволы исполинских деревьев падали в нее, медленно
смыкаясь где-то в слепящей точке опрокинутого неба, куда жутко, невозможно
заглянуть.
потянулись вдоль обледенелого канала, на дне которого шумел поток, несущий
камни, ломающий где-то внизу можжевельник и пихты. По просьбе Римпочена
погонщики остановились под скальным навесом, сплошь поросшим желтыми
лишайниками. Развьючив яков, зажгли костер из собранного в пути хвороста.
Сварили рис, заправили чай последним куском масла. Укутавшись в меховую
чубу и в два одеяла, Римпочен прилег на землю и уперся ногами в один из
тюков, чтобы не свалиться в пропасть. После горячей еды он почувствовал
себя лучше. Хотелось спать, но его волновали всевозможные страхи, реальные
и мнимые. В черно-зеленом небе всю ночь пылали ледяные факелы вещих звезд.
предвидя снежную бурю, стали неохотно собираться. Повернувшись лицом к
священной для буддистов горе, они пропели мантры, и подъем на перевал
возобновился. Через три полета стрелы встретилось небольшое, промерзшее до
самого дна озерцо. Яки еще двигались, скользя по бугристому льду. Стояла
удивительная тишина. Ни шума ветра, ни грохота водопадов. Только ледяная
пустыня и черные мохнатые туши яков по ней. Кроткие животные покорно
карабкались по обледенелому склону. Может быть, они чувствовали близость
смерти?
множество глубинных пузырей. Эти белые пустоты сверкали в косых лучах
солнца чистыми радужными огнями. Люди замерли, пораженные внезапной
пугающей красотой, столь нежданной среди заледенелой пустыни.
прославленному в священных книгах Сиккима Озеру Павлиньих Пятен.
них...
взъерошенными табунами неслись в небе, которое прямо на глазах приобретало
густой кровавый оттенок.
заклинания и долго смотрели в небо, которое постепенно заволакивалось
волокнистой мглой.
ждет смерть в этой страшной пустыне. Еще час, и мы погибнем.
снегом, из-под которого никому никогда не выбраться. Если снег пощадит нас
здесь, не миновать беды по ту сторону перевала. Давай вернемся.
рад вернуться, только куда? Ведь пурга всюду настигнет нас.
из священной рощи Лхамо, все приметы тоже обещали непогоду. Разве не так?
Однако ничего не случилось. Погода здесь быстро меняется, и снегопад может
пройти стороной.
Надо уходить.
староста.
обратился молодой кхамба к отцу. - Или не подстережет нас опять? Подумай о
том, что нам дважды придется проделать этот проклятый путь... Нет, ничего
другого не остается, как быстрее идти вперед. Да будет милость неба над
нами!
покачав головой, ткнул яка под хвост заостренным бамбуком.
пошел, а тучи поредели, и стало светлей. Окрыленные столь явной милостью,
люди одолели опаснейший перевал. И только возле обо - кучи камней,
оставленной в честь местных духов благодарными путниками, - староста начал
сдавать. Он бессильно опустился на снег, но тут же испуганно вскочил,