Предполагалось, что это будет стоянка кратковременная, пока не
разведают окрестностей и не подыщут места для более долгой и
устойчивой зимовки. Но в дальнейшем обстоятельства сложились
иначе и заставили партизан остаться тут и зазимовать.
покинутый Лисий оток. Это был лес сплошной, непроходимый,
таежный. В одну сторону, прочь от дороги и лагеря, ему конца
не было. В первые дни, пока войско разбивало новый бивак, и в
нем устраивалось на жительство, у Юрия Андреевича было больше
досуга. Он углубился в лес в нескольких направлениях с целью
его обследования и убедился, как в нем легко заблудиться. Два
уголка привлекли его внимание и запомнились ему на этом первом
обходе.
по-осеннему гол и весь виден насквозь, точно в его пустоту
растворили ворота, росла одинокая, красивая единственная изо
всех деревьев сохранившая неопавшую листву ржавая рыжелистая
рябина. Она росла на горке над низким топким кочкарником и
протягивала ввысь, к самому небу, в темный свинец предзимнего
ненастья плоско расширяющиеся щитки своих твердых
разордевшихся ягод. Зимние пичужки с ярким, как морозные зори,
оперением, снегири и синицы, садились на рябину, медленно, с
выбором клевали крупные ягоды и, закинув кверху головки и
вытянув шейки, с трудом их проглатывали.
Точно рябина всЈ это видела, долго упрямилась, а потом
сдавалась и, сжалившись над птичками, уступала, расстегивалась
и давала им грудь, как мамка младенцу. "Что, мол, с вами
поделаешь. Ну, ешьте, ешьте меня. Кормитесь". И усмехалась.
одного края круто обрывалась. Казалось, внизу под обрывом
предполагалось что-то другое, чем наверху, -- река или овраг
или глухой, некошеной травой поросший луг. Однако под ним было
повторение того же самого, что наверху, но только на
головокружительной глубине, на другом, вершинами деревьев под
ноги ушедшем, опустившемся уровне. Вероятно, это было
следствие обвала.
споткнувшись, весь как есть, полетел вниз и должен был
провалиться в тартарары, сквозь землю, но в решительный момент
чудом удержался на земле и вот, цел и невредим, виднеется и
шумит внизу.
возвышенность. Всю ее по краю запирали отвесные, ребром
стоявшие гранитные глыбы. Они были похожи на плоские отесанные
плиты доисторических дольменов. Когда Юрий Андреевич в первый
раз попал на эту площадку, он готов был поклясться, что это
место с камнями совсем не природного происхождения, а носит
следы рук человеческих. Здесь могло быть в древности
какое-нибудь языческое капище неизвестных идолопоклонников,
место их священнодействий и жертвоприношений.
исполнение смертный приговор одиннадцати наиболее виновным по
делу о заговоре и двум санитарам самогонщикам.
особой охраны штаба привели их сюда. Конвой сомкнулся
полукольцом вокруг приговоренных и, взяв винтовки на руку,
быстрым теснящим шагом затолкал, загнал их в скалистый угол
площадки, откуда им не было выхода, кроме прыжков в пропасть.
унижении лишили их человеческого облика. Они обросли,
почернели, были измождены и страшны, как призраки.
голову ощупывать их вторично перед казнью. Это представлялось
излишней подлостью, глумленьем над людьми перед близкой
смертью.
он, старый идейный анархист Ржаницкий дал три выстрела по цепи
конвойных, целясь в Сивоблюя. Ржаницкий был превосходный
стрелок, но рука у него дрожала от волнения, и он промахнулся.
Опять та же деликатность и жалость к былым товарищам не
позволила караулу наброситься на Ржаницкого или ответить
преждевременным залпом, до об щей команды, на его покушение. У
Ржаницкого оставалось еще три неистраченных заряда, но, в
возбуждении, может быть, забыв о них, и раздосадованный
промахом, он шваркнул браунинг о камни. От удара браунинг
разрядился в четвертый раз, ранив в ногу приговоренного
Пачколю.
часто-часто взвизгивая от боли. Ближайшие к нему Пафнуткин и
Гораздых подняли, подхватили его под руки и потащили, чтобы в
переполохе его не затоптали товарищи, потому что больше себя
никто не помнил. Пачколя шел к каменистому краю, куда теснили
смертников, подпрыгивая, хромая, будучи не в состоянии ступить
на перешибленную ногу. и безостановочно кричал. Его
нечеловеческие вопли были заразительны.
невообразимое. Посыпалась ругань, послышались мольбы, жалобы,
раздались проклятия.
pea листа, которую он еще носил, опустился на колени и так, не
вставая г них, ползком пятился дальше в толпе к страшным
камням. Он часто часто кланялся до земли конвойным, плакал
навзрыд и умолял их полубеспамятно, нараспев:
Не убивайте. Не жил я еще, молод умирать. Пожить бы мне еще,
маменьку, маменьку свою еще один разочек увидать. Простите,
братцы, помилуйте. Ноги ваши буду целовать. Воду вам буду на
себе возить. Ой беда, беда, -- пропал, маменька, маменька.
Вместе на двух войнах кровь проливали. За одно дело стояли,
боролись. По жалейте, отпустите. Мы добра вашего век не
забудем, заслужим, делом докажем. Аль вы оглохли, что не
отвечаете? Креста на вас нет!
изменники? Сам ты, собака, трижды изменник, чтоб тя удавили!
Царю своему присягал, убил царя своего законного, нам клялся в
верности, предал. Целуйся с чортом своим Лесным, пока не
предал. Предашь.
голову с седыми развевающимися волосами, он громко, во
всеуслышание, как коммунар к коммунару, обращался к
Ржаницкому.
Тебя не поймут эти новые опричники, эти заплечные мастера
нового застенка. Но не падай духом. История всЈ разберет.
Потомство пригвоздит к позорному столбу бурбонов
комиссародержавия и их черное дело. Мы умираем мучениками идеи
на заре мировой революции. Да здравствует революция духа. Да
здравствует всемирная анархия.
одними стрелками уловленной команде, скосил половину
осужденных, большинство насмерть. Остальных пристрелили вторым
залпом. Дольше всех дергался мальчик, Тереша Галузин, но и он
в конце концов замер, вытянувшись без движения.
2
восток отказались не сразу. Долго продолжались разведки и
объезды местности по ту сторону тракта вдоль Вытско-Кежемского
водораздела. Ливерий часто отлучался из лагеря в тайгу,
оставляя доктора одного.
было время наибольших партизанских неудач. Перед окончательным
своим крушением белые решили одним ударом раз навсегда
покончить с лесными нерегулярными отрядами и общими усилиями
всех фронтов окружили их. Партизан теснили со всех сторон. Это
было бы для них катастрофой, если бы радиус окружения был
меньше. Их спасала неощутимая широта охвата. В преддверии зимы
неприятель был не в состоянии стянуть свои фланги по
непроходимой беспредельной тайге и обложить крестьянские
полчища теснее.
невозможно. Конечно, если бы имелся план перемещения,
обещающий определенные военные преимущества, можно было бы
пробиться, пройти с боями через черту окружения на новую
Корнев Павел
Орлов Алекс
Куликов Роман
Фазиль Искандер
Шилова Юлия
Сертаков Виталий