7
него, пока он в третий раз подымался по чугунной лестнице.
Пустая квартира снова встретила его содомом скачущих,
падающих, разбегающихся крыс. Юрию Андреевичу было ясно, что
рядом с этою гадостью он не сомкнет глаз ни на минуту, как бы
он ни был измучен. Приготовления к ночлегу он начал с заделки
крысиных дыр. По счастью в спальне их оказалось не так много,
гораздо меньше, чем в остальной квартире, где и самые полы и
основания стен были в меньшей исправности. Но надо было
торопиться. Ночь приближалась. Правда, в кухне на столе его
ждала, может быть, в расчете на его приход, снятая со стены и
наполовину заправленная лампа, и около нее в незадвинутом
спичечном коробке лежало несколько спичек, счетом десять, как
насчитал Юрий Андреевич. Но и то и другое, керосин и спички,
лучше следовало беречь. В спальне еще обнаружилась ночная
плошка со светильней и следами лампадного масла, которое почти
до дна, наверное, выпили крысы.
Андреевич вбил в щели несколько слоев плашмя положенных
стеклянных осколков, остриями внутрь. Дверь спальни хорошо
приставала к порогу. Ее можно было плотно притворить и,
заперев, наглухо отделить комнату с заделанными скважинами от
остальной квартиры. В час с небольшим Юрий Андреевич со всем
этим справился.
потолка не доходящим карнизом. В кухне припасены были дрова,
вязанок десять. Юрий Андреевич решил ограбить Лару охапки на
две и, став на одно колено, стал набирать дрова на левую руку.
Он перенес их в спальню, сложил у печи, ознакомился с ее
устройством и наскоро проверил, в каком она состоянии. Он
хотел запереть комнату на ключ, но дверной замок оказался в
неисправности и потому, приперев дверь тугой бумажной
затычкой, чтобы она не отворялась, Юрий Андреевич стал не
спеша растапливать печку.
срезе одной из плах. С удивлением он узнал ее. Это были следы
старого клеймления, две начальные буквы "ка" и "де",
обозначавшие на нераспиленных деревьях, с какого они склада.
Этими буквами когда-то при Крюгере клеймили концы бревен из
Кулабышевской деляны в Варыкине, когда заводы торговали
излишками ненужного топливного леса.
она знает Самдевятова и что он о ней заботится, как когда-то
снабжал всем нужным доктора с его семьею. Открытие это было
нож в сердце доктору. Его и прежде тяготила помощь Анфима
Ефимовича. Теперь стеснительность этих одолжений осложнялась
другими ощущениями.
прекрасных глаз. Юрий Андреевич представил себе свободные
манеры Анфима Ефимовича и Ларину женскую опрометчивость. Не
может быть, чтобы между ними ничего не было.
Кулабышевские дрова, и по мере того, как они занимались,
ревнивое ослепление Юрия Андреевича, начавшись со слабых
предположений, достигло полной уверенности.
вытесняла другую. Он мог не гнать этих подозрений. Мысли сами,
без его усилий, перескакивали у него с предмета на предмет.
Размышления о своих, с новою силой набежавшие на него,
заслонили на время его ревнивые выдумки.
Тунцева удостоверила его в их благополучном прибытии. "Вы
снова, значит, без меня повторили этот долгий, тяжелый путь?
Как вы доехали? Какого рода эта командировка Александра
Александровича, этот вызов? Наверное, приглашение из Академии
возобновить в ней преподавание? Что нашли вы дома? Да полно,
существует ли он еще, этот дом? О как трудно и больно,
Господи! О, не думать, не думать! Как путаются мысли! Что со
мною, Тоня? Я, кажется, заболеваю. Что будет со мною и всеми
вами, Тоня, Тонечка, Тоня, Шурочка, Александр Александрович?
Вскую отринул мя еси от лица Твоего, свете незаходимый? Отчего
вас всю жизнь относит прочь, в сторону от меня? Отчего мы
всегда врозь? Но мы скоро соединимся, съедемся, не правда ли?
Я пешком доберусь до вас, если никак нельзя иначе. Мы
увидимся. ВсЈ снова пойдет на лад, не правда ли?
должна была родить и, вероятно, родила? Уже не в первый раз я
проявляю эту забывчивость. Как прошли ее роды? Как родила она?
По пути в Москву они были в Юрятине. Хотя, правда, Лара
незнакома с ними, но вот швее и парикмахерше, совершенно
посторонней, их судьбы не остались неизвестны, а Лара ни
словом не заикается о них в записке. Какая странная, отдающая
безучастием, невнимательность! Такая же необъяснимая, как ее
умалчивание о ее отношениях с Самдевятовым".
спальни. Он знал, что из стоящих и развешанных кругом вещей
нет ни одной, принадлежащей Ларе, и что обстановка прежних
неведомых и скрывающихся хозяев ни в какой мере не может
свидетельствовать о Лариных вкусах.
среди глядевших со стен мужчин и женщин на увеличенных
фотографиях. Духом враждебности пахнуло на него от аляповатой
меблировки. Он почувствовал себя чужим и лишним в этой
спальне.
по нем, и входил в эту комнату не как в помещение, а как в
свою тоску по Ларе! Как этот способ чувствования, наверное,
смешон со стороны! Так ли живут, ведут и выражают себя люди
сильные, практики вроде Самдевятова, красавцы-мужчины? И
почему Лара должна предпочитать его бесхарактерность и темный
нереальный язык его обожания? Так ли нуждается она в этом
сумбуре? Хочется ли ей самой быть тем, чем она для него
является?
О, на этот вопрос ответ всегда готов у него.
Голоса играющих детей разбросаны в местах разной дальности,
как бы в знак того, что пространство все насквозь живое. И эта
даль -- Россия, его несравненная, за морями нашумевшая,
знаменитая родительница, мученица, упрямица, сумасбродка,
шалая, боготворимая, с вечно величественными и гибельными
выходками, которых никогда нельзя предвидеть! О как сладко
существовать! Как сладко жить на свете и любить жизнь! О как
всегда тянет сказать спасибо самой жизни, самому
существованию, сказать это им самим в лицо!
их представительница, их выражение, дар слуха и слова,
дарованный безгласным началом существования.
о ней в минуту сомнения. Как именно совершенно и безупречно
всЈ в ней!
печную заслонку и помешал печь кочергой. Опламенившийся чистый
жар он задвинул в самый зад топки, а недогоревшие головешки
подгреб к переду, где была сильнее тяга. Некоторое время он не
притворял дверцы. Ему доставляло наслаждение чувствовать игру
тепла и света на лице и руках. Движущийся отблеск пламени
окончательно отрезвил его. О как ему сейчас недоставало ее,
как нуждался он в этот миг в чем-нибудь, осязательно исходящем
от нее!
перевернутом виде, не в том, в каком читал прежде, и только
теперь установил, что листок исписан и с нижней стороны.
Разгладив скомканную бумажку, он при пляшущем свете топящейся
печки прочел:
Дальше шло несколько вымаранных строк. Потом следовало:
"Зачеркнула, потому что глупо в записке. Наговоримся с глазу
на глаз. Тороплюсь, бегу доставать лошадь. Не знаю, что
придумать, если не достану. С Катенькой будет трудно..." Конец
фразы стерся и был неразборчив.
выпросила, раз уехала", -- спокойно соображал Юрий Андреевич.
"Если бы совесть ее не была совершенно чиста на этот счет, она
не упоминала бы об этой подробности".
8