непроходно, непорочная по рожестве Еммануилеве пребысть
нетленна". То есть море после перехода Израиля стало снова
непроходимо, а дева, родив Господа, осталась нетронутой.
Какого рода происшествия поставлены тут в параллель? Оба
события сверхъестественны, оба признаны одинаковым чудом. В
чем же видели чудо эти разные времена, время древнейшее
первобытное, и время новое, послеримское, далеко подвинувшееся
вперед?
и по взмаху его волшебного жезла расступается море, пропускает
через себя целую народность, несметное, из сотен тысяч
состоящее многолюдство, и когда проходит последний, опять
смыкается и покрывает и топит преследователей египтян. Зрелище
в духе древности, стихия послушная голосу волшебника, большие
толпящиеся численности, как римские войска в походах, народ и
вождь, вещи видимые и слышимые, оглушающие.
древний мир не обратил бы внимания, -- тайно и втихомолку дает
жизнь младенцу, производит на свет жизнь, чудо жизни, жизнь
всех, "Живота всех", как потом его называют. Ее роды незаконны
не только с точки зрения книжников, как внебрачные. Они
противоречат законам природы. Девушка рожает не в силу
необходимости, а чудом, по вдохновению. Это то самое
вдохновение, на котором Евангелие, противопоставляющее
обыкновенности исключительность и будням праздник, хочет
построить жизнь, наперекор всякому принуждению.
(потому что глазами неба надо это оценивать, перед лицом неба,
в священной раме единственности все это совершается) -- каким
образом небу частное человеческое обстоятельство, с точки
зрения древности ничтожное, стало равноценно целому
переселению народа?
оружием вмененная обязанность жить всей поголовностью, всем
населением. Вожди и народы отошли в прошлое.
человеческая жизнь стала Божьей повестью, наполнила своим
содержанием пространство вселенной. Как говорится в одном
песнопении на Благовещение, Адам хотел стать Богом и ошибся,
не стал им, а теперь Бог становится человеком, чтобы сделать
Адама Богом ("человек бывает Бог, да Бога Адама соделает").
небольшое отступление. В отношении забот о трудящихся, охраны
матери, борьбы с властью наживы, наше революционное время --
небывалое, незабвенное время с надолго, навсегда остающимися
приобретениями. Что же касается до понимания жизни, до
философии счастья, насаждаемой сейчас, просто не верится, что
это говорится всерьез, такой это смешной пережиток. Эти
декламации о вождях и народах могли бы вернуть нас к
ветхозаветным временам скотоводческих племен и патриархов,
если бы обладали силой повернуть жизнь вспять и отбросить
историю назад на тысячелетия. По счастью это невозможно.
евангельского рассказа о ней, а из молитв на Страстной неделе,
кажется, в Великий вторник или среду. Но вы все это и без меня
хорошо знаете, Лариса Федоровна. Я просто хочу кое-что
напомнить вам, а совсем не собираюсь поучать вас.
прежде всего страдание, страсти Господни, "грядый Господь к
вольной страсти" (Господь, идучи на добровольную муку). Кроме
того, это слово употребляется в позднейшем русском значении
пороков и вожделений. "Страстем поработив достоинство души
моея, скот бых", "Изринувшеся из рая, воздержанием страстей
потщимся внити", и т. д. Наверное, я очень испорченная, но я
не люблю предпасхальных чтений этого направления, посвященных
обузданию чувственности и умерщвлению плоти. Мне всегда
кажется, что эти грубые, плоские моления, без присущей другим
духовным текстам поэзии, сочиняли толстопузые лоснящиеся
монахи. И дело не в том, что сами они жили не по правилам и
обманывали других. Пусть бы жили они и по совести. Дело не в
них, а в содержании этих отрывков. Эти сокрушения придают
излишнее значение разным немощам тела и тому, упитано ли оно
или измождено. Это противно. Тут какая-то грязная,
несущественная второстепенность возведена на недолжную,
несвойственную ей высоту. Извините, что я так оттягиваю
главное. Сейчас я вознагражу вас за свое промедление.
помещают в самый канун Пасхи, на пороге Христовой кончины и
его воскресения. Я не знаю причины, но напоминание о том, что
такое есть жизнь, так своевременно в миг прощания с нею и в
преддверии ее возвращения. Теперь послушайте, с какой
действительной страстью, с какой ни с чем не считающейся
прямотой делается это упоминание.
или какая-нибудь другая Мария. Как бы то ни было, она просит
Господа: "Разреши долг, якоже и аз власы". То есть: "отпусти
мою вину, как я распускаю волосы". Как вещественно выражена
жажда прощения, раскаяния! Можно руками дотронуться.
более подробном, и где речь с большею несомненностью идет о
Магдалине.
прошлом, о том, что каждая ночь разжигает ее прежние
закоренелые замашки. "Яко нощь мне есть разжение блуда
невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха". Она
просит Христа принять ее слезы раскаяния и склониться к ее
воздыханиям сердечным, чтобы она могла отереть пречистые его
ноги волосами, в шум которых укрылась в раю оглушенная и
пристыженная Ева. "Да облобыжу пречистые Твои нозе и отру сия
паки главы моея власы, их же Ева в рай, пополудни шумом уши
огласивше, страхом скрыся". И вдруг вслед за этими волосами,
вырывающееся восклицание: "Грехов моих множества, судеб твоих
бездны кто исследит?" Какая короткость, какое равенство Бога и
жизни, Бога и личности, Бога и женщины!
18
ежедекадный выходной день. Обыкновенно он по этим числам
отсыпался за всю неделю. Он сидел, откинувшись на диване,
временами принимая полулежачее положение или совсем
растягиваясь на нем. Хотя Симу он слушал сквозь приступы
набегающей дремоты, ее рассуждения доставляли ему наслаждение.
"Конечно, все это от дяди Коли, -- думал он. -- Но какая
талантливая и умница!"
двор, как в комнате рядом, где Лара с Симушкой теперь невнятно
шептались.
стали летать, высматривая, где им сесть, две сороки. Ветер
слегка пушил и раздувал их перья. Сороки опустились на крышу
мусорного ящика, перелетели на забор, слетели на землю и стали
ходить по двору.
услышал из-за портьеры:
гости собираются. Или письмо получите.
проволоке, который незадолго перед тем починил Юрий Андреевич.
Из-за портьеры вышла Лариса Федоровна и быстрыми шагами пошла
отпирать в переднюю. По ее разговору у входной двери Юрий
Андреевич понял, что пришла сестра Симы, Глафира Севериновна.
у нас.
она домой собирается. Нет, я совсем не за тем. Письмо вашему
приятелю. Пусть спасибо скажет, что я когда-то на почте
служила. Через сколько рук прошло, и по знакомству в мои
попало. Из Москвы. Пять месяцев шло. Не могли разыскать
адресата. А я ведь знаю, кто он. Брился как-то у меня.
в распечатанном и истлевшем конверте, было от Тони. До
сознания доктора не дошло, как оно у него очутилось, он не
заметил, как Лара вручила ему конверт. Когда доктор начал
читать письмо, он еще помнил, в каком он городе и у кого в
доме, но по мере чтения утрачивал это понимание. Вышла,
поздоровалась и стала с ним прощаться Сима. Машинально он
отвечал, как полагается, но не обратил на нее внимания. Ее
уход выпал из его сознания. Постепенно он все более полно