Преодолевая слабость, он поднялся со скамьи и рывками вверх и
вниз за ремни оконницы стал пробовать открыть окно вагона. Оно
не поддавалось его усилиям.
борясь с припадком и охваченный какою-то тревогою, он не
относил этих криков к себе и не вникал в них. Он продолжал
попытки и снова тремя движениями вверх, вниз и на себя рванул
раму и вдруг ощутил небывалую, непоправимую боль внутри, и
понял, что сорвал что-то в себе, что он наделал что-то роковое
и что всЈ пропало. В это время вагон пришел в движение, но
проехав совсем немного по Пресне, остановился.
сквозь сгрудившийся затор стоящих в проходе между скамейками,
Юрий Андреевич достиг задней площадки. Его не пропускали, на
него огрызались. Ему показалось, что приток воздуха освежил
его, что, может быть, еще не всЈ потеряно, что ему стало
лучше.
вызывая новую ругань, пинки и озлобление. Не обращая внимания
на окрики, он прорвался сквозь толчею, ступил со ступеньки
стоящего трамвая на мостовую, сделал шаг, другой, третий,
рухнул на камни и больше не вставал.
вниз с площадки и обступило упавшего. Скоро установили, что он
больше не дышит и сердце у него не работает. К кучке вокруг
тела подходили с тротуаров, одни успокаиваемые, другие
разочаровываемые тем, что это не задавленный и что его смерть
не имеет никакого отношения к вагону. Толпа росла. Подошла к
группе и дама в лиловом, постояла, посмотрела на мертвого,
послушала разговоры и пошла дальше. Она была иностранка, но
поняла, что одни советуют внести тело в трамвай и везти дальше
в больницу, а другие говорят, что надо кликнуть милицию. Она
пошла дальше, не дожидаясь, к какому придут решению.
из Мелюзеева, старая-престарая. Она в течение двенадцати лет
хлопотала письменно о праве выезда к себе на родину. Совсем
недавно ходатайство ее увенчалось успехом. Она приехала в
Москву за выездною визою. В этот день она шла за ее получением
к себе в посольство, обмахиваясь завернутыми и перевязанными
ленточкой документами. И она пошла вперед, в десятый раз
обогнав трамвай и, ничуть того не ведая, обогнала Живаго и
пережила его.
13
него наискось столом. Со стола в дверь грубо выдолбленным
челном смотрел нижний суживающийся конец гроба, в который
упирались ноги покойника. Это был тот же стол, на котором
прежде писал Юрий Андреевич. Другого в комнате не было.
Рукописи убрали в ящик, а стол поставили под гроб. Подушки
изголовья были взбиты высоко, тело в гробу лежало как на
поднятом кверху возвышении, горою.
время белой сирени, цикламены, цинерарии в горшках и корзинах.
Цветы загораживали свет из окон. Свет скупо просачивался
сквозь наставленные цветы на восковое лицо и руки покойника,
на дерево и обивку гроба. На столе лежал красивый узор теней,
как бы только что переставших качаться.
распространился. В надежде на получение пенсии для детей, в
заботе об их школьном будущем и из нежелания вредить положению
Марины на службе отказались от церковного отпевания и решили
ограничиться гражданскою кремацией. В соответствующие
организации было заявлено. Ждали представителей.
помещении между выездом старых и водворением новых жильцов.
Эту тишину нарушали только чинные шаги на цыпочках и
неосторожное шарканье прощающихся. Их было немного, но все же
гораздо больше, чем можно было предположить. Весть о смерти
человека почти без имени с чудесной скоростью облетела весь их
круг. Набралось порядочное число людей, знавших умершего в
разную пору его жизни и в разное время им растерянных и
забытых. У его научной мысли и музы нашлось еще большее
количество неизвестных друзей, никогда не видавших человека, к
которому их тянуло, и пришедших впервые посмотреть на него и
бросить на него последний прощальный взгляд.
церемонией, давило почти ощутимым лишением, одни цветы были
заменой недостающего пения и отсутствующего обряда.
быть, ускоряя этим тление, источали свой запах, и, оделяя всех
своей душистою силой, как бы что-то совершали.
соседом царства смерти. Здесь, в зелени земли, между деревьями
кладбищ, среди вышедших из гряд цветочных всходов
сосредоточены, может быть, тайны превращения и загадки жизни,
над которыми мы бьемся. Вышедшего из гроба Иисуса Мария не
узнала в первую минуту и приняла за идущего по погосту
садовника. (Она же, мнящи, яко вертоградарь есть...)
14
Камергерский, и извещенные и потрясенные известием о его
смерти друзья вбежали с парадного в настежь раскрытую квартиру
с ополоумевшей от страшной новости Мариной, она долгое время
была сама не своя, валялась на полу, колотясь головой о край
длинного ларя с сиденьем и спинкою, который стоял в передней и
на который положили умершего, до прибытия заказанного гроба и
пока приводили в порядок неубранную комнату. Она заливалась
слезами и шептала и вскрикивала, захлебываясь словами,
половина которых ревом голошения вырывалась у нее помимо ее
воли. Она заговаривалась, как причитают в народе, никого не
стесняясь и не замечая. Марина уцепилась за тело и ее нельзя
было оторвать от него, чтобы перенести покойника в комнату,
прибранную и освобожденную от лишней мебели, и обмыть его и
положить в доставленный гроб. ВсЈ это было вчера. Сегодня
неистовство ее страдания улеглось, уступив место тупой
пришибленности, но она по-прежнему была невменяема, ничего не
говорила и себя не помнила.
не отлучаясь. Сюда приносили ей покормить Клаву и приводили
Капу с малолетней нянею, и уносили и уводили.
Гордон. На эту скамью к ней присаживался отец, тихо
всхлипывавший и оглушительно сморкавшийся Маркел. Сюда
подходили к ней плакавшие мать и сестры.
из всех выделявшиеся. Они не напрашивались на большую близость
к умершему, чем перечисленные. Они не тягались горем с
Мариною, ее дочерьми и приятелями покойного, и оказывали им
предпочтение. У этих двух не было никаких притязаний, но
какие-то свои, совсем особые права на скончавшегося. Этих
непонятных и негласных полномочий, которыми оба каким-то
образом были облечены, никто не касался, никто не оспаривал.
Именно эти люди взяли на себя, повидимому, заботу о похоронах
и их устройстве с самого начала, и ими распоряжались с таким
ровным спокойствием, точно это приносило им удовлетворение.
Эта высота их духа бросалась всем в глаза и производила
странное впечатление. Казалось, что эти люди причастны не
только похоронам, но и этой смерти, не как ее виновники или
косвенные причины, но как лица, после свершившегося давшие
согласие на это событие, с ним примирившиеся, и не в нем
видящие главную важность. Немногие знали этих людей, другие
догадывались, кто они, третьи, и таких было большинство, не
имели о них представления.
любопытство узкими киргизскими глазами, и эта без старания
красивая женщина входили в комнату, где находился гроб, все,
кто сидел, стоял или двигался в ней, не исключая Марины, без
возражения, как по уговору, очищали помещение, сторонились,
поднимались с расставленных вдоль стен стульев и табуретов и,
теснясь, выходили в коридор и переднюю, а мужчина и женщина
оставались одни за притворенными дверьми, как двое сведущих,
призванных в тишине, без помех и ничем не обеспокоенно
совершить нечто непосредственно относящееся к погребению и
насущно важное. Так случилось и сейчас. Оба остались наедине,
сели на два стоявших у стены табурета и заговорили по делу: