которых состоял обоз, двинулись, наезжая друг на друга и
постепенно выравниваясь. Юрий Андреевич помахал рукой
уезжающему товарищу. Их освещал огонь загоревшегося сарая.
Юрий Андреевич быстро направился к себе назад. За два дома до
его крыльца его свалила с ног воздушная волна разрыва и ранила
шрапнельная пулька. Юрий Андреевич упал посреди дороги,
обливаясь кровью, и потерял сознание.
14
Западного края у железной дороги, по соседству со ставкою.
Стояли теплые дни конца февраля. В офицерской палате для
выздоравливающих по просьбе Юрия Андреевича, находившегося тут
на излечении, было отворено окно близ его койки.
время кто чем мог. Им сказали, что в госпиталь поступила новая
сестра и сегодня в первый раз будет их обходить. Лежавший
против Юрия Андреевича Галиуллин просматривал только что
полученные "Речь" и "Русское слово" и возмущался пробелами,
оставленными в печати цензурою. Юрий Андреевич читал письма от
Тони, доставленные полевою почтой сразу в том количестве, в
каком они там накопились. Ветер шевелил страницами писем и
листами газеты. Послышались легкие шаги. Юрий Андреевич поднял
от письма глаза. В палату вошла Лара.
Друг о друге, ее узнали. Она не знала никого из них. Она
сказала:
подошла к Галиуллину.
чтобы сосчитать пульс, но в ту же минуту выпустила ее и села
на стул у его койки, озадаченная.
Галиуллин. -- Я служил в одном полку с вашим мужем и знал
Павла Павловича. У меня для вас собраны его вещи.
поразительная случайность. Так вы его знали? Расскажите же
скорее, как все было? Ведь он погиб, засыпан землей? Ничего не
скрывайте, не бойтесь. Ведь я все знаю.
почерпнутые из слухов. Он решил соврать ей, чтобы ее
успокоить.
далеко вперед со своей частью во время наступления и очутился
в одиночестве. Его окружили. Он был вынужден сдаться.
разговора взволновала ее. Она не могла справиться с
нахлынувшими слезами и не хотела плакать при посторонних. Она
быстро встала и вышла из палаты, чтобы овладеть собою в
коридоре.
глядела в угол на Галиуллина, чтобы снова не расплакаться.
Подойдя прямо к койке Юрия Андреевича, она сказала рассеянно и
заученно:
ее, что с ней, хотел рассказать ей, как дважды в жизни видел
ее, гимназистом и студентом, но он подумал, что это выйдет
фамильярно и она поймет его неправильно. Потом он вдруг
вспомнил мертвую Анну Ивановну в гробу и Тонины крики тогда в
Сивцевом, и сдержался, и вместо всего этого сказал:
силами. Я ни в чем не нуждаюсь.
посмотрела на этого курносого, ничем не замечательного
незнакомца.
теплый, заговаривающийся ветер ночами, которые пахли мокрой
землею.
приходили тревожные слухи из дому, изнутри страны. Прерывалась
телеграфная связь с Петербургом. Всюду, на всех углах заводили
политические разговоры.
утром и вечером, и перекидывалась ничего не значащими
замечаниями с больными из других палат, с Галиуллиным, с Юрием
Андреевичем. -- Странный любопытный человек, -- думала она. --
Молодой и нелюбезный. Курносый и нельзя сказать, чтобы очень
красивый. Но умный в лучшем смысле слова, с живым, подкупающим
умом. Но дело не в этом. А дело в том, что надо поскорее
заканчивать свои обязанности здесь и переводиться в Москву,
поближе к Катеньке. А в Москве надо подавать на увольнение из
сестер милосердия и возвращаться к себе в Юрятин на службу в
гимназии. Ведь про бедного Патулечку все ясно, никакой
надежды, тогда больше не к чему и оставаться в полевых
героинях, ради его розысков только и было это нагорожено.
принималась плакать). Замечаются очень резкие перемены в
последнее время. Недавно были святы долг перед родиной,
военная доблесть, высокие общественные чувства. Но война
проиграна, это -- главное бедствие, и от этого всЈ остальное,
все развенчано, ничто не свято.
и кого слушаться. Словно водили всю жизнь за руку, как
маленькую, и вдруг выпустили, учись ходить сама. И никого
кругом, ни близких, ни авторитетов. Тогда хочется довериться
самому главному, силе жизни или красоте или правде, чтобы они,
а не опрокинутые человеческие установления управляли тобой,
полно и без сожаления, полнее, чем бывало в мирной привычной
жизни, закатившейся и упраздненной. Но в ее случае, -- вовремя
спохватилась Лара, -- такой целью и безусловностью будет
Катенька. Теперь, без Патулечки, Лара только мать и отдаст все
силы Катеньке, бедной сиротке.
разрешения выпустили его книжку, что ее хвалят и пророчат ему
большую литературную будущность, и что в Москве сейчас очень
интересно и тревожно, нарастает глухое раздражение низов, мы
накануне чего-то важного, близятся серьезные политические
события.
сонливость. Он дремал с перерывами и воображал, что,
наволновавшись за день, он не может уснуть, что он не спит. За
окном позевывал и ворочался сонный, сонно дышащий ветер. Ветер
плакал и лепетал: "Тоня, Шурочка, как я по вас соскучился, как
мне хочется домой, за работу!" И под бормотание ветра Юрий
Андреевич спал, просыпался и засыпал в быстрой смене счастья и
страданья, стремительной и тревожной, как эта переменная
погода, как эта неустойчивая ночь.
эту память, эти бедные Патулечкины вещи, а я, такая свинья,
даже не спросила, кто он и откуда".
заглаживая след своей неблагодарности, она расспросила обо
всем этом Галиуллина и заохала и заахала.
Тиверзины, революционная зима тысяча девятьсот пятого года!
Юсупка? Нет. Юсупки не знала или не помню, простите. Но
год-то, год-то и двор! Ведь это правда, ведь действительно
были такой двор и такой год! О как живо она вдруг все это
опять ощутила! И стрельбу тогда, и (как это, дай Бог памяти)
"Христово мнение"! О с какою силою, как проницательно
чувствуют в детстве, впервые! Простите, простите, как вас,
подпоручик? Да, да, вы мне раз уже сказали. Спасибо, о какое
спасибо вам. Осип Гимазетдинович, какие воспоминания, какие
мысли вы во мне пробудили!"
почти вслух размышляла.
стрельба, но во сколько раз страшней! Это тебе не "мальчики
стреляют". А мальчики выросли и все -- тут, в солдатах, весь
простой народ с тех дворов и из таких же деревень.
Поразительно! Поразительно!
приковыляли инвалиды и не носилочные больные из соседних
палат, и наперебой закричали:
беспорядки. Войска петербургского гарнизона перешли на сторону
восставших. Революция.
Панов Вадим
Березин Федор
Корнев Павел
Маккэфри Энн
Березин Федор
Каргалов Вадим