Дров в доме оставалось два полена. Надевши шубку, в которой
она зябла от слабости даже в теплую погоду, Антонина
Александровна вышла "на добычу".
иногда заворачивали мужички с овощами и картошкой из
пригородных деревень. Их надо было ловить. Крестьян с кладью
задерживали.
здоровенный детина в армяке, шагая в сопровождении Антонины
Александровны рядом с легкими, как игрушка, санями, осторожно
отвел их за угол во двор к Громекам.
березового кругляку, не толще старомодных усадебных перилец на
фотографиях прошлого века. Антонина Александровна знала им
цену, -- одно званье, что береза, а то сырье худшего сорта,
свежей резки, непригодное для топки. Но выбора не было,
рассуждать не приходилось.
жилой верх, а в обмен на них поволок на себе вниз и уложил в
сани малый зеркальный шкал Антонины Александровны, в подарок
своей молодке. Мимоходом, договариваясь на будущее время о
картошке, он приценился к стоявшему у дверей пианино.
покупки. Разрубить отданный шкап на щепки было выгодней и
целесообразней, но у них рука не поднялась бы на это.
приглашение к больной. Непременно пойду. Вот отдохну немного и
пойду. Но порядочная даль. Где-то у Триумфальных ворот. У меня
записан адрес.
прочти. Бутылку германского коньяку или пару дамских чулок за
визит. Чем заманивают. Кто это может быть? Какой-то дурной тон
и полное неведение о нашей современной жизни. Нувориши
какие-нибудь.
назывались мелкие частные предприниматели, которым
государственная власть, уничтожив частную торговлю, делала в
моменты хозяйственных обострении маленькие послабления,
заключая с ними договоры и сделки на разные поставки.
собственники крупного почина. От полученного удара они уже не
оправлялись. В эту категорию шли дельцы однодневки, поднятые
со дна войной и революцией, новые и пришлые люди без корня.
направился к больной.
покрывавшим улицы от одного ряда домов до другого. Снежный
покров местами доходил до окон первых этажей. Во всю ширину
этого пространства двигались молчаливые полуживые тени,
тащившие на себе или везшие на салазках какое-нибудь тощее
продовольствие. Едущих почти не попадалось.
Размещенные под ними без соответствия с их содержанием
потребиловки и кооперативы стояли запертые, с окнами под
решеткою, или заколоченные, и пустовали.
отсутствия товаров, но также оттого, что переустройство всех
сторон жизни, охватившее и торговлю, совершалось еще в самых
общих чертах и этих заколоченных лавок, как мелких частностей,
еще не коснулось.
11
близ Тверской заставы.
двором внутри и деревянными галереями, шедшими в три яруса
вдоль задних надворных стен строения.
участии представительницы из райсовета, как вдруг в дом
явилась с обходом военная комиссия, проверявшая разрешения на
хранение оружия и изымавшая неразрешенное. Руководивший
обходом начальник просил делегатку не удаляться, уверив, что
обыск не займет много времени, освобождаемые квартиранты
постепенно сойдутся, и прерванное заседание можно будет скоро
возобновить.
квартира, куда ждали доктора, когда он подошел к воротам дома.
Солдат с винтовкой на веревочке, который стоял на часах у
одной из лестниц, ведших на галереи, наотрез отказался
пропустить Юрия Андреевича, но в их спор вмешался начальник
отряда. Он не велел чинить препятствий доктору и согласился
подождать с обыском квартиры, пока он осмотрит больную.
с матовым смуглым лицом и темными меланхолическими глазами. Он
был взволнован многими обстоятельствами: болезнью жены,
нависавшим обыском и сверхъестественным уважением, которое он
питал к медицине и ее представителям.
говорить как можно короче, но именно эта торопливость делала
его речь длинной и сбивчивой.
вещами, наспех скупленными с целью помещения денег во
что-нибудь устойчивое. Мебель из расстроенных гарнитуров
дополняли единичные предметы, которым до полноты комплекта
недоставало парных.
нервов от перепуга. Со многими не идущими к делу околичностями
он рассказал, что им продали за бесценок старинные испорченные
куранты с музыкой, давно уже не шедшие. Они купили их только
как достопримечательность часового мастерства, как редкость
(муж больной повел доктора в соседнюю комнату показывать их).
Сомневались даже, можно ли их починить. И вдруг часы, годами
не знавшие завода, пошли сами собой, пошли, вызвонили на
колокольчиках свой сложный менуэт и остановились. Жена пришла
в ужас, рассказывал молодой человек, решив, что это пробил ее
последний час, и вот теперь лежит, бредит, не ест, не пьет, не
узнает его.
сомнением в голосе спросил Юрий Андреевич. -- Проводите меня к
больной.
тумбочками красного дерева по бокам широкой двуспальной
кровати. На ее краю, натянув одеяло выше подбородка, лежала
маленькая женщина с большими черными глазами. При виде
вошедших она погнала их прочь взмахом выпростанной из-под
одеяла руки, с которой скользнул к подмышке широкий рукав
халата. Она не узнавала мужа и, словно никого не было в
комнате, тихим голосом запела начало какой-то грустной
песенки, которая так ее разжалобила, что она расплакалась и,
всхлипывая по-детски, стала проситься куда-то домой. С какого
бока ни заходил к ней доктор, она противилась осмотру, каждый
раз поворачиваясь к нему спиной.
всЈ равно, мне и так ясно. Это сыпняк, и притом в довольно
тяжелой форме. Она порядком мучится, бедняжка. Я бы советовал
поместить ее в больницу. Дело не в удобствах, которых вы ей
предоставите, а в постоянном врачебном присмотре, который
необходим в первые недели болезни. Можете ли вы обеспечить
что-нибудь перевозочное, раздобыть извозчика, или в крайнем
случае ломовые дровни, чтобы отвезти больную, разумеется,
предварительно хорошо закутав? Я вам выпишу направление.
Какой ужас!
могли бы лечить ее дома, по возможности участив посещения? Я
предложил бы вам какое угодно вознаграждение.
ней. Послушайте. Я даю вам хороший совет. Хоть из-под земли
достаньте извозчика, а я составлю ей препроводительную
записку. Лучше всего сделать это в вашем домовом комитете. Под
направлением потребуется печать дома и еще кое-какие
формальности.
12
Корнев Павел
Сапковский Анджей
Маккефри Энн
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Шилова Юлия