сейчас не приняли в ней участия.
тендера. В придачу требовалось распилить некоторое количество
длинного тройника.
распределили между желающими, разбившимися на пары. Получили
пилу и профессор с зятем.
веселые рожи. Не бывавшие в огне подростки, старшие ученики
мореходных классов, казалось, по ошибке затесавшиеся в вагон к
суровым семейным рабочим, тоже не нюхавшим пороху и едва
прошедшим военную подготовку, нарочно шумели и дурачились
вместе с более взрослыми матросами, чтобы не задумываться. Все
чувствовали, что час испытания близок.
зубоскальством:
отлучила, я к физическому труду неспособный. Эй, Мавра! Мотри
пилой подола не отпили, продувать будет. -- Эй, молодая! Не
ходи в лес, лучше поди за меня замуж.
26
крест на крест кольев, концами вбитых в землю. Одни оказались
свободными. Юрий Андреевич и Александр Александрович
расположились пилить на них.
почти в том виде, в каком полгода тому назад она ушла под
снег. Лес обдавал сыростью и весь был завален прошлогодним
листом, как неубранная комната, в которой рвали на клочки
квитанции, письма и повестки за много лет жизни, и не успели
подмести.
Александровичу, направляя движение пилы реже и размереннее, и
предложил отдохнуть.
вперед то в лад у всех, то вразнобой. Где-то далеко-далеко
пробовал силы первый соловей. С еще более долгими перерывами
свистал, точно продувая засоренную флейту, черный дрозд. Даже
пар из паровозного клапана подымался к небу с певучей
воркотнею, словно это было молоко, закипающее в детской на
спиртовке.
Александрович. -- Ты не забыл? Дело было так: мы разлив
проезжали, утки летели, ты задумался и сказал: "Мне надо будет
поговорить с вами".
всЈ больше углубляемся... Тут весь край в брожении. Мы скоро
приедем. Неизвестно, что мы застанем у цели. На всякий случай
надо бы сговориться. Я не об убеждениях. Было бы нелепостью
выяснять или устанавливать их в пятиминутной беседе в весеннем
лесу. Мы знаем друг друга хорошо. Мы втроем, вы, я и Тоня,
вместе со многими в наше время составляем один мир, отличаясь
друг от друга только степенью его постижения. Я не об этом.
Это азбука. Я о другом. Нам надо уговориться заранее, как нам
вести себя при некоторых обстоятельствах, чтобы не краснеть
друг за друга и не накладывать друг на друга пятна позора.
Ты нашел именно нужные слова. Вот что я скажу тебе. Помнишь
ночь, когда ты принес листок с первыми декретами, зимой в
метель. Помнишь, как это было неслыханно безоговорочно. Эта
прямолинейность покоряла. Но такие вещи живут в первоначальной
чистоте только в головах создателей и то только в первый день
провозглашения. Иезуитство политики на другой же день
выворачивает их наизнанку. Что мне сказать тебе? Эта философия
чужда мне. Эта власть против нас. У меня не спрашивали
согласия на эту ломку. Но мне поверили, а мои поступки, даже
если я совершил их вынужденно, меня обязывают.
прозеваем ли времени посадки. Что ей ответить? Я не знаю
здешней почвы. Каковы климатические условия? Слишком короткое
лето. Вызревает ли тут вообще что-нибудь?
даже скаламбурить "за семь верст киселя хлебать", потому что
верст этих, к сожалению, три или четыре тысячи. Нет,
откровенно говоря, тащимся мы так далеко совсем с другой
целью. Едем мы попробовать прозябать по современному, и
как-нибудь примазаться к разбазариванию бывших дедушкиных
лесов, машин и инвентаря. Не к восстановлению его
собственности, а к ее расточению, к обобществленному
просаживанию тысяч, чтобы просуществовать на копейку, и
непременно как всЈ, в современной, не укладывающейся в
сознании, хаотической форме. Озолоти меня, я на старых началах
не приму завода даже в подарок. Это было бы так же дико, как
начать бегать голышом, или перезабыть грамоту. Нет, история
собственности в России кончилась. А лично мы, Громеко,
расстались со страстью стяжательства уже в прошлом поколении.
27
Голова доктора плавала в поту на промокшей от пота подушке.
никого не будить, приотодвинул вагонную дверь.
лицом попадешь в паутину. "Туман", -- догадался он. -- "Туман.
День наверное будет знойный, палящий. Вот почему так трудно
дышать и на душе такая давящая тяжесть".
вслушиваясь кругом.
узловых. Кроме тишины и тумана, вагоны были погружены еще в
какое-то небытие и заброшенность, точно о них забыли, -- знак
того, что состав стоял на самых задворках, и что между ним и
далеким вокзальным зданием было большое расстояние, занятое
бесконечною сетью путей.
словно там полоскали белье, или ветер щелкал о древко
флагштока мокрым полотнищем флага.
на войне, вздрогнуть и напречь слух.
ровному, спокойно прокатывающемуся гулу на низкой, сдержанной
ноте.
покачал головой и спрыгнул с вагона вниз на землю.
вагонами поезд обрывался. Состав стоял без паровоза, который
куда-то ушел вместе с отцепленными передними вагонами.
Чувствовали видно, что лишь довезут их, с места бросят в самый
огонь".
разыскать дорогу на станцию. За углом вагона как из-под земли
вырос часовой с ружьем. Он негромко отрезал:
мой документ.
читать, глаза портить. Видишь, туман. Тебя без документа за
версту видно, какой ты есть доктор. Вон доктора твои из
двенадцатидюймовых содют. По-настоящему стукнуть бы тебя, да
рано. Марш назад, пока цел.
пререкания с часовым было бессмысленно. Лучше, правда, было
удалиться, пока не поздно. Доктор повернул в противоположную
сторону.
был восток. Там в дымке тумана взошло солнце и тускло
проглядывало между обрывками проплывающей мглы, как мелькают
голые в бане в облаках мыльного пара.
продолжал идти дальше. Ноги его с каждым шагом уходили всЈ
глубже в рыхлый песок.
спускалась. Через несколько шагов доктор остановился перед