войну и больше не возвращался, был убит. Утверждают, будто бич
божий наш и кара небесная, комиссар Стрельников, это оживший
Антипов. Легенда, конечно. И непохоже. А впрочем, кто его
знает. Все может быть. Еще чашечку.
1
вести разного рода записи. Он записал у себя:
сооружать кров, возделывать землю в заботе о пропитании,
создавать свой мир, подобно Робинзону, подражая творцу в
сотворении вселенной, вслед за родной матерью производя себя
вновь и вновь на свет!
передумаешь, пока руки заняты мускульной, телесной, черной или
плотничьей работой: пока ставишь себе разумные, физически
разрешимые задачи, вознаграждающие за исполнение радостью и
удачей; пока шесть часов кряду тешешь что-нибудь топором или
копаешь землю под открытым небом, обжигающим тебя своим
благодатным дыханием. И то, что эти мысли, догадки и сближения
не заносятся на бумагу, а забываются во всей их попутной
мимолетности, не потеря, а приобретение. Городской затворник,
крепким черным кофе или табаком подхлестывающий упавшие нервы
и воображение, ты не знаешь самого могучего наркотика,
заключающегося в непритворной нужде и крепком здоровье.
опрощения и перехода на землю, я не придумываю своей поправки
к социализму по аграрному вопросу. Я только устанавливаю факт
и не возвожу нашей, случайно подвернувшейся, судьбы в систему.
Наш пример спорен и не пригоден для вывода. Наше хозяйство
слишком неоднородного состава. Только небольшою его частью,
запасом овощей и картошки, мы обязаны трудам наших рук. Все
остальное -- из другого источника.
установленного государственною властью учета. Наши лесные
порубки -- воровство, не извинимое тем, что мы воруем из
государственного кармана, в прошлом -- крюгеровского. Нас
покрывает попустительство Микулицына, живущего приблизительно
тем же способом, нас спасают расстояния, удаленность от
города, где пока, по счастью, ничего не знают о наших
проделках.
чтобы не связывать своей свободы. Но всегда какая-нибудь
добрая душа на краю света проведает, что в Варыкине поселился
доктор, и верст за тридцать тащится за советом, какая с
курочкой, какая с яичками, какая с маслицем или еще с
чем-нибудь. Как я ни отбояриваюсь от гонораров, от них нельзя
отделаться, потому что люди не верят в действенность
безвозмездных, даром доставшихся, советов. Итак, кое-что дает
мне врачебная практика. Но главная наша и Микулицынская опора
-- Самдевятов.
этот человек. Он искренне за революцию и вполне достоин
доверия, которым облек его Юрятинский горсовет. Со всесильными
своими полномочиями он мог бы реквизировать и вывозить
Варыкинский лес, нам и Микулицыным даже не сказываясь, и мы бы
и бровью не повели. С другой стороны, пожелай он обкрадывать
казну, он мог бы преспокойно класть в карман, что и сколько бы
захотел, и тоже никто бы не пикнул. Ему не с кем делиться и
некого задаривать. Так что же заставляет его заботиться о нас,
помогать Микулицыным и поддерживать всех в округе, как,
например, начальника станции в Торфяной? Он все время ездит и
что-то достает и привозит, и разбирает и толкует "Бесов"
Достоевского и Коммунистический Манифест одинаково
увлекательно и, мне кажется, если бы он не осложнял своей
жизни без надобности так нерасчетливо и очевидно, он умер бы
со скуки".
2
комнатах деревянной пристройки, в детские годы Анны Ивановны
предназначавшейся Крюгером для избранной челяди, для домашней
портнихи, экономки и отставной няни.
его. С помощью понимающих мы переложили выходящую в обе
комнаты печку по-новому. С теперешним расположением оборотов
она дает больше нагрева.
новой растительностью, все заполнившей. Теперь, зимой, когда
всЈ кругом помертвело и живое не закрывает умершего,
занесенные снегом черты былого выступают яснее.
Картошку успели выкопать до дождей и наступления холодов. За
вычетом задолженной и возвращенной Микулицыным, ее у нас до
двадцати мешков, и вся она в главном закроме погреба, покрытая
сверху, поверх пола, сеном и старыми рваными одеялами. Туда же
в подполье спустили две бочки огурцов, которые засолила Тоня,
и столько же бочек наквашенной ею капусты. Свежая развешана по
столбам крепления, вилок с вилком, связанная попарно. В сухой
песок зарыты запасы моркови. Здесь же достаточное количество
собранной редьки, свеклы и репы, а наверху в доме множество
гороху и бобов. Навезенных дров в сарае хватит до весны. Я
люблю зимою теплое дыхание подземелья, ударяющее в нос
кореньями, землей и снегом, едва подымешь опускную дверцу
погреба, в ранний час, до зимнего рассвета, со слабым, готовым
угаснуть и еле светящимся огоньком в руке.
или нечаянно чихнешь, или просто снег хрустнет под ногою, и с
дальней огородной гряды с торчащими из-под снега капустными
кочерыжками порснут и пойдут улепетывать зайцы, размашистыми
следами которых вдоль и поперек изборожден снег кругом. И в
окрестностях, одна за другой, надолго разлаются собаки.
Последние петухи пропели уже раньше, им теперь не петь. И
начнет светать.
пересекают рысьи, ямка к ямке, тянущиеся аккуратно низанными
нитками. Рысь ходит как кошка, лапка за лапку, совершая, как
утверждают, за ночь многоверстные переходы.
рысей в ловушки попадают бедные русаки, которых вынимают из
капканов морожеными, окоченелыми и полузанесенными снегом.
из сил. Теперь, зимними вечерами, отдыхаем. Собираемся,
благодаря Анфиму, снабжающему нас керосином, вокруг лампы.
Женщины шьют или вяжут, я или Александр Александрович читаем
вслух. Топится печка, я, как давний признанный истопник, слежу
за ней, чтобы вовремя закрыть вьюшку и не упустить жару. Если
недогоревшая головешка задерживает топку, выношу ее, бегом,
всю в дыму, за порог и забрасываю подальше в снег. Рассыпая
искры, она горящим факелом перелетает по воздуху, озаряя край
черного спящего парка с белыми четырехугольниками лужаек, и
шипит и гаснет, упав в сугроб.
все поэмы, читаем в русском переводе "Красное и Черное"
Стендаля, "Повесть о двух городах" Диккенса и коротенькие
рассказы Клейста".
3
разделяет моего предположения, а я в этом уверен. Меня до
появления более бесспорных признаков не могут обмануть
предшествующие, менее уловимые.
Но ее внешность, раньше всецело находившаяся под ее
наблюдением, уходит из-под ее контроля. Ею распоряжается
будущее, которое выйдет из неЈ и уже больше не есть она сама.
Ларссон Стиг
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Роллинс Джеймс
Сапковский Анджей