неуловимое, необязательное мы понимаем одинаково. Но в вещах
широкого значения, в философии жизни лучше будем противниками.
Но вернемся к Стрельникову.
сведения о нареканиях на него, от которых у меня холодеет
сердце. Теперь он в Сибири, на одном из сильно продвинувшихся
наших участков, наносит поражение своему дворовому дружку и
впоследствии фронтовому товарищу, бедняжке Галиуллину, от
которого не скрыт секрет его имени и моего супружества, и
который по неоценимой тонкости никогда не давал мне этого
почувствовать, хотя при имени Стрельникова рвет и мечет и
выходит из себя. Да, так, значит, теперь он в Сибири.
путях в вагоне, где вы его видели), я всЈ порывалась
столкнуться с ним как-нибудь случайно, непредвиденно. Иногда
он в штаб ездил, помещавшийся там, где прежде находилось
Военное управление Комуча, войск Учредительного собрания. И
странная игра судьбы. Вход в штаб был в том же флигеле, где
меня раньше Галиуллин принимал, когда я приходила за других
хлопотать. Например, была нашумевшая история в кадетском
корпусе, кадеты стали неугодных преподавателей подстерегать и
пристреливать под предлогом их приверженности большевизму. Или
когда начались преследования и избиения евреев. Кстати. Если
мы городские жители и люди умственного труда, половина наших
знакомых из их числа. И в такие погромные полосы, когда
начинаются эти ужасы и мерзости, помимо возмущения, стыда и
жалости, нас преследует ощущение тягостной двойственности, что
наше сочувствие наполовину головное, с неискренним неприятным
осадком.
идолопоклонства и теперь в таком множестве посвятившие себя
освобождению его от социального зла, бессильны освободиться от
самих себя, от верности отжившему допотопному наименованию,
потерявшему значение, не могут подняться над собою и бесследно
раствориться среди остальных, религиозные основы которых они
сами заложили и которые были бы им так близки, если бы они их
лучше знали.
бесполезной и гибельной позе, к этой стыдливой, приносящей
одни бедствия, самоотверженной обособленности, но есть в этом
и внутреннее одряхление, историческая многовековая усталость.
Я не люблю их иронического самоподбадривания, будничной
бедности понятий, несмелого воображения. Это раздражает, как
разговоры стариков о старости и больных о болезни. Вы
согласны?
он тех же взглядов.
приезд или выход. Когда-то во флигеле была канцелярия
генерал-губернатора. Теперь на двери табличка: "Бюро
претензий". Вы, может быть, видели? Это красивейшее место в
городе. Площадь перед дверью вымощена брусчаткой. Перейдя
площадь, городской сад. Калина, клен, боярышник. Становилась
на тротуаре в кучке просителей и поджидала. Разумеется, не
ломилась на прием, не говорила, что жена. Фамилии-то ведь
разные. Да и при чем тут голос сердца? У них совсем другие
правила. Например, родной его отец Павел Ферапонтович Антипов,
бывший политический ссыльный, из рабочих, где-то тут совсем
недалеко на тракте в суде работает. В месте своей прежней
ссылки. И друг его, Тиверзин. Члены революционного трибунала.
Так что вы думаете? Сын отцу тоже не открывается, и тот
принимает это как должное, не обижается. Раз сын зашифрован,
значит, нельзя. Это кремни, а не люди. Принципы. Дисциплина.
важность! До жен ли было тут? Такие ли были времена? Мировой
пролетариат, переделка вселенной, это другой разговор, это я
понимаю. А отдельное двуногое вроде жены там какой-то, это
так, тьфу, последняя блоха или вошь.
называла фамилии, на вопрос о деле отвечала, что по личному.
Наперед можно было сказать, что штука пропащая, отказ.
Адъютант пожимал плечами, оглядывал подозрительно. Так ни разу
и не видала.
напротив! Я так его знаю! У него от избытка чувств такое
задумано! Ему надо все эти военные лавры к нашим ногам
положить, чтобы не с пустыми руками вернуться, а во всей
славе, победителем! Обессмертить, ослепить нас! Как ребенок!
недоумевающую девочку на руки, стала раскачивать ее, щекотать,
целовать и душить в объятиях.
16
в несчетный раз проезжал эти места. Он привык к дороге, стал
нечувствителен к ней, не замечал ее.
на Варыкино ответвлялась боковая дорога в рыбачью слободу
Васильевское на реке Сакме. В месте их раздвоения стоял третий
в окрестностях столб с сельскохозяйственной рекламою. Близ
этого перепутья застигал доктора обыкновенно закат. Сейчас
тоже вечерело.
поездок в город он не вернулся к вечеру домой и остался у
Ларисы Федоровны, а дома сказал, что задержался по делу в
городе и заночевал на постоялом дворе у Самдевятова. Он давно
был на ты с Антиповой и звал ее Ларою, а она его -- Живаго.
Юрий Андреевич обманывал Тоню и скрывал от нее вещи, всЈ более
серьезные и непозволительные. Это было неслыханно.
ему дороже всего на свете. Он стоял горой за ее честь, больше
чем ее родной отец и чем она сама. В защиту ее уязвленной
гордости он своими руками растерзал бы обидчика. И вот этим
обидчиком был он сам.
преступником. Неведение домашних, их привычная приветливость
убивали его. В разгаре общей беседы он вдруг вспоминал о своей
вине, цепенел и переставал слышать что-либо кругом и понимать.
в горле у него, он откладывал ложку в сторону, отодвигал
тарелку. Слезы душили его. "Что с тобой?" -- недоумевала Тоня.
-- "Ты, наверное, узнал в городе что-нибудь нехорошее?
Кого-нибудь посадили? Или расстреляли? Скажи мне. Не бойся
меня расстроить. Тебе будет легче".
никого не выбирал, не сравнивал. Идеи "свободной любви", слова
вроде "прав и запросов чувства" были ему чужды. Говорить и
думать о таких вещах казалось ему пошлостью. В жизни он не
срывал "цветов удовольствия", не причислял себя к полубогам и
сверхчеловекам, не требовал для себя особых льгот и
преимуществ. Он изнемогал под тяжестью нечистой совести.
ответа, надеялся на что-то несбыточное, на вмешательство
каких-то непредвиденных, приносящих разрешение, обстоятельств.
вез домой готовое решение. Он решил во всем признаться Тоне,
вымолить у нее прощение и больше не встречаться с Ларою.
казалось, недостаточно ясным, что с Ларою он порывает
навсегда, на веки вечные. Он объявил ей сегодня утром о
желании во всем открыться Тоне и о невозможности их дальнейших
встреч, но теперь у него было такое чувство, будто сказал он
это ей слишком смягченно, недостаточно решительно.
тяжелыми сценами. Она понимала, как он мучится и без того. Она
постаралась выслушать его новость как можно спокойнее. Их
объяснение происходило в пустой, необжитой Ларисой Федоровной
комнате прежних хозяев, выходившей на Купеческую. По Лариным
щекам текли неощутимые, несознаваемые ею слезы, как вода
шедшего в это время дождя по лицам каменных статуй напротив,
на доме с фигурами. Она искренне, без напускного великодушия,
тихо приговаривала: "Делай, как тебе лучше, не считайся со
мною. Я всЈ переборю". И не знала, что плачет, и не утирала
слез.
и что он оставил ее в заблуждении, с ложными надеждами, он
готов был повернуть и скакать обратно в город, чтобы
договорить оставшееся недосказанным, а главное распроститься с
ней гораздо горячее и нежнее, в большем соответствии с тем,
Никитин Юрий
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Мережковский Дмитрий
Флинт Эрик
Перумов Ник