морщинистому лбу.
выговорил крайний мутноглазый. - Мировых паразитов давят как
клопов, на месте!
послушаем. Чего же, интересно, вы желаете, юноша, папироску,
рюмочку водки и ложечку икорки, женщину?
- Я еще понимаю, если б, извиняюсь за выражение, сортир,
стоял где-то на улице! Но как вы собираетесь бежать из это-
го, пардон, сортира?!
го-то скрутило. Боюсь, как бы конфузия не вышла - пальнете
и...
сморщился черный. - Брюхо! Дикость! Отсталость! Нет! Нет!!
Тысячи раз я убеждал товарищей - рано, рано мы взялись за
это дело! Совсем рано - народец не готов, народец убог, сир,
дик, темен!!! Ему идеалы, а он - брюхо, понимаете ли!
ноглазый справа. - Или я его щас штыком продырявлю!
- он достал из кармана часы-луковку на цепочке, щелкнул кры-
шечкой. Потом горестно вздохнул: - Как трудно сохранять чис-
тые руки среди всей этой грязи, дряни и швали!
лачи не боялись, что он убежит. Скрипнула молния на сумке. И
бутылка выплыла наружу. Это было последним средством! Но...
Одно "но" - Ира! Он уже дернулся- не оставлять же ее с этими
убийцами, с этими подонками! Но потом спохватился - ведь это
они, именно ОНИ! Те, о ком говорил зеленый! И пришли Они за
Ним! Больше им никто не нужен!
тень. Но потом пошло лучше. И все же, когда бутыль опустела,
у Сергея глаза вылезали на лоб. Он весь вспотел, сбросил
куртку прямо на унитаз. В голову шарахнуло, да еще как ша-
рахнуло - он чуть не выронил бутылки. Все завертелось, зак-
рутилось вокруг. Явилось огромное плотоядно ухмыляющееся ли-
цо бородатого шамана. Шаман это хитро щурил глаза и все заг-
лядывал Сергею чуть ли не в душу. Потом он вдруг прокарта-
вил: "моодцом, батенька, моодцом! на пгавильном пути, това-
гищ!" И пропал. Сергей почувствовал, что вот-вот грохнется -
никогда он еще не косел так с одной-то бутыли.
извне. - Может, в дыру ускользнул?
выковыряю! Не усклизнет, убивец!
сосался. Совсем неразборчиво до него донесся сиропный голос:
нимать приговоренного'
скумекал, что ен там по большому делу засел. А что перчаток
на ем не было, его точно видал, врать не буду!
миг голова стала светлеть. Он глотнул еще трижды... и отвел
бутыль-генератор, поставил на крышку унитаза.
тальные соты высветили иные миры, притягивая к себе, маня.
потолок умчался под облака. Сергей приготовился к неожидан-
ному - вот сейчас высунется лапа, или вопьется в мясо гар-
пун, или захлестнет цепями... Но ничего такого не произошло.
гаться.
выпучилась тяжелая маслянистая струя, медленно потекла вниз,
ударило в нос страшным бормотушным запахом, и не запахом да-
же, а кошмарной вонью. Струя падала далеко, туда, куда про-
валился кафельный пол... и оттуда, оттуда поднималось вверх
целое море маслянистой жижи, бурлило, вздымалось, ползло.
Сергей забрался с ногами на унитаз, на крышку, спихнул бу-
тыль в жижу.
одна струя, не менее вонючая и маслянистая. Черная жижа доб-
ралась до коленей Сергея, до груди, коснулась подбородка. Он
подпрыгнул, пытаясь ухватиться за лампочку.Но сорвался, сос-
кользнул с крышки, ушел с головой в бормотушную жидкость,
начал захлебываться, рваться вверх... но чем сильнее он бил-
ся, тем сильнее его засасывало в беспросветную жуткую пучи-
ну, тем больше жижи проникало в легкие и тем меньше остава-
лось надежды.
смерти, он рвал на себе рубаху, засовывал пальцы в рот, от-
тягивал нижнюю челюсть, будто это она мешала вздохнуть, ца-
рапал ногтями лицо... кричал, кричал, кричал! Но ни звука не
вырывалось из его горла.
ся вконец сердцем, намучился... но умирать ему не хотелось.
Другой бы в кромешной тьме, зловонной мокряди, смраде давно
бы сбился со счету, потерял бы временную нить и сам потерял-
ся. Но дед Кулеха упорно считал часы и минутки, отмеривал
срок. Хотя какой там срок! Срока никто не определял. Одно
было ясно - расстреливать приводили по ночам. Вот уже восемь
партий на тот свет спровадили. А стало быть прошло восемь
суток.
тянул трясущиеся руки, силился сказать чего-то. Дед Кулеха
хотел его распросить. Да мертвец-то помер и взаправду, отму-
чился - слишком много сил, видать, потратил, чтоб выползти
из страшной дыры. Мертвому лучше с мертвыми - дед Кулеха
спихнул тело вниз.
рился, прополз в темнотище под ногами у пьяных палачей, за-
бился в нишу на втором ярусе да замер там, будто куль с ов-
сом. Партия была большая, человек в шестьдесят, стреляли
долго, утомились, прочухались, а беглеца-то так и не хвати-
лись. Дед Кулеха, матерщинник и безбожник, уверовал в Силы
Небесные в единочасье, взмолил Бога, чтоб не дал Тот ему по-
гибнуть теперь, после чудесного спасения!
и пьяная ругань, стоны, мольбы, злобное покрикивание, у деда
Кулехи сердце превращалось в загнанного, затравленного сво-
рой борзых зайчонка. Трясущиеся губы нашептывали полузабытые
слова молитв, немели. И до того было страшно, что обмирал
дед Кулеха, терял чувство верха и низа и казалось ему, что
висит он на тонюсенькой ниточке подвешенный, висит над такой
пропастью, в которую и заглянуть-то боязно. А потом... потом
гремели выстрелы, жутко орали недобитые, визжали раненные,
матерились стрелки, добивая тех, кого пуля не брала, рукоя-
тями своих наганов да маузеров. И все это время дед Кулеха
падал в пропасть - падал и не мог достичь дна! Ужас падения
застил все, и не было муки сравнимой с этим падением.