денный только входил в раж. Вытянутое его лошадиное лицо на-
ливалось красками, оживало. Град ударов сыпался на допраши-
ваемого. Толку было маловато.
жане. Он положил на стол перед изможденным какую-то бумагу.
Потом пристально вгляделся в Сергея, просто пронизывая его
острым взглядом прищуренных глаз. У того мурашки по коже по-
бежали - ну почему у них у всех одинаковый взгляд, почему?!
ведь это взгляд заведомого палача на заведомую жертву, неуж-
то они абсолютно уверены в своей непогрешимости, в своем
праве судить, казнить, пытать?! Это было страшной неразреши-
мой загадкой. Не могло быть на белом свете, среди людей соз-
данных по Образу и Подобию, таких вот существ, просто не
могло. Они пришли из иного мира, их породила иная вселенная,
не иначе! Сергей прикрыл глаза.
бровями, - упорствуешь?! Пользуешься, гад, тем, что товарищ
Генрих ни бельмеса на местных диалектах не сечет, так?! Ду-
маешь обдурить нас?! А ты знаешь, контра ползучая, отрыжка
старого мира, что товарищ Генрих двадцать лет на царских ка-
торгах просидел?!
вставил Сергей.
сил отпустить. В нем проснулось что-то непонятное, такое,
чего прежде не было почти, что приходило иногда, но позже
уходило.
заплывшие глаза, посмотрел снизу на обоих. И просипел с вы-
зовом:
дел! У вас столько не просидишь.
больно. Трижды отливали водой. И опять начинали бить. Потом
утомились. И изможденный взялся за свое.
то допрос только начинался.
тебе не скажу, хоть кожу сдирай! - заявил Сергей и в четвер-
тый раз провалился в небытие.
А было так - два молчаливых китайца хлестали его плетями,
думали привести в сознание, но ничего не вышло. Тогда его
снова обливали водой. Потом кололи иглами, прижигали ногти
спичками. Наконец изможденному надоело тратить время попусту
и он приказал покорным и исполнительным китайцам отнести те-
ло в камеру.
руками в косяк. С ним не стали церемониться, прикладами ки-
тайцы работали неплохо.
замызганный пол. Ему казалось, что он еще продолжает старую
беседу с зеленым гадом, с наставничком - видно, дубинка по-
действовала на его мозги, да и немудрено!
остальное образуется, спи, Серенька!
Но не пытались чего бы то ни было предпринять. Лишь монах с
треском выдрал из-под своей рясы большой клок белой материи
и принялся обматывать голову Сергею. Тот не сопротивлялся и
не помогал. Он был безучастен. И только когда пальцы монаха
ненароком причинили ему острейшую боль, заорал вдруг не сво-
им голосом, блажным криком заорал:
дал голос.
за мученика дед Кулеха. - Вот двину щас по рылу!
дальше, хотя он был втрое больше и жирнее старика-бродяжки.
отразился от сырых тюремных стен и вернулся к хозяину. Точ-
но, сбрендил, подумалось ему, и немудрено! Раны, ушибы, по-
резы вдруг перестали причинять боль, тело онемело, стало чу-
жим - словно полведра новокаина вкололи. Сергей попробовал
пошевелить рукою - та подчинилась, согнулась в локте, потом
поднялась. Но он ее не чувствовал, совсем не чувствовал. И
это было странным, такого с ним еще не бывало. Видать, приш-
ла такая пора, когда нервные окончания уже не могли переда-
вать болевые ощущения в мозг, а скорее всего сам мозг уже
отказывался принимать сигналы, он был пресыщен, забит болью
и ужасом до предела. А вместе с болевыми ощущениями он отка-
зывался принимать и все прочие ощущения, свойственные здоро-
вому телу. Ну и пусть!
его мучить, ушел под свое окошко. Дед Кулеха тихонько сопел
рядом. На улице смеркалось, и оттого в камере становилось
все темнее. Сергей сидел и не мог закрыть глаз. Он и рад был
бы сейчас провалиться в забытие, отрешиться, да только не
мог. Навалилась бессонница - тело спало в онемении и засты-
лости, а мозг бодрствовал, не желал уходить во тьму.
нарастет, не печалуйся, паря.
Ничего у вас уже не нарастет, нечего сказки рассказывать.
Надо к смерти готовиться. Надо чтоб душа чистой отошла в мир
иной, просветленной. Надо простить врагам своим и самим по-
каяться. Нечего перед Богом-то лукавить!
отойдешь! А других не стращай! Вывернимси!
Другие поймут, услышат! Чего плоть-то жалеть? Плоть - это
грязь, присохшая к душе! Плоть - глина, из земли рождена, в
землю и уйдет. А душа в выси небесные поднимется, соединится
с Тем, кто вдохнул ее в глину эту, позабудет про земные го-
рести. Вот тогда только и начнется жизнь-то, и покажется
сверху все мелким и суетным, и не вспомнится даже о страда-
ниях глины этой, будто и не было ничего...
пуще прежнего, - тут ты промашку даешь - все верно, все. Но
тока не позабудется ниче, отольютсято слезоньки наши катам,
в адском пламени, на сковородах да в чанах с кипящим масли-
цем отольются!
зал он. - Им мучиться вековечно! А ты лишь малую толику при-
мешь пред новой жизнью-то! Простить надо и покаяться.
его видал где-то, слишком уж знакомая харя была - толстая,
волосатая, губастая. Голос жирного прозвучал грубо и надмен-
но:
Кончилося рабство-то! Теперя не старопрежние времена пошли!
Не позволю при себе людишек унижать. Мы не рабы! Рабы не мы!
охранничков, думает, передадут кому надо, те оценят лояль-
ность да и выпустят.
холуй! Нет свободнее того, кто сам о себе, с полным понима-
нием скажет - раб Божий! Ибо говоря так, он дает понять, что
лишь Богу он служит, лишь Бога над собою ставит. Все осталь-
ные - и цари, и вельможи, и комиссары, и палачи - лишь тво-
рения Божьи, ни в чем не могущие подняться над ним, рабом
Божиим! Все сотворены равными! А не признающий над собою Бо-
га, признает над собой власть иного человека, его рабом ста-
новится. Вот и подумай, кто из нас свободнее и кто из нас не
раб на деле!
А в глаза словно распялки вставили, не опускались веки - и
хоть ты вой!
лет измывались, попы проклятые! Тока теперь конец! Крышка
вам! Теперя все кресты с ваших мракобесных церквух посшиба-
ли! А гце не сшибли, еще посшибают! И правильно! Так и надо!
Зыков Виталий
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Никитин Юрий
Афанасьев Роман