Ахиллеса, размером остров не больше тарелки, и я не понимаю горячности графа
Буоля, упрекающего нас в наличии русской прислуги на маяке острова
Змеиного...
турецкого - это политика Лондона, а объединение Дунайских княжеств в Румынию
- это начало развала Турецкой империи. Кларедон упрекнул Валевского:
в зал заседаний были допущены прусские представители, делегацию которых
возглавлял берлинский бюрократ Отто фон Мантейфель. Орлов дружески тронул
его за локоть и доверительно сказал:
конечно, не можем забыть, что из всех великих держав одна Пруссия не была
нам враждебна..." Петербург с Берлином сковывали давние родственные узы
Гогенцоллернов с Романовыми, а мать Александра II была внучкою короля
Фридриха Великого... Пушечными выстрелами перед домом Инвалидов, где
покоился прах Наполеона I, Европа была извещена о наступлении мира. Итак,
все кончено. Кларедон подошел к Орлову, предлагая руку для пожатия.
обнять вас по русскому обычаю.
руки, и британский дипломат вялым мешком опустился на землю в обморочном
состоянии.
уничтожения наших верфей в Николаеве...
"принц Лулу". Орлов от души поздравил императора и выразил желание обнять
его.
Александр Михайлович долго хранил молчание.
Москву наезжали послы Мамая и Тохтамыша, дабы собирать ясак натурою с наших
пращуров, положение российской дипломатии было все-таки намного хуже, чем
наше. Меня утешает в этом трактате одно: пищу никогда не едят такой горячей,
какой она готовится на плите...
нейтрализация Черного моря: мы не имеем права возрождать флот на Черном
море, заводить порты и арсеналы.
бы за счастие дожить до того дня, когда Парижский трактат с его позорными
статьями будет уничтожен.
ссылаясь на старость и недомогания. Пожалуй, были причины и более серьезные:
он ведь знал о германофильстве царя, и это мешало бы ему сводить Россию в
альянсе с Францией... На уговоры царя князь отвечал:
что слушать его способны одни ангелы. Вы молоды, а я стар: мы же с вами
будем ссориться! Ах, лучше оставьте меня - я разбит смертью любимой
женщины...
ПРОБА ГОЛОСА
мира; средь коленопреклоненных сановников и свитских дам шелестел шепоток:
"Горчаков, кажется, возьмет портфель у Карлушки..." На выходе из храма об
этом же заговорил с царем и граф Адлерберг - возмущенно:
друзья которого до сих пор в Сибири?
дворце и ждал, чем все это закончится...
батюшки, которого Герцен прозвал "неудобозабываемым". Правда, смена кабинета
далась нелегко, пришлось даже выдержать истерику матери. Почерневшая и сухая
мегера, внучка Фридриха Великого, кричала на сына:
отца - без Клейнмихелей! без Нессельроде!
А я не гений - мне нужны умные люди...
перехода из одного вагона в другой), император с Горчаковым ехали в Царское
Село. Разговор шел о пустяках, а когда показалось Пулково, Александр II
сказал:
внешняя политика - сестра политики внутренней, и разделение их невозможно,
ибо эти близнецы порождены одной матерью - природою государства. Пусть же
начало вашего царствования отметится благородным актом милости...
возвратите им честь их званий.
придворный экипаж. Недавно прошел весенний дождь, молодая зелень приятно
сквозила за окошками кареты, ехавшей, как по паркету, по великолепной
мостовой. Царь настаивал на принятии дел иностранных:
Парижский трактат хорош уже тем, что определил цели русской политики на
ближайшие годы. Не в силах скрыть от вас и своего простительного
тщеславия... Да! Я хотел бы стать имперским канцлером только затем, чтобы,
не выкатив из арсеналов ни единой пушки и не тронув даже копеечки из казны,
без крови и выстрелов, сделать так, чтобы наш флот снова качался на рейдах
Севастополя.
дела Горчакову.
европейского концерта, ее голос потерял прежнее очарование. Сейчас нам
предстоит лишь бисировать на галерке признанным певцам Вены, Парижа и
Лондона... Я вам не завидую, - сказал Нессельроде на прощание.
отчаянное, а я, как влюбленный Нарцисс, буду любоваться своим отражением в
чернилах, налитых сюда еще во времена Венского конгресса, ибо с тех пор они
не менялись...
была перевернута. Открылась чистая - русская, патриотическая. Тютчев
проводил Нессельроде злыми стихами:
поведение в Крымской войне, подготовить мир к уничтожению Парижского
трактата и юридически закрепить наши границы на Амуре. Проавстрийская
дворцовая партия навязывала Горчакову барона Мейендорфа, чтобы князь взял
его на пост товарища министра. Горчаков решил "стародурам" не уступать и
вызвал венского прихлебателя к себе:
изолировать Мейендорфа от венских влияний. Но Мейендорф намекнул, что
побережет здоровье от английской сырости, дабы дождаться, когда Горчаков
сломает себе шею на антиавстрийской политике (а тогда барон и сам займет его
место).
драгоценным здоровьем. Каждый год я стану отдыхать на лучших курортах
Швейцарии, чтобы не доставить вам удовольствия плестись за моим траурным
катафалком...
***
герцога Морни, описал его в своем знаменитом романе "Набоб". Из критики
этого романа известно, что Морни умер не от приема возбуждающих снадобий, а
был пронзен шпагою в самое непристойное место супругом той женщины, которую
он имел неосторожность посетить. Для нас Морни интересен тем, что сразу же
после Парижского конгресса он был направлен послом в Россию. Я не знаю
другого французского дипломата, который бы оставил в русской литературе
столько следов о себе, сколько герцог Морни! Именно по этой причине я и
постараюсь быть предельно краток... Морни вез в Россию винный погреб,
который с трудом вылакал бы даже полк лихих изюмских гусар, коллекцию
гобеленов и картинную галерею, способную составить филиал Лувра. На границе
его ожидал курьер от Горчакова, а в одной деревне крестьяне встретили посла
"серенадой, в которой, - по словам Морни, - наверное, скрывались самые